Ортис - десятая планета - Антипов Георгий Иванович - Страница 1
- 1/11
- Следующая
Георгий Иванович Антипов
ОРТИС — ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА
Письмо первое
Здравствуй, Степка! Я уже на Ортисе. Ортис — это название планеты.
Как я попал сюда? Прилетел в космической ракете. Когда она стояла на ракетодроме, я незаметно забрался ночью в багажник, а утром — трах-бах! — и я в воздухе. И, пока меня заметили, Земля была уже далеко-далеко.
А летел я здорово! Правда, когда я сидел в багажнике, я очень боялся, что меня найдут и оштрафуют как космического «зайца» на два миллиона рублей. Но всё обошлось как нельзя лучше. И, представь себе, как первого космического «зайца» космонавты окружили меня заботой и вниманием. Да что вниманием! Я был прямо нарасхват.
Астроштурман мне звёздную карту в руки сует, Радист — с концертом ко мне по заявке. Повар угощает питательными таблетками. Врач не отрывался от моего пульса почти до самого Ортиса. А потом прямо в ракете начал писать научную работу «Обязательна ли тренировка для космических пассажиров?»
Одни только роботы не обращали на меня никакого внимания. Впрочем, на то они и роботы, чтобы не замечать живого человека.
Ты спросишь, как я перенёс невесомость. Скажу откровенно: невесомость мне не понравилась. Никакого веса: что куриное перо, что человек. Разве это справедливо? По-моему, у каждого человека должен быть всегда свой вес.
На Ортис мы прилетели, оказывается, точно по расписанию. Сели очень хорошо, и все заспешили по своим делам — открывать, изучать, исследовать, а про меня все забыли. И кстати. Я даже обрадовался. Теперь я стал сам себе хозяин: куда захочу, туда и пойду, что понравится, то и буду смотреть.
Не успел я решить, в какую сторону шагать, как меня окружили жители Ортиса. Взрослые ортисяне, конечно, увязались за нашим космическим экипажем, а меня осадили ортисишки-мальчишки.
Смотрю на них — ничего удивительного. У них есть голова, руки, ноги. В одежде тоже порядок — штаны, рубашки. Только лопочут по-своему.
Посмотрели мы так с ортисишками друг на друга, а потом меня кто-то спрашивает:
— Может быть, ты по-русски говоришь?
Я оглянулся: кто же так заговорил? А это, оказывается, электронный переводчик-маленький такой аппаратик, похожий на наш карманный фонарик.
Какой-то ортисишка сует мне его под нос и всем видом показывает, чтобы я говорил. И я ответил:
— Русский я. С Земли.
Электронный переводчик залопотал по-ортисянски.
И меня поняли! Ортисишки зашумели, загалдели, начали хлопать меня по плечу. Потом они подарили мне электронный переводчик, и я сказал им большое спасибо. Тут все снова начали аплодировать и кричать:
— Мац-бац-кац! Ару!
Пока они шумели, я разглядел моих новых друзей получше.
Я заметил, что, хотя в одежде ортисян не было ничего особенного, носили они её по-своему. Пиджаки и рубашки были надеты задом наперёд. На головах что-то похожее на наши бескозырки. Но когда я пригляделся к одной бескозырке, то сзади у неё нашёл козырёк. Значит, это были не бескозырки, а фуражки и кепки, но почему-то надетые задом наперёд. Оказалось, что на Ортисе носить так одежду удобнее: в пальто и плаще не продувает. А козырьком лучше прикрывать не лицо, а затылок от солнечного удара.
Моих ортисишек очень, видно, удивила наша привычка застёгивать пиджаки спереди. Они толкались вокруг меня, тыкали пальцами в мои пуговицы и показывали друг другу кулаки.
— Из-за чего вы ссоритесь? — спросил я.
— Мы и не думаем ссориться, — ответили они. — Мы не можем налюбоваться на твои пуговицы.
— Зачем же вы грозите друг другу кулаками?
— Мы вовсе не грозим. Мы хвалим пуговицы.
Понимаешь, Степка, показать здесь кулак-всё равно что у нас большой палец.
— Тогда чем же понравились вам мои пуговицы? — спросил я.
— О-о! — зашумели ортисяне. — Это такое богатство! В наших коллекциях нет ничего подобного!
— В коллекциях? Значит, вы коллекционируете пуговицы?
— Только пуговицы! — ответило несколько ортисян. — После того как пуговицы были на Ортисе вытеснены замками-«молниями» и кнопками, наши коллекции больше не пополняются. А тут такое богатство!
Недолго думая я оторвал от своего пиджака все пуговицы и тут же раздарил их.
Но ортисян это только раздразнило. Они так жадно смотрели на мои пуговицы на брюках, что я не выдержал. Через минуту я остался без единой пуговицы. Тогда я взмолился:
— Принесите мне из нашей ракеты какой-нибудь ремешок, а то я никогда не сдвинусь с места!
Ремешок мне принёс самый маленький ортисянин, по имени Кинечу.
— Ты не сердись на них, — сказал он, — разве у вас не собирают коллекции.
— Собирают, — ответил я. — Есть чудаки, которые тоже пуговицами увлекаются.
— Как ты сказал, «чудаки»? — спросил Кинечу. — Чудаки — это люди, которые коллекционируют?
— Не все. А только те, что собирают пуговицы, обёртки от конфет и этикетки от спичечных коробок.
— Чудаки! — закричал Кинечу своим друзьям. — На Земле вас бы звали чудаками!
Ортисянам слово понравилось.
— Чу-да-ки! Чу-да-ки! — весело кричали они хором.
Я хотел сказать, что собирать коллекции пустячных вещей — дело не стоящее, но раздумал, чтобы не огорчать ортисян.
— Послушай, — обратился я к Кинечу, — а ваши люди уже летают в космосе?
— Нет, — ответил Кинечу.
— А фиолетовые люди у вас есть?
— Нет.
— И зеленых нет?
— И зеленых нет.
— Но, может быть, гигантские ящеры или какие-нибудь там птицы-лягушки?
— Нет, ничего такого нет у нас.
— А рабы есть у вас? — спросил я.
— И рабов нет, — ответил Кинечу.
— Значит, и освобождать некого?
Я расстроился:
— Зачем же я летел к вам?
— Но у нас зато немало другого интересного.
— А ты мне покажешь?
— Ладно… — согласился Кинечу. — Скажи, — поинтересовался Кинечу, — а сколько тебе лет?
— Двенадцать, — ответил я.
— О! Тебе двенадцать лет? — удивился Кинечу. — Такой маленький, и ты так много сделал!
— Я ещё ничего не сделал.
— А почему же тебе тогда двенадцать лет?
— Ну потому что так родился. А тебе сколько?
— Мне только семь! Я ещё ничего полезного не сделал.
— Ну при чём тут полезное дело? Я ведь спрашиваю про возраст.
— А я и отвечаю про возраст. Я ещё не много пользы принёс, вот потому мне и семь лет.
В общем, мы еле-еле поняли друг друга.
Оказывается, возраст ортисян считается не так, как на Земле. Они записывают в паспорта только те годы, в которые приносят пользу обществу.
Но учёба тоже считается. Счёт как раз и начинается с первого класса. Ученикам шестого класса на Ортисе в основном по шесть лет. Но есть и старше. Это те, кто в свободное время трудятся или занимаются в двух школах, например в художественной или музыкальной.
Чем старше ортисянин, тем больше полезных дел он совершил, а значит, тем больше его и уважают.
Я сказал Кинечу:
— Знаешь, а один мой друг имел бы здесь всего четыре года, так как его оставляли на второй год в пятом классе. А если ещё учесть, что он не ходит на школьные воскресники и не собрал и пуда металлолома, то подходит у вас к младшей группе детсада.
- 1/11
- Следующая