Черный завет - Булгакова Ирина - Страница 21
- Предыдущая
- 21/58
- Следующая
– Ты не звала, – высокомерно повторила Черная Вилена. Она опустилась на корточки и их глаза встретились на одном уровне. – Помечтай еще. Ты бы и не дозвалась. Хотя кое-что тебе дано от природы. От отца – Повелителя демонов. Мертвого повелителя, – она хохотнула. – Когда твоя мать, такая же сука, как ты, убивала его, то еще не знала, что беременна. Что мне оставалось делать? Я вцепилась в твое мерзкое тельце, чтобы не сдохнуть вместе с ним – батюшкой твоим… С тех пор и живу в тебе. Ждала, пока ты подрастешь и мозгами окрепнешь…
– Зачем ждала-то? Давно бы выгнала меня и в теле одна бы поселилась…
– Много ты понимаешь, сопля. Мне лет тысячи. Могла изгнать тебя, могла, никто не спорит. И что? Расти бы тогда перестала. Много радости – голозадым младенцем по лесу ползать! Ты и сейчас мне не нужна. Вот дойдем до Белого города, совершим обряд и разойдемся. А еще раз посмеешь заговорить со мной таким тоном, – она неуловимо взмахнула рукой и Доната отшатнулась, – без глаза оставлю. До города дойти – и одного глаза хватит. Ты почему, сука, меня не позвала сразу? Мне необходимо время, чтобы набраться сил, а то еще один такой Мусорщик – и намотаешь кишки на дерево. Сказала тебе, буду на Вилену откликаться? Я сказала тебе? Не слышу?
Доната кивнула головой. В черных глазах без белков горела решимость. Белые змеи волос угрожающе развернулись.
– В следующий раз, чтобы шкуру свою не повредить, раз уж одна у нас на двоих – зови, дура! А теперь о главном: куда ты идешь?
Доната долго молчала.
– Я спрашиваю, куда ты идешь? – тихо спросила Вилена, и Донате стало страшно. Но она ответила.
– В… Бритоль…
Черная Вилена смотрела на нее с улыбкой. Вдруг тело ее напряглось, словно она к чему-то прислушалась.
– Еще раз повтори, – задушевно сказала она. – Только чуть позже. Когда я скажу.
Она договаривала уже на ходу. Как ужаленная подскочила Доната, когда поняла, куда направляется Черная Вилена. Ноги вязли в песке, щедро политом кровью. У самой воды, недалеко от туши Мусорщика, лежало обезглавленное тело Якопа, чуть поодаль – то, что осталось от Кирика. Но Доната, вырывая сапоги из вязкой жижи, не обращая внимания на трупы, бежала дальше.
Она опоздала. Она не успела прикрыть его собственным телом. Черная Вилена держала его так, как любила держать и ее – за горло. Ладимир порывисто дышал, на его губах пузырилась кровь. Он был без сознания и не делал попыток освободиться. Донате стало плохо: в нем едва теплилась жизнь.
– Все мертвы, а этот, смотри-ка, жив, – Черная Вилена тряхнула его, одним взглядом остановив Донату, рванувшуюся на помощь. – Все равно, не долго ему осталось. Хочешь, я избавлю его от…
– Нет! – Доната умоляюще вскинула руку, словно это могло помочь. – Не трогай его!
– Ты считаешь? – она склонила голову набок и посмотрела на Донату. – Повтори, куда ты идешь?
– В… в…
– Смелее, я пойму! – красные когти резали кожу на беззащитном горле.
– В… Белый город.
– Громче!
– Оставь его, Вилена! Оставь! Уйди! Уйди!!
Доната кричала и топала ногами, пока мучительница, послав ей воздушный поцелуй, не истаяла в воздухе.
9
Он умирал.
Черная Вилена ошиблась: не все были мертвы. Уцелел Антип. В самом начале суматохи ему повезло. Он залез на дерево и затаился в редкой листве. Вполне возможно, что после того как Мусорщик разделался бы с Донатой, он вплотную занялся Антипом. Но до этого не дошло.
Антип не видел схватки между Черной Виленой и Мусорщиком. Узнав об этом, Доната не сдержала вздоха облегчения. В противном случае, кроме солидарности, она вызвала бы у Антипа другое чувство. И никто бы тогда не дал за ее жизнь и одной серебрянки. После того, как люди оплакали умерших, они начали бы новую охоту: за одержимой демоном. Это Мусорщик – один из Отверженных, едва ли не всесилен, а человек, одержимый демоном, имеет отпущенный предел. Загнанного, вымотанного погоней, его легко скрутить, а там уже на костре – единственное средство навсегда избавиться от демона. А неизбежные потери – скольких подвластный демону способен убить: одного, двух? Такие жертвы оправданы. Бывали страшные случаи, когда такой вот одержимый расправлялся с целой деревней. Набрался силы, да и перерезал всех ночью. Так что для любой деревни ужасней напасти нет, чем одержимый демоном, скитающийся в лесу неподалеку.
Антип бледнел и трясся, осматривая место страшной бойни. Однако по просьбе Донаты взял себя в руки. Его вполне удовлетворило ее объяснение: забилась под повозку и закрыла от страха глаза. Тем более, что к тому времени она успела подобрать один нож и вынуть из Мусорщика второй – сдерживая приступы тошноты, выворачивающей желудок наизнанку.
Антип запряг единственную уцелевшую лошадку. Потом, с великой осторожностью, помог ей положить на повозку так и не приходящего в себя Ладимира.
– Ты и до деревни его не довезешь, – сокрушался Антип, глядя на то, как судорожно дышал Ладимир, – дай уж умереть ему спокойно.
Но девушка не слушала. Ей казалось, стоит отвезти его в Лес, напоить Сон-травой, чтобы избавить от мучений, смазать раны ядовитым Кукольником, чтобы убить заразу, и главное – оставить в покое – и ничего, выживет. Он здоровый, молодой – неужто не сдюжит? Лес поможет, Лес вылечит.
Так Антип пошел в одну сторону, в сторону ближайшей деревни. Одному ему было не под силу выкопать столько могил. Да и у многих убитых родственники были в окрестных деревнях. Кто же запретит им похоронить родных по всем правилам и оплакать как положено?
А Доната поехала в сторону Леса – благо до него было рукой подать. Лошадка после пережитого страха тащилась еле-еле. Но все равно, стоило повозке качнуться, и у Донаты сердце кровью обливалось.
Лес был настоящим. У ствола огромной – двадцать локтей в обхвате – ели, под колючим пологом, охраняющим от злых духов, Доната устроила шатер. Она поила Ладимира Сон-травой, чтобы облегчить мучения, она мазала его раны растолченными в порошок и смоченными в воде стеблями Кукольника, чтобы убить заразу. Она обеспечила ему полную неподвижность и по капле вливала теплый чай из листьев Крупины, чтобы поддержать силы.
Все это не приносило облегчения. Ладимир умирал. Он хрипло дышал, и на его губах пузырилась кровавая пена. Доната сидела рядом, и сердце ее замирало при мысли о том, что следующий его вздох будет последним.
Глаза его ввалились. На лбу обозначилась сеть морщин. Губы, покрытые мелкими трещинами, постоянно сохли, и Донате приходилось то и дело смачивать их водой. Белый, с серым оттенком цвет лица не могли оживить даже лучи Гелиона, которые чертили тонкие линии, пробиваясь сквозь игольчатые лапы.
Он умирал. Доната мучилась вместе с ним. Ее дыхание тоже прерывалось, а в груди зрела нестерпимая боль. Однако помочь она не могла. Ей оставалось смириться – и по возможности стойко принять его кончину. А после позаботиться о погребении. Глаза, помимо воли, отметили гладкий камень, достойный стать надгробьем на могиле хорошего человека.
Последнюю ночь она поддерживала огонь, пытаясь согреть тело, уже не хранящее тепло. А утром Ладимиру стало хуже. Он часто-часто задышал и в груди его заухало, забулькало. Он открыл глаза, и сухие губы шевельнулись.
– Ты… здесь.
То был не человеческий голос, а прощальный треск старого-престарого дерева, уставшего от собственной жизни и мечтающего о смерти.
– Жаль, – выдох, – что не брат… тебе, – он кашлянул, и струйка крови потекла по подбородку. – Я… Истину… хорошую… тебе.
Он закрыл глаза. Из-под опущенных век выкатились слезы.
Потом он замолчал. Его дыхание прервалось, и в какой-то момент Доната решила, что он умер. Но он судорожно вздохнул, и тогда она не выдержала.
Сердце разрывалось от чужой боли. Кусая губы до крови, Доната вышла из шатра и села в траву. Она кляла себя за то, что оказалась слабой: сил не хватило на то, чтобы проводить его в Небесную Обитель.
Пятна света, бродившие по траве, добрались до поваленного дерева и вдруг непостижимым образом соткались в нечто, похожее на согбенную фигуру старца.
- Предыдущая
- 21/58
- Следующая
