Воровское небо - Асприн Роберт Линн - Страница 28

— Я желала его, — повторила Джойя. — И теперь мне страшно.

— Тебе приснился кошмар? — спросила новенькая. Она попала сюда совсем недавно, звали ее Флайни. Эта Флайни была еще не потасканной и довольно миленькой, игривой, как котенок.

Еще одна беглянка с улиц Санктуария.

— Хотелось бы верить, что это в самом деле был всего лишь кошмар — и ничего больше… — пробормотала Джойя.

— Мне тоже сегодня снились какие-то поганые сны… — поделилась Флайни. — Это не могло быть явью… Он ведь простил меня… — и губы ее плотно сжались.

— А меня сегодня всю ночь что-то как будто душило, и щипало, и тискало, — вмешалась еще одна девушка. — Я словно и не засыпала вовсе, а наутро думала, что буду вся черной от синяков!

Валира приподняла одну бровь. Девчонка выглядела немного помятой, но на темной коже не было никаких отметин.

— Похоже, нас всех этой ночью подкосило….Какая-то эпидемия кошмаров!

— Если Литанде еще в городе, я попрошу Миртис поговорить с ним на этот счет, — неожиданно сказала Джойя. — Вы знаете кого-нибудь из Гильдии Магов, кто согласился бы взять плату за свое ремесло натурой?

Валира рассмеялась:

— Если у колдуна встает — все, что ему надо, так это призвать парочку суккубов! Короче, я что-то ни разу не припомню, чтобы кто-нибудь из их братии посещал нас.

— Но ты же выросла в Санктуарии! — настаивала Джойя. — Ты наверняка знаешь какого-нибудь чародея!

Валира вздохнула, вспомнив о маленьком человечке с огненно-рыжей шевелюрой, который своими чарами заглянул в ее душу. Он свел ее с Миртис и втолковал, что даже у самой распоследней шлюхи из подворотен Санктуария может быть какое-то будущее. А когда несколько лет назад, во время мятежа Ложной Чумы, здесь скрывалась его жена Джилла, Валира о ней заботилась как могла.

— Ты должна знать кого-нибудь из магов! — не унималась Джойя, сверля Валиру взглядом. — Ну, пожалуйста, помоги мне!

Валира, я боюсь!

— Лало не то чтобы совсем маг… И собственной жены ему более чем достаточно… — медленно начала Валира. — Не знаю, сумеет ли он тебе помочь. Но я тебя с ним сведу.

— Если тебе нужно заклинание — возвращайся обратно, в Гильдию Магов! — выкрикнул Лало. — Сколько раз тебе говорить — я не работаю с заклинаниями!

Он швырнул листок с диаграммой через весь стол к Дариосу.

Мольберт художника стоял у окна, из которого открывался прекраснейший вид. Какого черта он тратит на пустую болтовню драгоценное время, пока солнце еще не разогнало утреннюю прохладу?

— У каждого искусства есть свои законы. Неужели тебе так трудно немного поднапрячься и попробовать думать логически? — молвил молодой человек с завидным терпением. — Именно поэтому сработали врата, которые ты изобразил, чтобы увидеть мой дух, когда мое тело было замуровано в склепе. Разве нет?

— Нет, потому что я написал эту штуку на переднем плане… — начал было художник.

— Ты не придумал эту картину! — тряхнул головой Дариос. — Те подробности, которые ты так четко запомнил и изобразил, пришли из традиций С'данзо. Без этих символов человеческое сознание просто не смогло бы постичь Иной мир! Символы помогают нам сосредоточиться на восприятии реальности, точно так же как слова помогают нам выразить свои чувства, — молодой человек замолчал, переводя дыхание. — Смотри, вот это — передний план. Тот мир, который нас окружает, мир, который всем нам знаком… — он провел пальцем по причудливо начерченной диаграмме.

Лало молча смотрел на него. Странный он какой-то, этот парень! Скорее уж это Лало должен был с терпением и упорством разъяснять что-то юнцу, сетуя по ходу дела на непоседливость и легкомыслие, свойственные молодежи, — как делал когда-то его собственный учитель. Ему просто-напросто повезло — он сумел вытащить этого школяра только по счастливой случайности.

— Ты попусту тратишь время, Дариос. Может, тебе все же стоит вернуться обратно в Гильдию Магов? Теперь, когда все более-менее наладилось, у них вроде бы снова начались занятия с учениками. Илье тебя побери, чему, по-твоему, ты можешь у меня научиться?! — Художник не выдержал и заорал на мальчишку.

До полудня было еще далеко, но жара становилась невыносимой.

Тонкая туника пропиталась насквозь потом и облепила тело Лало, словно намазанная клеем, из тех, что варит Чолли.

— Тому, чего не знает никто в Гильдии Магов.

Дариос запустил пальцы в свою курчавую черную бородку.

Хоть он и был довольно молод, борода его спускалась на грудь, как у учителя. Дариос, словно губка, насквозь пропитался наукой Джиллы. И при случае умел держаться с таким достоинством, что чувствовал себя как равный среди людей намного старше себя.

— Ты можешь, конечно, вышвырнуть меня на улицу. Но я ни за что не вернусь к ним обратно. Даже в давние дни чародеи вроде Инаса Йорла и Ишад сами выбирали себе путь. А теперь Маркмор, который вернулся, и еще с полдюжины независимых чародеев разного рода из кожи вон лезут, чтобы не дать всем понять, что на самом-то деле в этом городе почти не осталось старой магии.

— Ага, значит, если моя магия осталась — значит, она другая! — заметил Лало, не скрывая торжества. — Зачем же тогда ты пытаешься меня изменить?

— Потому что магия притягивает магию, — ответил Дариос. — Ты получил магию и уже не сможешь от нее избавиться.

И не захочешь, если бы даже мог, — он поднял на художника свои темные глаза, и Лало скривился, вспомнив дни, когда он думал, что навсегда утратил и обычное, и магическое зрение. Теперь он разбирался в этом немного лучше. Даже если судьбе будет угодно лишить его обычного зрения, он знал, что все равно сможет видеть Иной мир.

— Рэндал однажды уже пытался тебя завербовать. А теперь, когда все более-менее успокоилось, за тобой придут другие — те, кто боится тебя и многое отдал бы, чтобы убрать тебя с дороги.

Или такие, кто не прочь тебя использовать — как Молин Факельщик, который по твоим картинам прошлого Санктуария создает его будущее. Тебе никогда не казалось странным, что он требовал вносить в картины кое-какие из этих символов? А это ключ к ним… — Дариос постучал пальцем по диаграмме. — Я пытаюсь помочь тебе, понимаешь? Молин, Рэндал или кто-нибудь другой, причастный к Знанию, может просто использовать тебя, как ты используешь свои картины, если ты не станешь учиться!

Лало закрыл глаза. У него все еще иногда болела голова после той контузии, от которой он на время ослеп. Вот и сейчас в висках пульсировала боль — черт, если так будет продолжаться, он может снова запить!

— Теперь посмотрим с другой стороны, — продолжал неумолимый Дариос. — На втором плане — сфера луны. Она правит всеми жидкими субстанциями, от водных океанов до астральных морей. Неплохой источник символов для чародейства с бейсибцами, ты не находишь?

Лало про себя подумал, что сегодня Дариос будет упражняться в рисовании до тех пор, пока у него пальцы не отвалятся.

Они уже добрались до четвертой сферы, когда со стороны кухни донесся звонкий женский смех — и сосредоточенности Дариоса как не бывало.

— Знаешь, я, наверно, столько сразу и не запомню, — сказал Лало, пожалев Дариоса. Он тоже слышал голоса Джиллы и их старшего сына, Ведемира. Но ни один из двух женских голосов не походил на голос девушки, в которую были влюблены Дариос и Ведемир. «А ведь Дариос не заметил разницы, — подумал Лало. — Так что, видно, я тоже кое в чем смыслю…» Он открыл дверь.

Волна пряного аромата дорогих духов ударила ему в нос. За новым кухонным столом сидели две девушки и уплетали апельсиновый пирог с орехами, который получался у Джиллы просто отменным. Одежды из тончайшего полупрозрачного шифона являли собой компромисс между самыми мягкими требованиями Санктуария в отношении приличий и невыносимой жарой.

В скромной кухне Джиллы, на фоне закопченных медных сковородок, горшков и гирлянд сушеного перца, которые свисали с полок, они смотрелись несколько странно.

У белой стены стояло два зонтика от солнца из ярко расписанного шелка. У одной из девушек были ярко-медные кудрявые волосы, собранные в высокую прическу, оплетенную ниткой жемчуга. У другой темные волосы были уложены замысловатым узлом и присыпаны золотистой пудрой. И только когда она повернулась к нему лицом, Яало перестал обращать внимание на изысканный внешний лоск и увидел чистую и ясную душу девушки — он уже видел ее однажды сквозь крикливый макияж и убогие лохмотья.