Николай Кузнецов - Лукин Александр Александрович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/57
• Следующая

Уничтожение Функа произвело огромный эффект. На его смерть была помещена статья самого Коха под заголовком: «Судебный президент страны убит».

О ликвидации палача из сообщения ТАСС от 17 декабря 1943 года узнали все советские люди.

После похищения генерала фон Ильгена, взрыва на вокзале и невероятного по дерзости убийства Функа гитлеровцы в Ровно, как и следовало ожидать, совсем потеряли головы. Паника достигла предела. Среди оккупантов и обывателей ходили самые нелепые слухи о «большевистских террористах», якобы наводнивших город и уничтожавших высокопоставленных лиц. В Ровно начались повальные обыски и облавы. Причем на местных жителей внимания почти не обращали – документы проверяли в первую очередь у военнослужащих. Подозрительных лиц арестовывали десятками. Террористы мерещились повсюду – жителям запретили выходить из домов позже шести часов вечера, ходить группами больше двух человек, носить чемоданы, свертки, закрытые сумки и даже… держать руки в карманах. Целыми днями по улицам разъезжали автомобили с громкоговорящими установками: ровенцев убеждали содействовать властям в поимке террористов.

В один из этих тревожных дней с Кузнецовым случился в центре города на улице Мицкевича неприятный эпизод. Струтинский остановил машину у тротуара, сделал это недостаточно осторожно и ударил бампером другой автомобиль, который, как оказалось, принадлежал заместителю Китцингера генералу Мельцеру.

К Струтинскому подошел полицейский офицер в потребовал документы. Николай предъявил путевой лист, в котором, по его мнению, все было в порядке: указаны марка машины, фамилия владельца, маршрут и цель поездки. Не хватало лишь одного, но весьма существенного – печати…

Струтинский, кляня себя за забывчивость, стал оправдываться, делая вид, что плохо понимает по-немецки.

Вмешался Кузнецов – нужно было спасать положение, так как отсутствие печати делало путевой лист пустой бумажкой, а немцы, как он хорошо усвоил, придавали документам большое значение, придирались ко всякой мелочи. Словно не придавая этой истории серьезного значения, он спокойно подтвердил:

– Мой шофер – поляк. По-немецки почти не говорит. Вы разве не знаете этих мобилизованных польских дураков? Они все делают не так, как надо…

– Печать должна быть обязательно, – упорствовал полицейский. – У вас ее нет, это непорядок…

Допустить, чтобы их задержали, Кузнецов не мог. Проверка злополучного путевого листа в фельджандармерии (а там и других документов) не сулила ничего хорошего. И он решился на очень дерзкий и рискованный ход…

– Непорядок, говорите? – мрачно переспросил он и тут же резко почти выкрикнул офицеру, махнув рукой в сторону мостовой, где катился непрерывный поток отступающих гитлеровцев. – А это, по-вашему, порядок?! У нас сейчас много беспорядка, господа, – и с горечью добавил: – Полагаю, что отсутствие печати в моем путевом листе еще не самое страшное…

Полицейский растерялся. Он не мог не согласиться, что этот, по-видимому до крайности раздраженный отступлением, офицер в чем-то прав. Инцидент был исчерпан…

Фашистская служба безопасности так и не обнаружила неизвестного обер-лейтенанта. Что же касается гауптмана Пауля Вильгельма Зиберта – его деятельность продолжалась.

После тяжелого, кровопролитного боя с карательной экспедицией «мастера смерти» генерала Пиппера оставаться под Ровно отряду уже было нельзя. Победа вдохновляла, тем более не следовало ею обольщаться – нужно было уходить, пока потрясенные нежданным поражением немцы не пришли в себя и не отрезали все пути к отходу.

В конце октября Красная Армия, вдохновленная блестящей победой на Курской дуге, вышла к Днепру на протяжении семисот километров. Это означало освобождение от оккупантов почти всей Левобережной Украины и Донбасса.

Гитлеровцы теперь рассчитывали только на Днепр: широкая, полноводная река с ее высоким правым берегом расценивалась ими как непреодолимая водная преграда для усталых, измотанных трудными и ожесточенными летними боями советских войск. Но Днепр был форсирован сразу в десятках мест на всем театре военных действий!

6 ноября, в канун Октябрьского праздника, Москва салютовала доблестным дивизиям Красной Армии, освободившим столицу Советской Украины Киев. Удар по Коростеню, Житомиру и Фастову привел к тому, что оказались перерезанными важнейшие коммуникации, связывающие группы немецких армий «Центр» и «Юг».

Штурмом был сокрушен сильный плацдарм гитлеровских войск в районе Запорожья. Вслед за Запорожьем были освобождены Днепропетровск и Днепродзержинск. На юге Красная Армия взяла Мелитополь, изгнала немцев с Таманского полуострова, вышла к низовьям Днепра и Перекопскому перешейку. Крым оказался отрезанным, фашистские войска в нем – запертыми, как в бутылке.

Началось освобождение и Советской Белоруссии.

На всех фронтах от Черного до Северного морей гитлеровцы несли огромные потери. Всего в ходе летне-осенней кампании Красная Армия разгромила 118 фашистских дивизий, вывела из строя почти полтора миллиона вражеских солдат, офицеров и генералов.

Фронт все ближе и ближе подходил к государственной границе СССР. Вначале исподволь, а потом все более поспешно гитлеровцы эвакуировали оккупационные учреждения из Ровно. Город стал терять свое значение центра временно оккупированной фашистами Украины и, следовательно, уже не интересовал так, как прежде, советскую разведку. Громоздкий аппарат гитлеровской администрации поспешно переводился во Львов. Потому-то именно к этому городу и было решено перебазировать отряд под командованием Д. Н. Медведева.

Памятный бой с карателями лишь ускорил это решение.

Итак, поздней осенью 1943 года по совершеннейшему бездорожью, лесами, топями, проселками, отряд совершил тяжелейший 150-километровый переход. Чтобы не подвергать тяготам и риску раненых, их принял по просьбе Дмитрия Николаевича Медведева в свое соединение дважды Герой Советского Союза Алексей Федорович Федоров. (Интересно, что по выздоровлении они образовали небольшой отряд, которым командовали медведевцы же – Григорий Шашков и Константин Владимирский.)

Местом новой временной стоянки был избран лес в окрестностях большого села Велки-Целковичи. Здесь отряд привел себя в порядок, после сильных боев партизаны смогли, наконец, отдохнуть, набраться сил. Но для разведчиков этот вынужденный и временный отрыв от источников информации, был крайне нежелателен. Поэтому уже через две недели было решено, что, поскольку немцы наверняка убедились, что партизаны от «столицы» ушли, группа разведчиков, работавших в Ровно, под командованием Лукина в сопровождении роты Льва Ермолина скрытно вернется на время в Цуманские леса. (Несколько позже туда вернулся и весь отряд.)

При обратном пути как раз в канун Дня чекиста – 19 декабря – на них, к своему несчастью, напоролся целый выпуск школы военных старшин так называемой УПА – «Украинской повстанческой армии». Как потом выяснилось, эти предатели совершали ночной марш в качестве одного из выпускных экзаменов. Несостоявшихся старшин партизаны разбили наголову и взяли хорошие трофеи: тяжелый пулемет, миномет, много оружия и боеприпасов. Но самое главное, – в распоряжении разведчиков оказалось более сотни новеньких, еще не выданных старшинских дипломов, украшенных печатями и витиеватыми подписями командующего группы УПА «Заграва» Дубового и начальника штаба Бористена – так в древности назывался Днепр (вожаки националистов очень любили присваивать себе громкие имена, чего стоил один атаман Боровец, именовавший себя ни более, ни менее, как… Тарас Бульба!).

…Между тем поток немецкого отступления подкатывал к Львову. Все дороги были забиты, запружены автомобилями, повозками, мотоциклами… Бежали офицеры и чиновники оккупационных ведомств, семьи оккупантов, предатели, пытающиеся уйти от возмездия. Бежали в панике, дрались за места в машинах, платили бешеные деньги за железнодорожные билеты и бензин.

• Предыдущая
• 50/57
• Следующая