Теряя невинность. Автобиография - Брэнсон Ричард - Страница 74

• Предыдущая
• 74/126
• Следующая

– Пора! – крикнул Пер.

Повернувшись, мы увидели Алекса, нашего дизайнера и инженера, появившегося из гондолы с самым большим разводным гаечным ключом, который мы когда-либо видели.

– Я думаю, на этот раз все будет хороню, – сказал он.

Мы поднялись по лестнице и, низко пригнувшись, нырнули в гондолу.

Когда наземная команда отошла, мы начали включать горелки. Подъемное напряжение становилось все больше и больше, Пер воспламенил пиропатрон разрывных болтов, которые высвободили стальные тросы, и мы устремились вверх. В течение первых нескольких минут мы, затаив дыхание, просто восхищались скоростью. Затем воздушный шар поднялся над темным облаком, и мы увидели серебристый рассвет на горизонте. Я взял радио и связался с наземной службой.

– Вы далеко вверху! – кричал Уил Уайтхорн. – Здесь внизу люди радуются как безумные. Это восхитительное зрелище. Вы поднимаетесь очень быстро.

Через какие-то пять минут мы были уже не видны в Мияконойо и устремлялись все выше. Через полчаса мы находились высоко над Тихим океаном. На высоте 23 тысяч футов мы достигли нижней границы струйного течения. Ощущение было таким, будто ударяемся в стеклянный потолок. Как бы интенсивно мы ни включали горелку, воздушный шар отказывался входить в поток. Ветры были слишком сильными и давили на поверхность купола воздушного шара. Мы продолжали увеличивать сопротивление, но нас снова и снова выбрасывало вниз. Мы надели парашюты и пристегнулись к спасательным плотам на случай, если произойдет гибельный для воздушного шара разрыв. Наконец, шар вошел в струйное течение.

Верх воздушного шара находился перед нами, и я видел, как он развевается впереди и даже ниже уровня гондолы. Нас кинуло в сторону. Начиная движение на скорости в 20 узлов, мы внезапно оказались летящими со скоростью 100 узлов. В какой-то момент я подумал, что нас разорвет, и вспомнил образ тысячи лошадей, раздергивающих нас на части, но затем гондола вошла в течение возле оболочки, и мы восстановили равновесие. Воздушный шар снова возвышался над нами, и мы без потерь вошли в струйное течение.

– Никто не делал этого до нас, – сказал Пер. – Мы находимся в совершенно неизведанной области.

После семи часов полета настало время избавиться от пустого топливного бака. У нас было шесть баков с пропаном, прикрепленных к гондоле. Идея заключалась в том, что мы будем менять топливные баки: когда один окажется пустым, сбросим мертвый груз и, соответственно, полетим быстрее. Для сброса топливного бака мы решили опуститься ниже, выйдя из струйного течения, на случай какого-нибудь сбоя. Под гондолой была видеокамера, направленная вертикально вниз, она служила нам дополнительным окном. Океан выглядел грозно: гигантские волны набегали одна на другую, и находясь на высоте 25 тысяч футов от поверхности, мы отчетливо видели белые гребешки и темные подошвы волн.

Я взглянул на монитор видео, когда Пер нажал на кнопку, чтобы освободиться от пустого топливного бака. Раньше, чем я смог увидеть, что произошло, гондола накренилась в сторону. Меня швырнуло через внутреннее пространство гондолы, и я упал на Пера.

– Что случилось? – крикнул я.

– Понятия не имею.

Я стал карабкаться по наклонному полу гондолы к своему месту. Мы висели под углом в 25°. Пер проверил аппаратуру, чтобы понять, можно ли определить, что вышло из строя. Пока мы не знали, из-за чего оказались висящими всего на одном стальном тросе, а гондола, того и гляди, расстанется с воздушным шаром и камнем упадет в воду. Я перемотал пленку назад и посмотрел, что произошло в момент отделения бака. К моему ужасу я увидел не один бак, падающий в воду, а целых три.

– Пер, посмотри на это.

Мы снова молча просмотрели запись.

– Черт возьми! – воскликнул Пер. – Мы лишились всех баков с одной стороны гондолы.

Вместо того чтобы сбросить один пустой, мы на самом деле сбросили один пустой и два полных бака с горючим. Последствия были ужасны. Мы пролетели примерно тысячу миль, и оставался только половинный запас горючего. В нашем распоряжении было три бака с пропаном вместо пяти, чтобы преодолеть самую опасную часть Тихого океана.

– Осторожно! – воскликнул Пер. – Мы поднимаемся.

Я посмотрел на высотомер. Лишившись веса двух полных баков горючего, воздушный шар неудержимо поднимался. При вхождении в струйное течение мы снова испытали тряску, но врезались в него с такой скоростью, что продолжали подъем. Показания высотомера неуклонно увеличивались – от 31 тысячи футов до 34 тысяч.

– Я выпущу воздух, – сказал Пер. – Надо снизиться.

Я неотрывно смотрел на высотомер, желая, чтобы он «притормозил»: 35 тысяч,36 тысяч,37 тысяч,38 тысяч футов. Мы не знали, насколько прочная гондола. Стеклянный блистер может выдержать давление только на высоте приблизительно до 42 тысяч футов, и это предположение еще не было проверено на практике. Если бы мы достигли 43 тысяч футов, блистер мог разрушиться. У нас остались бы две секунды для последней молитвы, достаточных, чтобы увидеть, как наши легкие высасываются из грудных клеток. Потом глазные яблоки вылезут из глазниц. Мы превратимся в россыпь обломков где-нибудь в Тихом океане.

Пер открыл воздушный клапан наверху шара, но он все равно поднимался. Сказывалась диспропорция между весом трех топливных баков, которые мы потеряли, и количеством горячего воздуха, чтобы поддержать их. Это было состязание между временем и высотой. Слава Богу, мы сбавили высоту, выйдя из струйного течения, перед тем как сбросить топливные баки.

– Замедляется, – сказал я с бесполезным оптимизмом. – Я уверен, рост высоты замедляется.

Высотомер неумолимо отсчитывал:39 тысяч,39 с половиной,40. 40 с половиной,41 тысяча футов.

Сейчас мы находились в области неизведанного. Оборудование не тестировалось в условиях таких высот, и все что угодно могло выйти из строя.

На отметке в 42 с половиной тысячи футов высотомер, наконец, остановился. Я бесстрастно подумал, не оттого ли это, что он сломало! и просто не может показывать большие величины. Наша высота превышала ту, на которой летают все пассажирские авиалайнеры, кроме Concorde. Но затем высотомер показал снижение на 500 футов, Потом еще немного.

– Не надо опускаться слишком быстро, – сказал Пер. – Только за счет сжигания топлива мы сможем снова вернуться на высоту.

Он закрыл воздушный клапан, и шар продолжил снижение, вплоть до 35 тысяч футов. После этого нам пришлось снова начать жечь горючее, чтобы оставаться в струйном течении.

Наконец мы могли справиться с проблемой потери топливных баков. Радиосвязь с центром управления полетом в Сан-Хосе оставалась хорошей, и на том конце были так же озабочены потерей горючего, как и мы. Были произведены быстрые расчеты. Если мы собирались достичь земли раньше, чем закончится горючее, то должны лететь со средней скоростью 170 миль в час, что в два раза быстрее, чем летал когда-либо до нас любой из воздушных шаров. Перевес сил не в нашу пользу был значительный.

– Как насчет Гавайев? – спросил я. – Может, попытаемся приземлиться поблизости?

– Это все равно, что найти иголку в стогу сена, – ответил Пер. – У нас никак не получится приземлиться в тех краях.

– Интересно, можно ли приземлиться в Америке? – прошептал я.

– Конечно, – ответил он. – Другое дело, можем ли мы сделать это.

Пер демонстрирует прекрасную логику, когда захочет.

Я спросил по радио о погодных условиях внизу. Майк Кендрик, менеджер проекта, заговорил громко и взволнованно:

– Я только что связывался с грузовым судном, которое находится в этом районе. Они сказали, что очень сильный ветер и высокие волны.«Гнусная». – так они выразились о погоде.

Пер наклонился вперед и вежливо спросил Майка:

– Что ты имеешь в виду под словом «гнусная»? Конец связи.

– Я имею в виду чертовски гнусную погоду. Даже не думайте садиться там на воду. Ни одно судно не будет менять курс, чтобы подобрать вас. Волны достигают 50 футов в высоту. С ближайшего судна говорят, что волны настолько высокие, что их разломит пополам, если они попытаются развернуться. Вы понимаете? Конец связи.

• Предыдущая
• 74/126
• Следующая