Сезон штормов - Асприн Роберт Линн - Страница 41

— Не представляю тебя в его объятиях. — Темпус хотел притянуть ее к себе, обнять ее тонкое мускулистое тело. Но она отодвинулась и сказала:

— А ты в долгу передо мной — твоя сестра забрала у меня любовь мужа раньше, чем его губы коснулись моих. Когда мой отец выбрал меня из моих сестер скрасить одиночество Ашкелона, я имела год, чтобы сделать выбор. Я узнала и полюбила его достаточно, чтобы плотски захотеть его, и сказала ему об этом. Он дал мне тело. Ведь я человек теперь, человек, скажи?

Он решил, что ее прекрасное тело было слишком сильным и слишком стройным, чтобы быть смертным, но не стал говорить ей об этом.

— Да, — продолжала она, встав и держа руки на невероятно тонкой талии, направляясь, пока говорила, к постели. — Я стала человеком ради любви и теперь не в состоянии потребовать ее…

Да, я имею тело, но Сайма встала на моем пути. И поскольку я не могу получить сатисфакцию от нее — он запретил мне это удовольствие, — я получу ее от тебя. Свое желание я высказала достаточно ясно. — Ее голос понизился. Она сделала еще один шаг к нему.

Он завозражал, и она расхохоталась.

— Ты очень привлекательная.., леди и имеешь безупречные рекомендации… Но ты не имеешь опыта в делах этого мира, хрупкого, неудобного и поэтому неэффективного, и, полагаю, я должен извинить тебя. — Он поднял руку, взял ее набедренную повязку и бросил ей. — Одевайся и уходи отсюда. Иди к своему хозяину и скажи ему, что я не буду больше расплачиваться за долги моей сестры.

— Ты ошибаешься. Я решила сделать это сама. — Она приблизилась к нему и, сомкнув бедра, опустилась перед ним на постель, положив руки на колени.

— Это реальный долг, в оплату которого силы стихии будут…

Он нажал на шею позади ее правого уха, и она упала без чувств.

Темпус понял: он и Вашанка могут быть наказаны через ребенка, которого они породили с одной из танцовщиц храма Моляна Факельщика Он не знал, как к этому относиться, как не был уверен относительно предположения Ашкелона о смертности или трусости Вашанки.

Он передал находящуюся в бессознательном состоянии женщину пасынкам с указанием, что нужно сделать, и широко усмехнулся. Он не думал, что они сумеют долго удерживать ее, однако какое-то время смогут. Пасынок, которого он послал на поиски Нико, нашел его седлающим лошадь в конюшне.

— Стеле сообщил, — передал грубый темноглазый солдат, — что она сказала, что не вернется и нет необходимости чего-то бояться. Он направляется в гильдию магов, как приказал ему архимаг, и предлагает тебе попытаться заглянуть туда. — Мрачная усмешка мелькнула на лице наемника. Он что-то знал. — Тебе нужен кто-нибудь для этого дела, командир?

Темпус собрался было сказать «нет», но передумал и велел пасынку оседлать свежую лошадь, взять его лучшие доспехи и ждать его у наружных ворот здания гильдии магов.

На улицы опустилась тьма, когда Темпус направился верхом на своей лошади через беднейшую часть города к гильдии магов.

Пока не произошло ничего неожиданного, только от лошадиных копыт поднимался пар, как если бы улицы были вымощены сухим льдом. Ему не удалось перехватить сестру в поместье Ластела: слуга, перекрывая лай собак, крикнул через решетку, что хозяин уже отправился на празднество. Он ненадолго остановился у казармы наемников, перед тем как отправиться туда же, чтобы сжечь шарфик, который хранил веками, в домашнем очаге. Ему больше не нужно было ни вспоминать, ни договариваться с колдунами — эта любовь для него была проиграна. С шарфиком сестры проблема, с ней связанная, улетучится, рассыплется в прах, подобно древней высохшей мумии на воздухе.

Перед наружной стеной здания гильдии магов собралась толпа любопытных, чтобы увидеть светила, прибывающие в эрзац-дневном свете этой зачарованной земли. Розовые облака образовали светящийся купол у края стены — когда везде вокруг в это время была ночь. На границе тьмы и света Темпуса ожидал пасынок Джанни, одна нога его была переброшена через седло, шлем свисал у колена, а длинная накидка закрывала круп лошади. Вокруг толпились оборванцы, и его конь, прижав уши, щелкал зубами на илсигов, подходивших слишком близко.

Серая лошадь Темпуса профыркала приветствие гнедому, кудрявый наемник распрямился в седле и отсалютовал, ухмыльнувшись в бороду.

Он перестал улыбаться, когда массивные двери здания гильдии магов приняли их и три юных прислужника проводили их в комнаты, где они теперь ожидали, чтобы раздеться и передать доспехи старательным самодовольным ученикам перед облачением в специальные праздничные одежды (серые шелковые хитоны и летние сандалии), о которых позаботились предусмотрительные колдуны.

«Ашкелон не имеет никаких шансов», — подумал Темпус, но не сказал об этом, хотя Джанни вслух удивился: какая польза от проверки их мечей и кинжалов, если не может быть проверено колдовство волшебников?

Внутри гильдии магов царило лето. Зловонная сырая местность с помощью искусной магии была преобразована в сказочную землю орхидей, эвкалиптов и плакучих ив. Над болотными топями перед заросшими мхом гигантами Темпус увидел Кадакитиса, решительного и властного, в черной мантии, расшитой самоцветами в виде карты империи. Беременная жена принца-губернатора в красном роскошном одеянии, закрывавшем ее живот, грузно повисла на его руке. Взгляд Китти-Кэта был полон сочувствия: да, он тоже считает тяжким бременем улыбаться здесь, но оба знали, что благоразумнее будет соблюдать этикет, особенно с колдунами.

Темпус кивнул ему и двинулся дальше.

Затем он увидел Сайму, державшую Ластела под руку, к которой для маскировки был прочно прикреплен протез большого пальца. Темпус подал сигнал Джанни ждать его и направился к ней, даже не оглянувшись назад, чтобы узнать, повиновался ли пасынок приказу.

Сайма предстала блондинкой средних лет с золотистыми глазами, высокой, одетой в излюбленную адептами мантию переливающегося зеленого цвета, но он, несмотря на иллюзию, видел ее такой, какой знал всегда. И она узнала его.

— Ты пришел сюда без своих любимых доспехов и даже без амулета бога? У меня есть человек, который предупредит, если потребуется оружие.

— Ничего здесь не случится, — пробормотал он, глядя поверх ее головы в толпу и отыскивая Нико. — Если, конечно, сообщение, которое я получил, правда. Или у нас все же возникнут проблемы?

— У нас нет проблем, — сердито заметил Ластел — Беспалый.

— Беспалый, исчезни, а то я отдам тебя Джанни, который быстро научит тебя изображать сценку, как на вывеске твоего бара.

С укоризненным взглядом из-за того, что Темпус произнес здесь его кличку, человек, который» не хотел, чтобы его звали Беспалым за пределами Лабиринта, неуклюже отправился прочь.

Теперь он смотрел на нее, находясь под очарованием ее золотистых глаз. Их обжигающий пристальный взгляд обвинял его, преследуя через века.

«Боже, — подумал он, — я никогда не делал ничего без ошибок. И самой большой была та, что я попросил Вашанку о помощи». В его затылке звучал доносившийся издалека шепот, внушавший ему, чтобы он забрал отсюда свою сестру, пока это возможно.., у него достаточно прав для этого. «У меня большие неприятности, смертный, за которые частично и ты в ответе». — Услышав последнюю фразу, Темпус понял, что это говорил бог.

— Ластел сказал правду, Сайма? Ты хочешь в одиночку столкнуться с яростью Ашкелона? Скажи мне, как ты решилась напасть на лицо такой величины, и докажи, что сможешь исправить свою ошибку без моей помощи.

Она приблизилась к нему, коснулась его горла, пробежала рукой вдоль челюсти, пока палец не нашел его губ.

— Тес, тес. Ты плохой лгун, когда клянешься, что не любишь меня. Зачем тебе рисковать сейчас? Да, я ошиблась в Ашкелоне.

И должна исправить это тем или иным способом. Я тогда не могла ждать, наблюдая его смерть. Его мир обманул меня, он очаровал меня. Ты знаешь, какое наказание может принести мне любовь… Он умолял меня оставить его умирать одного. И я поверила ему… Если бы даже он умер, я продолжала бы любить его.