Всадники равнин - Брэнд Макс - Страница 24

• Предыдущая
• 24/54
• Следующая

Он постучал в дверь хижины Баттриков.

— Кто там, — отозвался Левша Баттрик после небольшой заминки.

— Это Питер Хейл, — объявил незнакомец. — Я пришел, чтобы уведомить вас о том, что Джарвин более не нуждается в ваших услугах. Он настаивает, чтобы вы немедленно уехали отсюда, так как заплачено вам было вперед. Это так?

Вместо ответа за дверью разразился целый шквал угроз и проклятий, изрыгаемых обоими братьями. Они слышали, что сказал Джарвин. Но никуда уезжать не собираются. У них был уговор, по которому Майк должен был бы уведомить их об увольнении за месяц. К тому же у них совсем не было времени подыскать себе что-нибудь подходящее, и, вообще, плевать они хотели и на него самого, и на его распоряжения. Он им не указ, потому что подчиняются они лишь приказаниям, полученным лично от Майка.

— Премиленькое дельце, не правда ли? — чуть слышно прошептал повар. — Что же до калеки, то он просто ищет приключений на собственную голову. Интересно, как он теперь собирается расхлебывать эту кашу?

Тихий, грудной голос калеки был невозмутим.

— Довожу до вашего сведения, что теперь все распоряжения отдаются Джарвиным через меня. Все хождения и ожидания хозяина у меня за спиной отменяются. Дважды повторять одно и то же он ни для кого не будет. И в первую очередь это касается вас обоих, Левша и Дэн. Вы меня слышали?

Последовавшая из-за двери новая бранная тирада была терпеливо выслушана им, после чего он заметил:

— Я ознакомился с вашим мнением, и вынужден констатировать, что не услышал для себя ничего нового. Итак, если вы желаете говорить со мной лицом к лицу, то вот он я, здесь, на веранде перед вашим домом. Не думайте, друзья мои, я не убегу!

— Нет, вы только послушайте! — прошептал повар. — Он стал представителем босса, что ли? И собирается начать с того, чтобы прогнать взашей Баттриков? Что ж, флаг ему в руки — только, неужто мир сошел с ума?

— Заткнись, ты! — зашипел мулат. — Я ещё хочу услышать, что Левша Баттрик ответит ему на это!

Наступила неловкая заминка, и было странно, что Левше вообще могло понадобиться какое-то там время на раздумья — Левше, который всегда был грозой поселка, чей мощный удар правой и заряженный пистолет наводил ужас на многих со времени его первого появления на службе у Джарвина! Все ожидали увидеть, как он выскочит на крыльцо и растерзает калеку в клочья. Они ожидали увидеть Дэна Баттрика палящим из обоих пистолетов и стоящим плечом к плечу с братом, или же, по крайней мере, чуть позади него.

Вместо этого они услышали, как Левша говорит из-за двери:

— Выйти из дома, чтобы ты перестрелял бы нас по одному? Нет уж, Хейл, мы не дураки!

Это стало кульминацией всей сцены!

Нет, что-то обязательно должно было произойти, ибо калека сказал:

— Я не собираюсь ссориться с вами, парни. Сейчас я пойду в дом Джарвина и подожду там ещё полчаса. Этого времени вам должно хватить на то, чтобы собрать свои пожитки и освободить дом. Через полчаса я вернусь, и если к тому времени вы все ещё будете здесь, я собственноручно вышвырну вас отсюда, так и знайте. Это собственность Джарвина. Он приказывает вам убраться. Так что если решите задержаться здесь дольше, чем на полчаса, то пеняйте на себя!

Сойдя с веранды, он отправился обратно к дому Джарвина — передвигаясь боком, не сводя взгляда с окна хижины Баттриков, выходившего на эту сторону, и держа правую руку у кобуры, висевшей на поясе.

Но урагана выстрелов из того окна так и не последовало. Наоборот, было очень тихо. Затем хлопнула дверь дома Джарвина, и калеке, надо думать, уже ничего не угрожало.

— Что-то теперь будет? — спросил повар, сгорая от нетерпения и любопытства.

— Левша растерзает его! — сквозь зубы процедил мулат. — Что я, Левшу не знаю, что ли?

— Нужно подождать! — сказал повар. — И тогда увидим, чем дело кончится. Я же говорил, что очень скоро в нашем поселке начнут происходить очень странные вещи!

Изо всех затаивших дыхание зевак, ставших свидетелями этой сцены, самым заинтересованным зрителем был никто иной, как могучий Обмылок. С Баттриками он был знаком несколько лучше, чем все остальные обитатели поселка. Откровенно говоря, ведь именно из-за них ему пришлось провести больше пяти месяцев прикованным к постели. Этот вынужденный отдых делился на два периода, практически равных друг другу по продолжительности. Потому что едва оправившись после первого столкновения, во время которого Обмылок был буквально изрешечен пулями, он незамедлительно попытался повторно выяснить отношения с Баттриками. Самым удивительным во всей этой истории является то, что и во второй раз его тоже не убили. Приглашенный к раненному врач объявил, что жить ему осталось час, от силы пять. Прошел день, но Обмылок не умер. Та же необъяснимая живучесть, скрытая где-то в глубинах его огромного тела, позволила ему прожить ещё день, и тогда, наисходе вторых суток, доктор задумчиво изрек, с сомнением покачав головой:

— Этому парню было отмеряно десять жизней, и все десять он пустил коту под хвост, но раз уж он по всей видимости не собирается умирать, то придется его лечить, как если бы он шел на поправку. Для начала покормите его. Дайте что-нибудь из того, что обычно едят ваши люди.

Эта пища воистину творила чудеса. Сколько бы пуль не угодило в него, раны эти никоим образом не сказались на его желудке, и всего за неделю он вполне оправился от болезни, так что жизнь его была уже вне опасности. За месяц перестали кровоточить и затянулись ужасные раны, на месте которых теперь остались лишь пунцовые рубцы. Вскоре он снова поднялся на ноги и быстро набирался сил, возвращаясь к прежней жизни. Восторгам доктора пришел конец. Он заявил, что Обмылок был просто ошибкой природы, её шагом назад, к первобытному человеку.

Но после своей второй стычки с Баттриками и последовавшего вслед за этим второго долгого лежания в постели, Обмылок все же стал благоразумнее. Он лютой ненавистью ненавидел обоих братьев, но понимал, что ради собственного же блага не стоит давать волю эмоциям. Было куда более безопасней держаться подальше, относясь к ним с вынужденной терпимостью. Братья напоминали ему двуликого бога войны, смотревшего в двух направлениях одновременно и поэтому застрахованного от нападения и спереди, и сзади.

Он бы не убоялся выйти против каждого из них, взятого поодиночке, зная, что по ловкости обращения с оружием не уступает ни одному из братьев. В меткости ему тоже было не отказать. Если же вести речь о рукопашной схватке, то здесь он мог в одиночку выйти против десятка таких, как Баттрики, и со всего маху бить их лбами друг о друга, ни секунды не сомневаясь в собственном превосходстве. Ибо самомнение у Обмылка было столь высоко, что сам себе он казался почти божественным.

Однако со всей своей верой в собственные силы, к Баттрикам он все же относился с благоговейным страхом. Они заметно отличались от большинства людей, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Он чувствовал, что они непобедимы. К чести братьев надо заметить, что они редко или никогда не сражались в одиночку. Они везде были вместе; вместе думали; вместе действовали. В то время, как один оглядывал простиравшиеся впереди дали, взгляд второго был неизменно обращен назад, чтобы вовремя заметить любую опасность, которая могла угрожать им с тыла.

Но вот теперь все же выискался человек, который посмел подойти к хижине Баттриков, из которой они так часто вырывались, подобно зловещим божествам, и обрушивались на поселок, чиня расправу над врагами толстого Джарвина. Этот же храбрец осмелился подойти к их двери и бросил им вызов, пригрозив, что они будут иметь дело с ним — с каким-то убогим калекой! И братья не вышли к нему!

Обмылок первым нарушил затянувшееся молчание.

— Куда уж ему стреляться с ними. Баттрики только на это и рассчитывают!

Повар искоса взглянул на него, а затем сказал:

— Слушай, Обмылок, а не может так быть, что эти двое просто боятся этого парня?

• Предыдущая
• 24/54
• Следующая