Карта императрицы - Вересов Дмитрий - Страница 19

— Мы подумаем, — улыбнулась Мура и лукаво взглянула на сестру.

Брунгильда еще третьего дня уверяла, что именно буйволиный рык протодьякона Малинина притягивает паству в Исаакиевский собор и что у обладателя могучего баса не меньше поклонниц, чем у «душки» Собинова.

— Я-то, к сожалению, воспользоваться вашим приглашением не могу, — сердито фыркнул Прынцаев, — у меня тренировка в гимнастическом зале.

Дмитрий Формозов еще раз поклонился, давая понять барышням, что более не смеет их задерживать.

Коляска тронулась, Мура обернулась и увидела между кустами темную фигурку, двигавшуюся к скамейке, на которой сидели оборванец и Формозов.

Более об этой встрече они не вспоминали. Настроение Прынцаева было испорчено: он хмурился и смешно надувал губы. Тем не менее кликнул извозчику, что надо ехать к гостинице Лихачева.

После одуряющей влажной свежести сада, особенно нестерпимыми показались дым и смрад на прилегающих к нему улицах. Увы, зеленый островок все больше теснили подступающие к нему фабрики и заводы. С Бумажного канала тянуло совсем уж мерзкими запахами сточных вод. Это только в центре столица преображалась, хорошела, принаряжалась к юбилею: красили фасады зданий, убирали улицы, мостили дороги, разбивали новые скверы и расчищали старые… А здесь, в окраинной части города, мелькали низенькие каменные строения складов и мастерских, перемежаемые грязными кособокими заборами, за которыми стояли разномастные деревянные домишки, иной раз весьма убогие. Из ворот под ноги лошади бросались куры и собаки. Какое счастье, думала Мура, что они с Брунгильдой редко здесь бывают!..

Мистер Стрейсноу остановился в весьма респектабельной гостинице Лихачева, неподалеку от Аничкова моста. Славилась она не только своей опрятностью, добросовестностью прислуги, говорившей и на европейских наречиях, — но и здоровой кухней. Да и внешне производила впечатление приятное: огромные стекла окон первого этажа давали возможность заглянуть любопытным внутрь холла, украшенного пальмами в кадках, мраморными скульптурами, бронзовыми светильниками и бра. Около камина стояли мягкие покойные кресла.

Швейцар в длинном сюртуке, украшенном гигантскими, позолоченными пуговицами, со старомодным поклоном открыл стеклянные двери перед Прынцаевым и его спутницами, и вся троица направилась к стойке портье. У него они узнали, что мистер Стрейсноу находится в своем номере.

Барышни Муромцевы, предводительствуемые Ипполитом Прынцаевым, поднялись на второй этаж по пологой, застланной ковровой дорожкой лестнице, и постучали в дверь номера, указанного коридорным.

Из-за двери раздалось слабое, невнятное бормотанье. Прынцаев и его спутницы восприняли его как приглашение войти.

Толкнув дверь, они оказались на пороге просторной комнаты с синими, усыпанными розами обоями. Шторы такой же расцветки были задернуты. Комнату освещал голубой фонарь, стоявший на низеньком столике. Рядом с фонарем лежал фотоаппарат в кожаном чехле и блистала золотом массивная шкатулка. Комнату загромождали мягкие кресла, стеганные голубым джутом, и столики всех размеров. В голубоватой мгле они не сразу разглядели кушетку, притулившуюся у стены рядом с дверью, ведущей в спальню.

На кушетке в темно-синем бархатном халате, расшитом драконами, укрыв ноги клетчатым пледом, лежал сэр Чарльз. Его голова и плечи покоились на высокой подушке. В свете голубой лампы лицо его казалось особенно бледным, каким-то синюшным, глаза горели лихорадочным огнем.

Из-за спины Ипполита Мура заметила, что на лице больного отразилось недоумение при виде незнакомого посетителя. Потом взор круглых черных глаз упал на Брунгильду и Муру: щеки и лоб англичанина залила пунцовая краска.

Он резко сел. Лицо его скривилось. Затем он встал — странным рывком выпрямил тело, откинул плед, повернулся и сделал несколько шагов по направлению к визитерам.

Он не успел сказать ни слова. Внезапно лицо его побледнело, на лбу появилась испарина, он покачнулся и с грохотом рухнул на ковер к ногам Ипполита. Прынцаев вздрогнул и машинально отпрыгнул в сторону, едва не задев окаменевшую с полуоткрытым ртом Брунгильду.

— Мистер Стрейсноу! Мистер Стрейсноу!

Мура бросилась к распростертому на полу англичанину. Он упал как-то неловко — запястье правой руки легло на его горло, и Муре показалось, что это мешает сэру Чарльзу дышать. Она осторожно попыталась отвести руку и задела полу синего халата.

Взору Муры, Ипполита и Брунгильды, замерших за ее спиной, открылась страшная картина: на правом боку мистера Стрейсноу, под сдвинувшейся марлевой повязкой, сочился сукровицей длинный разрез, кое-как стянутый тремя стежками хирургической нити.

Доктор Коровкин был рад, что поездка в Чумной форт позволила ему хотя бы на полдня вырваться из столицы и отвлечься от неожиданно свалившихся на него забот и треволнений. Он уже две ночи плохо спал, его мучили кошмары. И виной тому были не только случайное знакомство в пасхальную ночь с модным художником и трагическое завершение визита в мастерскую, не только нечаянная близость к месту убийства мещанки Фоминой, но и таинственная просьба Екатерины Борисовны Багреевой. В душе копошилось какое-то нехорошее предчувствие: что-то должно случиться еще, об этом говорило и появление в театре Ильи Михайловича Холомкова, который всегда возникал как вестник несчастий и вносил смуту в души барышень Муромцевых. Настораживал доктора и охотничий азарт в глазах Муры, явно взволнованной смертью молодой вышивальщицы.

Клим Кириллович предавался размышлениям, забравшись в теплую ванну, заботливо приготовленную к его возвращению тетушкой Полиной. Хотя поездка в Чумной форт никакой опасностью не грозила, доктор не пренебрегал устоявшейся привычкой — подвергать санитарной обработке, дополнительной, домашней, самого себя и свою одежду. Он понимал, что получает эффект скорее психологический, но и это немало.

Через высоко расположенное квадратное окошко ванной комнаты проникали озорные лучи весеннего солнца: они шаловливо скользили по сияющим чистотой фаянсовым плиткам пола и стен, по краям белоснежной эмалированной ванны, по наполнявшей ее голубоватой воде. Клим Кириллович не удержался и, высунув из воды ногу, несколько раз сильно шлепнул ступней по радужным, искрящимся солнечным зайчикам. Пушистые комочки мыльной пены разбежались и через мгновение вновь засверкали разноцветными веселыми блестками. Клим Кириллович невольно засмеялся и, намыливая мочалку, подумал, что водные процедуры прекрасно помогают при неврастениях и способны дать самым тревожным мыслям спокойное направление.

Едва он успел вернуться домой из Чумного форта и ступить на порог своей квартиры, как тетушка сообщила, что в его отсутствие звонил господин Шебеко и подтвердил приглашение Екатерины Борисовны пожаловать вечером на освящение портрета императора Петра в Аничков дворец. Фамилия доктора Коровкина внесена в список гостей.

Клим Кириллович с удовольствием провел бы вечер дома, в обществе Полины Тихоновны, — и так он слишком часто в последнее время оставляет ее в одиночестве. Да и самому не мешало бы передохнуть, заглянуть в медицинские журналы. Но отказать действительному тайному советнику Шебеко он не мог — чувствуя, что за приглашением скрывается все то же желание Екатерины Борисовны поговорить с ним о чем-то для нее важном…

Доктор вылез из ванны, обтерся мохнатым полотенцем и надел халат. Русые волнистые волосы его потемнели от воды — их требовалось хорошенько просушить, прежде чем выходить на улицу. А пока можно пообедать в обществе тетушки, порадовать ее беседами о всяких разностях.

Обсохнув и переодевшись в домашние жакет и брюки, он, в благодушном настроении, вышел в столовую. Тетушка встретила его радостной улыбкой. Как коротко женское счастье — часок-другой рядом с родной душой, а потом вновь целый вечер тишины, пустоты.

— Как тебе повезло, Климушка, — сказала Полина Тихоновна, разливая из пузатой супницы в тарелки аппетитно пахнущий рассольник с гусиными потрохами. — Я никогда не бывала в Аничковом, да и вообще ни в одном настоящем дворце. Там, наверное, соберется блестящее общество: генералы, сенаторы, фрейлины, приближенные Государя и Вдовствующей Императрицы…