Замок отравителей - Брюссоло Серж - Страница 13

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая

— Значит, на барона у кого-то зуб? — поинтересовался Жеан.

Ливия пожала плечами.

— Какой сеньор не имеет врагов?

— Я полагаю, что наличие яда можно определить разными штучками вроде жабьего камня или рога единорога.

— Так считают, — зевнула девушка. — Но ничто не заменит хорошего пробовальщика вроде Гомело, который заболевает от пустяка.

— Поэтому он цветом напоминает репу?

— Да. Подумай сам: чего ради держать пробовальщика, который спокойно может переварить все адские отравы? Наоборот, надо выбирать желудок понежнее.

— Странная все же профессия, — проворчал Жеан. — Умереть вместо другого!

— Ну так что же! — прыснула Ливия. — Разве рыцари не делают то же самое?

— Это совсем другое! — запротестовал Жеан. — Рыцарь защищает свою жизнь с мечом в руке, а пробовальщик полагается на судьбу.

— Может быть, — задумчиво произнесла Ливия. — Но Гомело уверен, что от постоянной угрозы смерти у него растет аппетит к жизни, и после того, как он стал пробовальщиком, ему постоянно нужны женщины.

— Забавный тип, — вздохнул Жеан.

— Он богат, и с ним считаются, — подчеркнула шлюха. — И он всегда любезен с нами. Приходя сюда, Гомело не забывает вручить маленький подарок каждой из нас: ленту, шарфик, книжку с неприличными картинками…

Она прыснула со смеху. Гомело уже исчез в другом конце зала в сопровождении своего батальона проституток. До Жеана доносились смех и его глупые шутки; девушки делали вид, что им очень нравится.

Да, довольно любопытный тип… и странный выбор существования… А впрочем, каждый зарабатывает на жизнь, как умеет. Сам Жеан не согласился бы умереть вот так… Разбойники или волки — да, яд или проказа — нет!

Ему вдруг опротивело лежать на этом сомнительном тюфяке, которым пользовалось столько людей. Ему хотелось женщину, но не такую, как Ливия.

Он встал, натянул штаны и рубашку. Девушка умоляла его остаться и старалась умелой рукой возбудить его.

Сойдя с тюфяка, Жеан услышал знакомый голос, окликнувший его. Это был Ожье. Старый рыцарь лежал на тростниковой циновке. Больно было смотреть на его голое тело, испещренное шрамами от ран, которые прижигали раскаленным железом.

— Эй, друг! — окликнул он. — Захотелось в последний раз заняться мужским делом, пока еще башка на плечах?

— Как и тебе, — парировал Жеан.

— О! Где уж мне, — горестно вздохнул Ожье. — Ведет меня сюда только тело, чтобы через боль испытать какое-нибудь ощущение, а не голова. Всем солдатам это знакомо. Да и какая женщина, кроме проститутки, без содрогания посмотрит на мои раны? Ты можешь представить, что я нахожусь в постели юной девушки, и она вдруг увидит мою чиненную-перечиненную кожу?

Жеан присел на край циновки. Ожье протянул ему кувшинчик с вином. Какая-то толстушка, вся покрытая веснушками, похрапывала рядом с ним, опьянев от дешевого вина. Жеан посмотрел на израненное тело старого рыцаря и вспомнил о слухах, ходивших по поводу Ожье. Говорили, что женщин он не любит, что он извращенец. А это смертный грех, как утверждали знающие монахи. Сам сатана стыдился его. Говорили также, что Ожье посещал бордели, чтобы переменить обстановку и рассеять обвиняющие его слухи, могущие довести до костра.

Что касается Жеана, то он смутно представлял суть этих слухов, но знал, что подобные извращения часты в монастырях и военных лагерях — везде, где нет женщин.

— Ты будешь участвовать в турнире? — спросил Ожье.

— Да, — решительно ответил Жеан. — Хоть раз, да попытаю счастья.

— Храни тебя Бог, — вздохнул старый рыцарь. — Зайди ко мне завтра утром, дам тебе какое ни есть снаряжение. Будет пешая битва вокруг деревянного замка. Команда защитников, команда атакующих… но не строй иллюзий… все они нападут на нас с тобой. Тебя не любят, а мне завидуют, потому что я не пресмыкался перед Орнаном де Ги во время Крестовых походов в Святую Землю. Кстати, я и не собирался этого делать…

— Почему?

— Орнан считал, что я слишком… церемонился с арабами. Ему однажды показалось, что я не очень усердствую в убийствах. Он всегда сердился на меня. А ведь когда-то я был волком, как и он, но теперь кусаться мне не по зубам. — Он, похоже, задумался, потом добавил, отведя глаза: — Тебе не следовало бы показываться со мной. О тебе станут плохо думать…

Конец фразы утонул в новом взрыве смеха девушек Гомело.

Бой начался, но сразу произошла путаница. Хрупкий замок из досок, возведенный на огражденном поле, был мгновенно разнесен на куски ударами мечей. Противники слились в единую массу, каждый был сам по себе и рубил направо и налево, звяканье железа заглушало все крики.

Никто не сдерживал своих ударов, и постороннему наблюдателю было трудно увидеть разницу между «куртуазной» стычкой и настоящей битвой.

Поднявшаяся пыль превратилась в едкий туман, от которого сохло во рту, слезились глаза, и уже ничего нельзя было рассмотреть в его ядовитых клубах.

Разноцветные мантии, красивые шелковые гербы превратились в лохмотья при первом же столкновении, и уже невозможно было сообразить, кто бьется против кого. Только Жеан и Ожье выехали на арену с открытыми лицами. Все остальные напялили на головы новые шлемы в форме цилиндров с прорезью на уровне глаз, и Жеану казалось, что он сталкивался всегда с одним и тем же противником.

Как и предсказывал Ожье, все соперники пытались поразить его в лицо. Жеан не был так ловок в искусстве владения мечом, но спасала сноровка лесоруба, и его удары проламывали шлемы не хуже, чем железная дубина. Он уже поставил на колени троих рыцарей, но их слуги быстро уносили своих хозяев, не давая Жеану заставить тех просить пощады.

Проводник иногда замечал сквозь пыльный туман трибуну для почетных гостей, на которой восседали Орнан де Ги, его невеста Ода с темно-красными лентами и Дориус, все еще изображающий важное духовное лицо и умирающий от желания раздавать благословения, как это делает прелат в день всепрощения.

Ожье было хуже, чем Жеану. Надеясь на свои познания в ратном деле, он забыл о своем возрасте, о том, что ему уже не до турниров. С каждой минутой его удары слабели, и молодые паладины легко уходили от них.

Жеан старался держаться поближе к Ожье, но в суматохе быстро отдалился от него. В этот момент он с удвоенной силой молотил по щиту неизвестного рыцаря, кольчуга которого уже потеряла боевую раскраску.

Внезапно Жеан почувствовал, что окружен. Трое рыцарей в безликих шлемах одновременно нападали на него со всех сторон. Их удары не являлись символическими; цель была одна — убить. Жеан отбивался шитом, но удары были настолько сильны, что ему казалось, будто рука вот-вот вывихнется. После одного мощного удара деревянный щит разлетелся на куски. Другой меч сильно ударил по спине, но удар пришелся плашмя, и меч не разрубил кольчугу.

Жеан услышал, как затрещали его ребра, и покраснел от боли. Трое рыцарей возобновили атаку, пытаясь перерезать ему подколенные впадины или разрубить колени, чтобы заставить его упасть.

— Бейте его, добивайте! — услышал Жеан чей-то приказ.

Он понял: допусти ошибку, упади, с него тотчас же сорвут шлем и раскроят череп. Еще один мощный удар по бедру. Жеан почувствовал, как стальные кольца кольчуги вошли в тело.

Не выдержав, он упал. Рот наполнился пылью. Но тут раздался военный клич Ожье — «Dehet ait ki s' fuit!» [3], — бросившегося на убийцу. Ведь Жеан нисколько не сомневался, что его хотят убить.

Ему снились странные сны. Он видел Орнана де Ги, превратившегося в сокола и взлетевшего. Сокол, паря, кружил над замком и окрестностями, всматриваясь в землю и выискивая добычу. Увидев молоденькую девушку, он, сложив крылья, камнем падал на нее. Клюв его был подобен острию меча.

Снился Жеану и Гомело. Этот мужчина с бледной кожей задремал у огня, стал плавиться, и все увидели, что он сделан из воска, как обыкновенная свечка.

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая