Наемник - Брэнд Макс - Страница 1

• 1/51
• Следующая

Сидя в седле, он казался очень высоким, крепким и широкоплечим, и поэтому никто не задавал вопросов, почему он выбрал такую же мощную лошадь с широкой спиной. Для такого веса требовалось настоящее вьючное животное. Однако, когда он спешился, бездельники, торчавшие на веранде отеля в Петервилле, с удивлением отметили, что он выше среднего роста не более, чем на пару дюймов. Господь снабдил его достаточно короткими ногами, и поэтому все дюймы приходились на ту часть тела, которая располагалась выше пояса.

И все же в нем было нечто такое, что заставило всех через пару секунд считать этого человека весьма примечательной фигурой. Широкие плечи венчала правильной формы благородная голова с потемневшим от загара лицом, иссеченным шрамами жизненного опыта. Если он опускал глаза, его лицо казалось печальным, однако, когда он поднимал их, все отмечали живой блеск того глубинного, внутреннего огонька, который является бесконечным источником изобретательности, способности видеть любого насквозь, и это сразу поднимало его рейтинг по оценкам зрителей гораздо выше. В конечном итоге в мудрости этого человека даже не возникало никаких сомнений. Но добра ли и человечна эта мудрость? Вопрос уже совсем другой, словом, насчет него любой мог сделать тысячу различных предположений с полной уверенностью в своей объективности.

На вид ему было лет сорок, может, и сорок пять — годы не наложили тяжелого отпечатка на его закаленное трудом тело. Без всякого сомнения, в приезжем хватало сил и конечно же активности.

Зевакам сразу же предоставился хороший шанс обменяться замечаниями, поскольку после дружелюбного приветствия незнакомец сразу же повел своего пони и привязанного к нему сонного, пошатывавшегося мерина за угол, пытаясь найти конюшню. Тем не менее даже в его отсутствие все продолжали говорить только приглушенным шепотом и при первом звуке его шагов застыли и обменялись виноватыми взглядами.

Он возвращался, тихо насвистывая и выбивая едкую пыль из штанов древком плети. Поднявшись по лестнице, выбрал стул в самом продуваемом углу веранды, ослабил цветастый платок, повязанный вокруг шеи, достал короткую черную трубку, набил ее и закурил. За все это время он не произнес ни единого слова. Но в его молчании не чувствовалось ничего враждебного или мрачного — напротив, судя по виду, незнакомец добродушно признавал присутствие окружающих. Обежав взглядом сквозь облако сигаретного дыма их лица — по две секунды внимания на каждое, — он переключился на поселок, а затем с блестевших под солнцем крыш — на голые далекие горы, возвышавшиеся над раскаленным маревом.

День выдался действительно очень жарким. Попадая на веранду, никто не спешил оставить спасительную тень, ибо солнечные лучи опаляли кожу даже сквозь одежду и извергали потоки пота из-под шляп и повязок. Никто не осмеливался задерживаться в этом ослепительном взрыве света. Какая-то дворняга, пытавшаяся принять солнечную ванну в пыли, быстро вскочила и затрусила в тень, где блаженно растянулась, высунув язык и тяжело дыша. Ковбои, сидевшие на веранде, время от времени шевелились и потягивались, то надевая, то снимая шляпы и тихо поругиваясь. Иногда они скручивали сигареты, но потом тушили их, докурив до половины. Иногда доставали револьверы, хмуро демонстрируя решительность, и тогда их голоса становились громкими и резкими и по округе разносились привычные не для каждого уха слова. Иногда кто-нибудь поднимался и делал попытку приблизиться к краю веранды, добродушно поругиваясь: «Чертова моя страна!» Однако никто из них не выходил на солнце и даже самый нетерпеливый прекрасно понимал, что лжет. Эти люди любили сухой жар гористой пустыни, ее огненное тепло, которое не даст вам отдыха днем и будет жарить ваши нервы, превращая их в рваные веревки, и иссушать разум и тело.

Но сейчас все разговоры, рассказы и даже ссоры прекратились, жестами тоже никто не обменивался. Широкоплечий чужак тоже молчал, застыв на своем стуле. Он спокойно курил и смотрел поверх сверкавших крыш деревни, хотя и ребенку было ясно, что этот человек занят только собственными мыслями и никак уж не далекими горами. Но остальные ощущали силу этого молчания и все больше и больше желали нарушить его и заставить пришельца заговорить. Изборожденное морщинами лицо свидетельствовало о знакомстве со всеми чертями в аду. Живые, острые глаза добавляли, что все удовольствия мира также не прошли мимо внимания их обладателя. Бесспорно, он представлял собой настоящий клад для изнывавших от жары и скуки мужчин. Когда же он начнет говорить?

В конце концов, Перкинс, самый старший из присутствовавших, придвинул свой стул поближе к незнакомцу.

— Похоже, что вас занесло сюда из Бренан-Спрингс? — предположил он и неуверенно замолчал, не вполне убежденный, что подобное безыскусное приглашение расшевелит человека, абсолютно не настроенного на болтовню.

Как ни странно, незнакомец сразу же ответил удивительно мягким басом — такой голос обычно любят дети и лошади

— Да, я действительно приехал из Бренан-Спрингс.

Тем не менее он не стал развивать беседу и объяснять цель своего путешествия или причину приезда, не разразился анекдотом, не принялся рассказывать о людях и событиях. После короткого ответа он опять замолчал, правда, на этот раз его взгляд оторвался от гор. Он витал прямо над головой Перкинса спокойно и уверенно, свидетельствуя лишь о том, что незнакомец опять погрузился в свои размышления.

Это спокойное пренебрежение — довольно вежливое пренебрежение, если можно так сказать, — заставило Перкинса покрыться потом и передернуться.

— Когда-то я знал кучу народа в Бренане, — продолжил он. — Вы давно живете там?

— Нет, не очень.

— Но вы, вероятно, встречались со стариком Витеро. Он всегда торчит у кузницы. Торчал там двадцать лет назад и будет торчать через двадцать лет, ни на каплю не постарев. Вы его помните?

— Едва ли, — ответил незнакомец, выныривая из медитации и весьма любезно соглашаясь поболтать. — Я помню только одного человека в Бренане — он единственный достойный внимания парень.

— И кто же это?

Все головы как по команде повернулись к приезжему. Как будто в их мудрых мозгах одновременно пронеслось одно и то же яркое воспоминание.

— Такой крупный молодой джентльмен. Его звали… как это… О, его звали Келли.

— Не Джек ли Келли? — воскликнуло сразу около десятка голосов, и каждый из присутствовавших пожелал показать свое тесное знакомство со знаменитостью. Затем все повернулись и улыбнулись друг другу, как довольные дети.

— Да, да. Его звали Джек Келли, — спокойно подтвердил незнакомец. Он уже начал терять интерес к разговору и медленно возвращался к своим раздумьям, однако, когда к нему обращались, его глаза вспыхивали сквозь завесу грусти, невероятно живые и чуткие.

— Как там старина Джек? — спросил один парень, самый молодой на веранде. — Как он поживал, когда вы встретили его в последний раз? Небось с кем-нибудь дрался или приударял за очередной красоткой. А может, угонял пару лошадок?

— Не замечал за ним ничего подобного, — ответил мягкий голос. — По крайней мере в последний раз, когда видел его.

— Что же он делал?

— Пытался заснуть.

Раздался взрыв смеха, как будто прозвучала отличная шутка. Воистину, когда градусник заползает далеко за сотню по Фаренгейту, народ так же легко рассмешить, как и разозлить.

— Джек торчал в постели, а?

— Да, именно в постели.

— Странно, очень странно. Обычно Джек последним заваливается на боковую и первый вскакивает по утрам.

— Он изменился, — загадочно махнул рукой незнакомец. — Теперь в основном проводит время в постели.

— Что ты мелешь? Наверное, ему здорово перепало.

— Похоже, так, — пожал плечами приезжий с прежним невозмутимым спокойствием. — Но док говорит, что он выкарабкается — разве что в одном-двух местах кости неправильно срастутся…

• 1/51
• Следующая