Тёмный секрет успеха - Иванова Анна - Страница 7

За поворотом к градиенту слез и снежным помехам добавились огни фар дальнего света. Я отшатнулась от просвистевшего впереди автомобиля и пошла обратно. Отец сказал, что спрячет паспорт туда, куда я не дотянусь. Вряд ли он имел в виду чердак. Скорее всего, отдаст документы кому-нибудь на хранение, если уже не отдал. Нет, они в доме, иначе он не сказал бы об этом в будущем времени. Но сколько еще они там пробудут? Раз уж отец решил их перепрятать, он не станет долго ждать. Найти паспорт надо сегодня. Но как? Напоить папу до бесчувствия не получится – он сразу поймет, для чего мне это нужно. Купить снотворное негде – все аптеки закрыты. Дождаться, пока он уснет? У отца чуткий слух. Пожалуй, это единственное, в чем он проявляет чуткость. Стоило повернуть дверную ручку, как отец приглушил звук телевизора. Я сняла мокрые тапки и босяком перешагнула порог.

– Что мы сегодня будем есть? – спросил папа так, будто я никуда не уходила.

– Сейчас переоденусь и приготовлю макароны по-флотски, – ответила я и пошла к себе в комнату.

Как быть с Лилькой? Единственный проступок не должен стоить ей высшего образования. Что бы я ни придумала сегодня, завтра папа проснется и пойдет к ее родителям… Закрыв дверь, я начала стягивать с себя платье. Кружевная сетка зацепилась за сережку. Я с силой дернула за подол, сетка порвалась. Рука потянулась к мочке уха. На кончиках пальцев осталась кровь. Я бросила платье в корзину с грязным бельем. Вытащив сережки, сняла нижнее белье и отправила его вслед за папиным подарком. Хотелось избавиться от всех вещей, которые касались этого проклятого платья. Я открыла ящик, чтобы достать чистые трусики. Вытащила первые попавшиеся и замерла. Под ними оказался сложенный вчетверо тетрадный лист.

Сколько раз я пожалела, что принесла его домой? Достаточно, чтобы яд испарился, исчез, как будто его никогда там и не было. Я развернула бумагу. В центре лежал прямоугольник из утрамбованного белого порошка. Чем не снотворное, усыпляющее раз и навсегда? Вот оно, чудодейственное средство, способное вмиг изменить нашу с Лилькой судьбу. Стоит только присыпать настоящее белым порошком, и можно нарисовать новое будущее. Светлая квартира в Москве вместо обнищалого дома здесь, творческая работа журналиста вместо службы на зоне, великая жизнь вместо прозябания. Всеобщее уважение за подвиги вместо презрения за попытки. Сила вместо слабости.

Я надела домашний костюм, свернула листок и положила его в карман. На кухне горел свет. Отец, не дождавшись ужина, рылся в холодильнике. Увидев, что я наливаю воду в кастрюлю, папа захлопнул дверцу и ни с чем вышел из кухни. Я поставила кастрюлю с водой на плиту и долго наблюдала, как всплывают крошечные пузырьки. Потом закрыла крышку, чтобы вода быстрее закипела, и отошла к окну. Под фонарем, как стая светлячков, кружили снежинки. На секунду мне показалось, что на улице лето, а с сегодняшней ночи прошло полгода. Лилька поступила в медучилище, а я, как и большинство моих одноклассников, устроилась на работу. Потом светлячки снова превратились в снежинки, и наступила следующая зима. За ней пришло очередное, бессчетное лето, а я все еще была здесь, в этом году, снова и снова возвращаясь к главному в жизни выбору.

Сзади раздался скрежет. Крышка подпрыгнула на кастрюле, брызжущей кипятком. Я высыпала макароны и принялась помешивать, представляя, что это мое главное занятие с сегодняшнего дня. Больше не надо учиться, читать книги по психологии, писать статьи, тренировать речь и записывать уроки для блога. Теперь у меня масса свободного времени и только одна обязанность – стоять у плиты. Чем бы заняться сегодня вечером? Может, посмотреть с папой «Ты не поверишь!» и узнать, сколько на самом деле пластических операций сделал Басков? В горле запершило, на глаза навернулись слезы. Я выронила ложку и спрятала лицо в ладони. Это нечестно! Жизнь несправедлива. Хотя нет, жизнь наградила меня победой на олимпиаде, дала шанс, а отец его отобрал. Жизнь подарила мне внешность, ум и талант оратора – все, что нужно журналисту. Я не имею права отказываться от такого подарка. Я не смогу без этого жить.

Не дожидаясь, пока доварятся макароны, я сняла кастрюлю с плиты и слила воду. Вытряхнула содержимое консервной банки и принялась перемешивать. Горячие макаронины то и дело вылетали из кастрюли, попадая мне на руки. Я не боялась обжечься. Я вообще ничего не боялась, а только гребла ложкой, как веслом. Лилька сама лишила себя будущего, когда сошлась с дурной компанией, но именно я потянула ее в МГУ. Из-за меня она станет не просто обычной медсестрой в городской больнице, а всеобщим посмешищем, неудачницей, которая невесть что о себе возомнила, а на деле оказалась такой же, как все.

Сердце колотилось, комната подрагивала перед глазами. Я схватила кастрюлю за раскаленные ручки и наклонила, чтобы выложить содержимое в две тарелки. Обернувшись к двери, сквозь слезы не разглядела, есть ли кто-то поблизости. Боясь передумать, я не медлила. Вытащив из кармана сверток, высыпала порошок в одну из тарелок, весь, без остатка. Отошла за вилками, а когда вернулась, не поверила своим глазам: яд растворился, от порошка не осталось даже следа. Я всунула по вилке в каждую тарелку и тщательно размешала макароны. Взяла еду. Как обычно, понесла в зал. Наклонившись к столику возле телевизора, замерла. В спешке я положила одинаковые порции и теперь не была уверена, в какой из тарелок яд. Кажется, в той, что справа. А вдруг перепутала, и отрава в тарелке слева? Еще не поздно передумать, сказать папе, что макароны не доварены, или тушенка протухла. Нет. Будь что будет. Или он, или я. Передав отцу тарелку из правой руки, я села рядом и поднесла вилку с нанизанной макарониной ко рту.

– А где кетчуп? – заглянул в тарелку папа.

Я всунула вилку обратно в макароны и, поставив тарелку на стол, пошла на кухню.

– Майонез тоже захвати! – крикнул вдогонку он.

Что бы я ни приготовила, папа всегда поливает это майонезом и кетчупом. По крайней мере, не надо беспокоиться, что он почувствует вкус яда, если конечно порошок попал в его тарелку. Когда я вернулась в зал с двумя бутылками, обе тарелки стояли рядом, в середине стола. Я протянула отцу кетчуп и майонез, чтобы занять его руки и первой выбрать тарелку, вилка в которой торчала в центре, а не лежала с краю. Он принялся заливать макароны кетчупом, стуча по дну бутылки. Я уставилась невидящим взглядом в телевизор. Набила рот. Не жуя, проглотила полпорции макарон. Почувствовала, что меня вот-вот вырвет. Запах тушенки вызывал тошноту, поэтому мне пришлось поставить тарелку на стол и отодвинуть подальше. Отец закинул остатки из своей тарелки в рот. Выжидающе на меня посмотрел.

– Ты будешь доедать? – спросил он, проглотив.

Я покачала головой и отвернулась к телевизору. Яда хватило бы на десятерых, значит, кто-то из нас, а может быть и мы оба, сегодня умрет. Снова покосилась на отца. Он закинул последние макаронины в бутылку с кетчупом и, покрутив, высыпал их в рот. Пару раз подвигав челюстью, отец проглотил макароны. Я проследила за ним, не дыша. Побоялась выдохнуть, даже когда еда закончилась. Отец вытер рот тыльной стороной ладони и уставился в телевизор. Я продолжала на него глядеть, как будто с последней макарониной прозвучал сигнал, по которому отец должен был упасть замертво, но ничего не произошло. Папа заметил мой взгляд и спросил:

– Ты не собираешься идти учить уроки?

– Нет, – я отвернулась и снова уставилась в экран. – Буду смотреть телевизор.

– Ну и правильно. Хватит забивать башку ерундой.

Не фокусируясь на картинке, я искоса наблюдала за отцом. То ли от мельтешения по телевизору, то ли от яда, у меня закружилась голова. Под левым ребром закололо, макароны подступили к горлу, в ушах поднялся гул. Я потянулась за пультом, чтобы сделать тише, но большой палец дрогнул и соскользнул с кнопки. Отец облокотился на спинку дивана и, позевывая, смотрел телевизор. В справочнике я прочитала, что яд может не подействовать, если человек плотно поел. Отец, конечно, набил живот, но ни один ужин не способен нейтрализовать действие такого количества порошка. Может, реактивы в кабинете химии просрочены? Тогда почему мне так плохо, что я, кажется, вот-вот свалюсь без сознания? Скорее всего, это нервы. Или яд подействовал быстрее на тело меньшего веса. Лилька наверняка смогла бы мне все объяснить, но ее об этом спрашивать нельзя.