На пороге ночи - Брюссоло Серж - Страница 32
- Предыдущая
- 32/88
- Следующая
– Прежде, – рассказывал старик, – когда я был помоложе, каждая пара рычагов стрелки отвечала за отдельную страну. Эти – за Соединенные Штаты, те – за СССР, а вот там – за другие, менее значительные: Германию, Китай, Японию – государства, по чьей вине чаше всего возникают конфликты. Отводя на запасный путь отрицательную энергию, я добивался паритета держав на мировой арене. Видел бы ты, как мне приходилось скакать туда-сюда, орудуя рычагами. Одни Иваны сколько крови попортили! Но дьявольские флюиды вовремя оказывались в тупике. С каким скрежетом и визгом переводились тогда рельсы, однако зло не получало дальнейшего распространения и устремлялось прямо к буферам, обрушиваясь всей своей мощью на собак и вызывая у них разрыв сердца. Мне только и оставалось, что зарыть их в землю возле сарая. Так я предотвратил не один мировой кризис и международный конфликт. Теперь сил у меня недостаточно, и я сконцентрировал их исключительно на Соединенных Штатах. Обрати внимание на этот путь – здесь-то все и происходит, вот почему необходимо, чтобы рычаги были всегда отлично смазаны: они должны срабатывать сразу, как только за них возьмешься. Твоя задача – научиться ими управлять.
Робин попробовал, но рукоять верхнего рычага, расположенного под углом к путям, находилась слишком высоко, и, даже навалившись всем своим весом, он не смог сдвинуть рычаг с места. У Джедеди это вызвало страшное возмущение, и он ударил ребенка по спине палкой, вырезанной из орешника.
– Негодник! – завопил старик. – Отдаешь ли ты себе отчет, что здесь решается судьба нашей страны? Мы на передовой линии фронта. Никто об этом не догадывается, но именно мы стоим на страже Родины, мы – созидатели будущего! Мы ставим заслон, отводим вредную энергию, и все определяется здесь, в каньоне. Политики ничего не могут – они марионетки. Настоящая партия разыгрывается отнюдь не в Белом доме, не в Овальном кабинете, а на станции. Если мы не способны справиться со злом, то страна погрязнет в хаосе.
После очередного приступа гнева старик терял столько энергии, что потом становился бессильным. И на этот раз, когда на него накатила слабость, он прекратил жестикулировать и, добравшись до будки, рухнул в кресло. Через пару минут он уже спал. Робин уселся на последней ступеньке лестницы и задумался, глядя на рельсы. Он был страстным поклонником античности, прочел немало греческих источников, и его не удивляли бредовые теории Джедеди. Богам Олимпа люди всегда представлялись пешками, земля – шахматной доской, игрой, благодаря которой они избавлялись от скуки, разрабатывая мудреные комбинации. Если сравнивать с ними, Джедеди Пакхей напоминал нелепую пародию на Зевса, который вместо того, чтобы управлять молниями, двигал ржавыми рычагами, «испепеляя» собак. Возможно ли было таким образом спасать мир? Робин сильно сомневался. Он мало знал о повадках людей, с которыми его свела жизнь после того, как Антония решила устроить ему боевое крещение, но уже неоднократно убеждался, что действуют они чаще всего под влиянием глупых предрассудков. Вся их жизнь состояла из ритуалов, за рамки которых они не осмеливались выйти и которые, несомненно, избавляли их от чувства покинутости Богом, от безумия. Религия, политика… Так же поступали и политики, функция которых не имела ничего общего с реальным положением вещей, однако вместо того, чтобы чувствовать себя жертвами, они питали иллюзии, что им дано контролировать события. Нет, неразумно было вступать в спор с Джедеди. Неразумно и неосторожно.
Проснувшись, старик посмотрел на Робина отсутствующим взглядом, даже со страхом, словно его не узнавал. В последнее время такое происходило с ним все чаще. Очевидно, он не помнил и о недавнем гневе на своего помощника. Осторожно достав из шкафа старую электроплитку, Джедеди поставил кипятить воду, а когда настойка из трав была готова, стал пить ее, осторожно прихлебывая из помятой жестяной кружки. При каждом пробуждении старик делался очень похожим на ощипанного цыпленка, движения становились судорожными, он часто путался в словах, ошибался в местоимениях и именах. Робина, например, он нередко называл Бруксом. Через некоторое время, правда, все вставало на свои места, но в такие периоды ухода от действительности он казался настолько жалким и беззащитным, что все обиды мальчика улетучивались.
Когда с настойкой было покончено, старик вновь уселся в свое обтянутое полотном легкое кресло на платформе.
– Что говорить, неблагодарная работа, – забормотал он. – Тайная миссия, которую нужно старательно исполнять, не имея возможности удовлетворить тщеславие. Никто не принимает тебя всерьез! Ты – герой, а люди никогда об этом не узнают. Каждый день спасаешь жизни, но тебя и не думают благодарить. Ничего не поделаешь, выполнять свою работу нужно, хотя и не дождешься справедливости. – Он горько усмехнулся. – И ведь я остаюсь для всех врагом! Каждое утро я на своем посту пытаюсь внести порядок в хаос политиканов, разрушить их гнусные планы, ликвидировать просчеты. Просто спускаюсь на пути и меняю направление удара, но кому есть до этого дело? Все принимают меня за сумасшедшего, даже собственная дочь… даже внуки. А для кого я стараюсь? Для них! Мои дни сочтены, будущее меня не интересует.
Джедеди закончил свою речь и несколько минут молча разглядывал Робина.
– Может быть, я тебе передам эстафету? – неожиданно произнес он. – Попробую научить тебя ремеслу, посмотрю, каков будет результат. Во всяком случае, Джудит не станет меня упрекать, что я не дал тебе шанс.
Отныне Робин должен был совмещать работу по чистке рельсов и управление стрелкой. Чтобы развить хилую мускулатуру внука, Джедеди заставлял его носить мешки, наполненные камешками, до тех пор, пока у того не подгибались колени от непомерного груза. С наступлением ночи у Робина едва хватало сил дотащиться до загона и улечься в палатке. Он страшно исхудал, его руки огрубели и потемнели, как у чернорабочего или угольщика. От усталости Робин не мог ни обдумать, ни составить плана побега. Но он не чувствовал достаточно мужества, чтобы отправиться бродяжничать по стране, которую совсем не знал. На станции были географические карты – он обнаружил их в глубине сарая, где хранились инструменты. Робин понимал, что ему необходимо их запомнить, но в течение дня у него не было ни минуты свободного времени. Он попал в ловушку изнурительной работы, которую навалил на него Джедеди, и бессилие держало его на привязи столь же надежно, как цепь.
Вначале Робин еще размышлял над своей судьбой, вспоминал об Антонии, мысленно вел с ней беседы, теперь в его голове зияла пустота, постоянно гудело нечто бессмысленное, причудливый коктейль из разглагольствований Джедеди и тявканья собак, обреченных на жертвенную смерть. Робин хотел только одного – спать, мечтал лишь о том, чтобы забыться: поскорее проскользнуть в палатку и провалиться в ночь, как обломок скалы, сорвавшийся с крутизны, свинцом падает на черное дно озера.
В обязанности Робина входило кормить животных, он без отвращения готовил собачью еду и, пока они насыщались, почесывал им морды.
– Не трогай их! – ругался Джедеди. – Видишь, они облезают!
– У них чесотка?
– Нет, в собак проникает магнитная сила, сжигая их изнутри. Если будешь щупать псов – заразишься. Пусть подыхают, для того они здесь и находятся.
Время от времени Джедеди отправлялся на запасный путь и обследовал своих подопечных. Если, по его мнению, они становились «слишком свирепыми», он добавлял им в пищу добрую чашку пестицидов, и собаки умирали в страшных мучениях. Тогда Робин брал на себя роль гробовщика и хоронил их за сараем. Порой лопата натыкалась на пожелтевшие кости тех, кто был принесен в жертву человечеству раньше, но Робин не обращал на это внимания. У него была одна забота – выполнить работу как можно лучше, чтобы избежать побоев. Старик на редкость ловко обращался с палкой из орешника и уже дважды, раздраженный какой-то оплошностью внука, заставлял его обнажаться прямо на платформе и наносил ему удары по всему телу, не исключая и самых нежных членов.
- Предыдущая
- 32/88
- Следующая
