Вечнозеленое поле жизни - Бубукин Валентин Борисович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/44
- Следующая
Даже на выездах в пути Борис Андреевич не позволял нам расслабляться. У нас был свой вагон тридцать восьмого года выпуска. У каждого – персональная койка. Вагон прицепляли к удобному для нас поезду. Если он приходил в Киев, допустим, в шесть утра, нас это не волновало. Вагон вместе с нами отгоняли на запасные пути, и мы продолжали спать часов до девяти. А потом к вокзалу подавали автобус, и мы направлялись в гостиницу – свежие, готовые тренироваться. Так вот, если поезд останавливался больше, чем на двадцать минут, Аркадьев отправлял нас на пробежку по шпалам или по какой-нибудь дорожке – минут семь туда и обратно. Тогда электропоездов не было, в паровозы воду заправляли. Мы как прибежим радостные, «коллеги»-машинисты сразу открывают кран, и выливают на нас ушат холодной воды. А один раз во время длинного перегона тренер Владимир Иванович Горохов запустил нас по вагону. Комплекс упражнений в движении: бегаем туда-сюда по вагону, высоко поднимая бедро.
Поразительно, но настоящий фанатик физических нагрузок Борис Андреевич был очень эрудированным и интеллигентным человеком. Он вместе с братом заканчивал Художественную академию в Москве и прекрасно рисовал сам. Когда мы приезжали в Ленинград, он водил нас по музеям, показывал картины, объяснял какие-то тонкости. Однажды в Русском музее остановил нас возле знаменитой картины Брюллова «Последний день Помпеи» и задал задачку: найти нечто нереальное на этом полотне. Мы во все глаза смотрели, искали, двадцать два человека ни фига найти не могли – рама, картина, краски, Помпея. Он сам же и ответил:
– Посмотрите, кругом пепел, все грязные, а патрициев чистеньких несут в белых туниках.
В пятьдесят пятом году, перед отлетом в Индонезию, он укоризненно говорил:
– Я знаю, вы, барахольщики, едете за барахлом. А я возьму краски, карандаши и буду делать зарисовки.
И стоит отметить, что он всеми силами пытался привить нам не только футбольную тактическую грамотность, но и художественный вкус. В Азию летели ночью, все спали. И вдруг нас будит какой-то неземной Аркадьев.
– Друзья мои! – кричит. – Посмотрите, какой восход солнца! Мы испуганно протираем глаза, смотрим в иллюминатор, а там действительно из моря выплывает эта розовая махина. Мы же все были дети войны. Пришли по большей части от станка – у кого семь классов, у кого и того меньше. Кто-то пропускал, вообще не учился. А он даже матом никогда не ругался. Многих игроков называл на «вы». «А вы, молодой человек, допустили грубейшую ошибку. Я вам говорил не бросаться, а вы…». И все равно мы находили общий язык: не потому, что он опускался до нашего уровня, а благодаря тому, что мы неосознанно тянулись за ним. Я слышал, в принципе, от него матерные слова, но в стихотворной форме. Он утверждал, что это строчки его любимого поэта Александра Блока. Так это или нет – не знаю, но звучало красиво и дерзко. У него всегда был под рукой томик Блока, правда, один и тот же. И каково же было влияние этого человека, что мне, выросшему среди расшибалочки и заводских стружек, пятьдесят лет назад навсегда врезались в память строки:
С пятьдесят третьего года я начал играть за дубль «Локомотива». Основная команда плелась в хвосте таблицы, а дубль был очень мощный. Виктор Соколов, Юра Ковалев, Артемьев, Климачев. Мы редко проигрывали двусторонки основному составу. И начиная с пятьдесят четвертого года Борис Андреевич решил провести обновление команды. Многие ребята были на сходе: Игорь Петров, Лагутин, Мачулин, Ивашков. Дело не обошлось без скандалов. Часть игроков написали письмо в министерство путей сообщения, обвинив Аркадьева в недостаточном клубном патриотизме. Ему приписали слова «Эту старую «локомотивщину» я выжгу каленым железом». Но это цветочки по сравнению с обвинением в космополитизме. Аркадьеву припомнили брошенную фразу что немецкий приемник «Телефункен» – один из лучших в мире, у нас таких нет. Я был свидетелем, когда его вызвали на ковер и спросили:
– Борис Андреевич, что у вас там с этим «Телефункеном». Вы так говорили?
– Да. Говорил. Но они опустили следующую фразу. Я сказал, что лучше советских ученых в мире нет, что мы сделаем приемник в сто раз лучше, чем этот «Телефункен». Это я говорил?
Всем ничего не оставалось, как согласно кивать головой, обвинение отмели. Да и главного недоброжелателя Бориса Андреевича, Берию, к тому времени уже расстреляли. Началось обновление, и меня стали подпускать к основному составу. Осенью в одном из решающих матчей в Харькове с одноклубниками, аутсайдерами, я забил решающий гол в ворота Уграицкого. Сыграл на опережение, получил кулаком по затылку, но вместе с командой остался в высшей лиге. Всему основному составу подарили по черному сервизу на двенадцать персон. До сих пор где-то одна чашка стоит.
Любопытно, как я ощутил себя полноправным членом основного состава. Не по игре – голы я давно забивал, – а по признанию «ветеранов». Раньше организованного питания на выезде не было. На сборах нам давали суточные: три рубля пятнадцать копеек – и крутись, как хочешь. Можешь добавлять свои деньги и питаться шикарно, а можешь голодным ходить. Мы, молодые, – Соколов, Ковалев и я, – завтракали и обедали в столовой. Кашки возьмем, сметаны, в обед брали суп, салат – что есть. А «богачи» из основы ходили в ресторан. В Баку, например, приезжаем – они люля-кебаб идут поесть, осетину жаренную. В Тбилиси – шашлык, рыбу заливную. И вдруг мне говорят:
– Молодой, пойдешь с нами обедать.
Я из скромности отказываюсь, хотя и приятно. Говорю, не заслужил еще такого уважения. А в полузащите играл Женя Лядин, по кличке «Профессор», впоследствии заслуженный тренер СССР, дважды приводивший юношескую сборную к победе в турнире УЕФА в конце шестидесятых. Он мне и заявляет:
– Заслужил, не заслужил, а обедать пойдешь. Ты забиваешь мячи, а нам с выигрыша больше платят. Значит, ты стал приносить деньги в копилку, в дом. Поэтому твои калории наше общее достояние. Ты затрачиваешь энергии четыре-пять тысяч калорий за матч. А в столовой питаешься на три тысячи. Так что мы будем следить за твоей нормой.
Помню, первый раз пришли, у меня чуть пузо не лопнуло. Они заказали заливное, затем солянку мясную, затем шашлык из осетрины на вертеле. Еще кофе и мороженное. Я так вообще никогда не ел. Со сбора, в зависимости от посещаемости, мы получали до тысячи рублей, а в Тбилиси, Ереване, стадионы всегда были полные. Счет за эти «калории» честно делился на всех. Иногда, бывало, после победы они коньячку с собой тайком возьмут, шампанского. Я-то не пил, но с меня все равно вычитали мою долю за спиртное. Потом пивка попьют, а мне, как ребенку, – ситро.
Вообще по вышеназванным причинам спиртным особо не злоупотребляли. Но после побед могли себе позволить тайком от интеллигентного Аркадьева. Его вежливая ирония продирала почище любого крика.
Однажды сидели в привокзальном ресторане в Минске. А для конспирации сказали официанткам:
– Девочки, принесите водки в бутылках из-под «Боржоми». И вдруг заходит Аркадьев, садится, смотрит меню. А мы делаем вид, что утоляем жажду, потягиваем «Боржоми», как воду, в прихлебочку. Потом, только он отвернется, скорей набивать себе рот – закусывать. Две бутылки «Боржоми» на шесть человек. К Борису Андреевичу подходит официантка, и он ей совершенно искренне заказывает «Боржоми». А ему отвечают, что нет в продаже. Тогда он говорит нам:
– Ребят, пить очень хочется, налейте стаканчик, а то у них кончилось.
Мы не успели опомниться, как он ахнул полстакана. Хорошо, культурный человек – не стал полный наливать. И когда глаза перестали бешено вращаться, участливо так спрашивает:
– А почему же вы не закусываете?
Ну все, думаем. Километров пятнадцать нам на завтра обеспечено.
Футболисты в плане отдыха и веселья похожи на крестьян. Те играли свадьбы и устраивали общие застолья после Покрова, как урожай соберут, и у нас серьезные мероприятия намечались после окончания сезона. Двадцать второго декабря пятьдесят пятого года мы поженились с Зоей. Еще раз повторюсь, что мне несказанно повезло. Она сначала была прекрасным другом, потом прекрасной женой, затем стала прекрасной матерью. А сейчас отличная бабка, внуки ее больше всех любят.
- Предыдущая
- 7/44
- Следующая
