Учение о сущности - Гегель Георг Вильгельм Фридрих - Страница 2

во-вторых, надлежит рассмотреть эти рефлективные определения или существенности (Wesenheiten);

в-третьих, сущность, как рефлексия определения в себя само, становится основанием и переходит в осуществление (Existenz) и явление.

Сущность, возникая из бытия, по-видимому, противостоит ему; это непосредственное бытие есть ближайшим образом несущественное.

Но, во-вторых, оно есть более, чем несущественное, оно есть лишенное сущности бытие, видимость.

В-третьих, эта видимость не есть внешнее, другое относительно сущности, но есть ее собственная видимость. Видимость сущности внутри ее самой есть рефлексия.

Сущность есть снятое бытие. Она есть простое равенство с самой собою, но лишь постольку, поскольку она есть вообще отрицание сферы бытия. Таким образом сущности противоположна непосредственность, как нечто такое, из чего первая возникла, и что сохраняется и удерживается в этом своем снятии. Сущность есть сама в этом определении сущая, непосредственная сущность, а бытие – лишь нечто отрицательное по отношению к сущности, а не что-либо в себе и для себя, стало быть сущность есть определенное отрицание. Бытие и сущность снова относятся между собою таким образом, как другие вообще, ибо тому и другой свойственно бытие, непосредственность, они взаимно безразличны и по этому бытию имеют одинаковую ценность.

Но вместе с тем бытие в противоположность сущности есть несущественное, оно имеет относительно неопределение снятого. Однако, поскольку оно относится к сущности, как другое, лишь вообще, то сущность не есть собственно сущность, но только другое иначе определенное существование, существенное.

Различение существенного и несущественного возвратило сущность назад в сферу существования, поскольку сущность такова, какова она есть ближайшим образом, как непосредственно сущая, и тем самым определяется в противоположность бытию, лишь как другое. Таким образом в основу кладется сфера существования, и то, что есть бытие в этом существовании, бытие в себе и для себя, есть дальнейшее определение, внешнее самому существованию; так же как, наоборот, хотя сущность есть бытие в себе и для себя, но лишь в противоположность другому, в определенном смысле. Поскольку поэтому в существовании различаются между собою существенное и несущественное, это различение есть внешнее положение, есть не затрагивающее самого существования отделение одной части его от другой, разделение, относящееся к чему-то третьему. Поэтому остается неопределенным, что принадлежит существенному, и что несущественному. Оно сводится к внешнему отношению и соображению, и потому одно и то же содержание может считаться то существенным, то несущественным.

При более глубоком рассмотрении оказывается, что сущность становится существенным в противоположность несущественному лишь потому, что сущность понимается, только как снятое бытие или существование. Сущность становится таким путем лишь первою или отрицанием, которое есть определенность, приводящим бытие лишь к существованию или существование лишь к другому. Но сущность есть абсолютная отрицательность бытия; она есть самое бытие, но не только определенное, как другое, а бытие, которое сняло себя, и как непосредственное бытие, и как непосредственное отрицание, как отрицание, причастное инобытию. Бытие или существование не сохранилось тем самым, как другое, вследствие бытия сущности, и еще отличаемое от сущности непосредственное не есть только несущественное существование, а в себе и для себя уничтожаемое непосредственное; оно есть не-сущность (Unwesen), видимость.

1. Бытие есть видимость. Бытие видимости состоит единственно в снятии бытия, в его уничтоженности; эту уничтоженность оно имеет в сущности, и вне своей уничтоженности, вне сущности его нет. Оно есть отрицательное, положенное, как отрицательное.

Видимость есть единственный остаток, сохранившийся из сферы бытия. Но она еще кажется имеющею сама независимую от сущности непосредственную сторону и вообще чем-то другим относительно сущности. Другое содержит в себе вообще два момента – существования и несуществования. Поскольку несущественное уже не имеет бытия, в первом от инобытия остается лишь чистый момент несуществования; видимость есть это непосредственное несуществование, причастное определенности бытия в том смысле, что она имеет существование лишь в отношении к другому, в своем несуществовании; она есть несамостоятельное, сущее лишь в своем отрицании. Ей остается присущею лишь чистая определенность непосредственности, она есть рефлектированная непосредственность, т. е. такая, которая возникает лишь через посредство ее отрицания, и которая в противоположность своему опосредованию есть не что иное, как пустое определение непосредственности несуществования.

Таким образом, видимость, как феномен скептицизма или явление идеализма, есть такая непосредственность, которая не есть нечто или вещь, вообще не есть безразличное бытие, сущее вне его определенности или отношения к субъекту. Что оно есть, этого скептицизм не позволяет себе говорить; новый идеализм не позволил себе смотреть на познание, как на знание вещи в себе; эта видимость вообще не должна была иметь никакой основы бытия, в ее познание не должна была вступать вещь в себе. Но вместе с тем скептицизм допускал многообразные определения своей видимости, или правильнее, его видимость имела содержанием все многообразное богатство мира. Равным образом явление идеализма включает в себе весь объем этих многообразных определений. Эта видимость и это явление определяются непосредственно столь многообразно. В основе этого содержания не должно лежать никакого бытия, никакой вещи или вещи в себе, оно остается для себя таким, каково оно есть; оно только переведено из бытия в видимость так, что видимость имеет внутри себя самой эти многообразные определенности, которые суть непосредственные, сущие, взаимно другие. Поэтому видимость есть сама непосредственно определенное. Она может иметь то или иное содержание, но каково последнее, это не положено ею самою, а присуще ей непосредственно. Идеализм Лейбница, или Канта, или Фихте, как и другие его формы, так же мало, как скептицизм, выходят за пределы бытия, как определенности, как этой непосредственности. Скептицизму дано содержание его видимости; каково бы оно ни было, оно для него непосредственно. Лейбницева монада развивает из себя самой свои представления; но она не есть их производящая и связующая сила, а они всплывают в ней, как пузыри; они безразличны, непосредственны одно относительно другого, а следовательно, и относительно самой монады. Равным образом и кантово явление есть данное содержание восприятия, предполагающее впечатления, определения субъекта, которые одно относительно другого и относительно его непосредственны. Бесконечное отталкивание в идеализме Фихте, правда, не имеет в своей основе никакой вещи в себе, так как оно есть чистая определенность я. Но эта определенность по отношению к я, делающему ее своею и снимающему ее внешность, есть вместе непосредственная, есть предел, за который она, правда, может выйти, но который имеет в себе сторону безразличия, по коей он, хотя присущий я, содержит в себе непосредственное небытие последнего.

2. Итак, видимость содержит в себе непосредственное предположение, сторону независимости от сущности. Но поскольку видимость отличена от сущности, относительно первой нельзя обнаружить, что она снимает себя и переходит во вторую; видимость есть уничтоженное в себе; следует только показать, что определения, отличающие ее от сущности, суть определения самой сущности, и далее, что определенность сущности, составляющая видимость, снята в самой сущности.