Песнь хлыста - Брэнд Макс - Страница 20

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая

В следующее мгновение в нем замаячили две фигуры, пытавшиеся забраться в комнату.

— Я только слегка попугаю их, Доротея, — предупредил Кид и выстрелом с бедра сбил одного из карабкающихся.

Падая, тот издал вопль, которого оказалось достаточно, чтобы его напарник последовал за ним. Теперь ничто не мешало чистому лунному свету литься в окно.

Снова взглянув на девушку, Монтана заметил, как та украдкой подбирается к телу Матиаса.

— Прошу прощения, однако тут так скользко, что вы можете упасть…

С этими словами Кид подхватил руку Доротеи в тот самый момент, когда она наклонилась к выпавшему из рук Матиаса револьверу, поблескивавшему у самого края лунного пятна.

Монтана поднял оружие и привычным жестом сунул под одежду. Оставалось еще три револьвера. Он отыскал их в темноте и забрал себе. Четыре запасных револьвера было уже слишком, однако, попади они в нежные ручки Доротеи, для Монтаны все могло бы закончиться весьма печально.

Вынув из барабана пустые гильзы, он принялся перезаряжать свой любимый шестизарядник.

Прикуривая цигарку от вспыхнувшей голубоватым пламенем спички, Монтана почувствовал в воздухе какой-то едкий запах, от которого у него перехватило горло и сдавило грудь. Это была пороховая гарь, смешанная со сладковатым запахом крови.

Кто-то забарабанил в дверь, и голос самого дона Лерраса позвал:

— Доротея! Доротея! Открой дверь! Ради Бога, что случилось?

После того как Монтана помешал ей завладеть оружием, Доротея так и не сдвинулась с места. Услышав голос отца, она спокойно спросила:

— Мне можно ответить?

— Дорогая, вы можете делать все, что вам заблагорассудится, — отозвался Монтана, всаживая пулю сорок пятого калибра в дверной косяк.

Стук прекратился, однако Леррас продолжал звать дочь.

Доротея молчала.

— Тадео! Матиас! — выкрикивал дон Томас. — Где вы?

— Сеньор, — окликнул его Монтана.

— О Господи! — закричал Леррас. — Это гринго! Доротея? Ты жива? Почему ты не отвечаешь?

Девушка снова промолчала. Кид пристально посмотрел на нее — она стояла неподвижно и, слегка вздернув голову, выжидала, что последует дальше.

Монтана приблизился к двери.

— Я на время завязал Доротее рот, — пояснил он. — Не хочу, чтобы от женского визга мне заложило уши.

Кто-то еще протопал по коридору, и запыхавшийся голос Эмилиано Лопеса воскликнул:

— Сеньор! Сеньор Леррас! Что случилось?

Дон Томас прохрипел в ответ:

— Он убил мою девочку!

Кид повернулся к Доротее, и она позвала:

— Эмилиано! Ты слышишь меня?

— Слышу!.. Ну-ка, все, замолчите! О Доротея!

— Тадео и Матиас убиты, — сообщила она. — Но со мной все в порядке. И если…

Тут Кид поднял палец, и она замолчала.

— Она жива! — простонал Леррас. — Есть еще Господь на небесах! Есть!

— Но ведь она в руках гринго! — воскликнул Лопес.

В дверь постучали три раза.

— Слушаю вас, — откликнулся Монтана.

— Велите прекратить эти вопли на улице, — приказал дон Томас. — Я едва не оглох от них, у меня голова идет кругом… Сеньор, вы можете выслушать меня как нормальный человек? Я хочу предложить вам честные условия.

— Честные? — переспросил Кид и громко рассмеялся.

Доротея опустилась в большое, заваленное чем-то, кресло и теперь сидела в нем с опущенной головой.

— Именно — честные! — повторил дон Томас. — Потому что ваша честь и моя послужат гарантией чистоты имени моей дочери, сеньор.

— Ах да! — произнес Монтана. — Ведь есть еще чистое имя вашей дочери. — И снова рассмеялся.

Доротея подняла голову и стала слушать, не отводя глаз от лица Тадео, которое в лунном свете походило на маску ужаса. Его отброшенная рука лежала поверх спины Матиаса.

— Когда я говорю о чести, — заявил дон Томас, — именно это и имею в виду. Честь каждого из нас. И я намерен предложить вам самые выгодные условия. Все, что вы пожелаете… И в первую очередь возможность беспрепятственно покинуть дом.

— С пустыми руками?

— Нет, — с шумом выдохнул дон Томас. Видимо, теперь, когда он вел переговоры с Монтаной, ему стало легче дышать. — Вы унесете с собой столько, сколько сможете и пожелаете… В комнате моей дочери достаточно драгоценностей, чтобы сделать вас очень богатым человеком. Они ваши.

— Ну конечно, они мои, — отозвался Кид. — А как я могу быть уверен, что, покидая ваш дом, я не получу пулю в спину?

— Клянусь вам Матерью Божьей и священной честью Лерраса!

— Священной честью Лерраса? — переспросил Кид и снова весело рассмеялся.

— Скажите, чем я должен поклясться, и я сделаю это, сеньор. Я прикажу убрать всех из поместья. Вы сами сможете убедиться в этом, выглянув в окно. Путь будет свободен. Эмилиано, немедленно ступай и прикажи всем убираться от дома. Да будут прокляты те слепые псы, которые пропустили его в дом!

Эмилиано поспешил выполнить распоряжение. Приблизившись к двери, Монтана услышал, как поскрипывали сапоги переминавшихся с ноги на ногу людей. Ему даже показалось, что он слышит их дыхание, но все эти звуки перекрывал хрипловатый, дрожащий от напряжения голос дона Томаса:

— Видите, я готов на все, сеньор. Но, ради Бога, прошу вас, покиньте комнату моей дочери как можно скорее…

— Мне нужно немного подумать, — ответил Кид.

— Вы получите все, что пожелаете. В доме есть деньги. Их принесут сюда и подсунут вам под двери. Вы уйдете не с пустыми руками, сеньор.

— Можно сказать, что профессиональный долг не позволяет мне уходить с пустыми руками, — заметил Кид.

— Я все прекрасно понимаю, сеньор. И вижу, что вы настоящий джентльмен. А что касается прошлого… моих резких слов относительно вас… Приношу вам тысячу моих извинений. Я знаю вас теперь лучше.

— Это уж точно! — насмешливо отозвался Кид.

Отвернувшись от двери, он добавил через плечо:

— Немного погодя я дам вам ответ.

— Но что тут думать? Зачем вы тянете время, сеньор? Вы же слышите, что людей уже отводят от дома!

Дон Эмилиано выполнял данное ему приказание самым эффективным способом. Он посадил на коней дюжину охранников, и те плетками быстро разогнали толпу у дома. Что же касается благородных гостей, то их проводили до лошадей и экипажей, и теперь по маленькому мостику беспрерывно громыхали колеса.

Кид приблизился к Доротее, сидевшей с опущенной головой. Положив ладонь ей на лоб, он заставил девушку поднять голову.

— Как вы считаете, мне немедленно уходить или побыть здесь еще, чтобы все обдумать?

Огромные, бездонные глаза Доротеи смотрели на него. Внимательно, черточка за черточкой, они изучали лицо Монтаны.

— Сеньор! Сеньор! — позвал голос дона Томаса..

— Мне требуется время, чтобы кое-что тут посмотреть, — откликнулся Кид. — Например — драгоценности. Оставьте меня на несколько минут в покое, дон Томас. Вы же знаете, будучи знатоком, я не могу брать что попало.

Монтана подошел к столу и открыл шкатулку с драгоценностями. Когда он поднял руку, на ней повисло длинное жемчужное ожерелье. Повернув голову, он внимательно посмотрел на девушку. Она по-прежнему полулежала, откинувшись на спинку кресла, однако успела снять с себя колье, браслет, серьги и кольца; теперь все эти дорогие блестящие безделушки покоились на ее ладони, безвольно вытянутой вдоль мягкого подлокотника.

Кид опустил ожерелье обратно в ларчик, и жемчужины, мягко стукнув друг о друга, улеглись на место.

В коридоре ждали люди, однако единственным звуком, который доносился оттуда, был стук каблуков расхаживающего взад и вперед дона Томаса. Монтана открыл портсигар, извлек из него две цигарки и подошел к креслу. Усевшись на подлокотник, он вставил цигарку в безвольные губы Доротеи.

— Закурите?

Она ничего не ответила. Ее глаза, словно не замечая Монтану, уставились куда-то в терявшийся в темноте потолок. Лунный свет, протягивавший лучи все дальше в комнату, уже добрался до ее серебристых туфелек.

• Предыдущая
• 20/45
• Следующая