Сердце рыцаря - Брэдшоу Джиллиан - Страница 28

• Предыдущая
• 28/84
• Следующая

Сердце Мари снова начало свое упорное сражение с ней. Она взяла горсть мягкого мыла из сапа и древесной золы и натерла им голову.

– Это не просто кровь, – решительно сказала она. – Элин – воплощение чистого очарования, словно яркое солнце. Это его чарует, потому что в его душе есть темные уголки, глубокие бездны.

Авуаз молча смотрела на нее долгие мгновения, а потом опустила глаза и начала помешивать усыпанную розами воду в лохани.

– А ты откуда это знаешь? – спросила она.

Мари почувствовала, как у нее горит кожа. Она не может этого знать. Она едва знакома с Тиарнаном. Она погрузилась в воду, чтобы избежать необходимости ответить, и ополоснула волосы. Когда она вынырнула, герцогиня смотрела прямо на нее.

– Я могла бы пожелать, милая моя Мари, – тихо проговорила Авуаз, – чтобы он женился на тебе. И мне кажется, что если бы он сделал тебе предложение, ты не стала бы дарить ему свою скромную улыбку и отказываться, как ты делаешь со всеми остальными.

– Почему вы так говорите? – спросила Мари чуть резче, чем требовали приличия. – Я, конечно, благодарна Тиарна-ну за то, что он меня спас, но я не настолько глупа или порочна, чтобы питать любовь к мужчине, который завтра женится на другой.

Авуаз устремила на нее проницательный, но ласковый взгляд.

– Я наблюдала за тобой, когда ты о нем говорила. Всегда можно понять, как девушка относится к мужчине: для этого надо просто внимательно наблюдать за ней, когда о нем идет разговор. Особенно если она раздета. – Герцогиня хрипло хохотнула и поспешно добавила: – Но не надо сердиться, милая. Я знаю, что ты честная, и не сомневаюсь в том, что ты не позволила себе никаких вольностей. Это я сегодня вольничаю. Я дала волю своему любопытству. Я всю жизнь прожила при дворе, и ничто так не интересует меня, как люди. Мне любопытно просто наблюдать за ними, просто видеть танец. Я знаю Тиарнана и люблю его больше других, с самого его детства. И если уж на то пошло, ты тоже натура сложная. Но не тревожься: я знаю, что он танцует с Элин, а ты твердо намерена сидеть в стороне. Ты должна извинить невежливое любопытство тех, кто старше тебя.

Мари вылезла из лохани и завернулась во влажное полотенце Элин.

– Я не могу не извинить невежливое любопытство герцогини, – с горечью ответила она.

Она хранила в тайне боль своего сердца и теперь чувствовала себя виноватой и обнаженной. А Авуаз только рассмеялась.

– Да. Быть герцогиней забавно.

И на это Мари не смогла не улыбнуться.

Мари снилось, что она идет по узкой лесной тропинке. У нее над головой встревоженно чирикали птицы и шелестели листья. Она вышла на поляну и обнаружил а там длинную насыпь, окруженную деревьями. На покрывшей ее зеленой траве цвели красные маки и росли болиголов и кустарник с лиловыми цветами, называемый сладко-горьким пасленом. В конце насыпи стояли два высоких серых камня, зарытых в землю на небольшом расстоянии друг от друга: они походили на дверную раму, которая вела на зеленый дерн. Мари подошла к камням и, опершись на один из них рукой, поняла, что это действительно дверь и что за ней лежит нечто страшное или чудесное, что могло бы навсегда изменить ее жизнь, вот только пришла она слишком поздно – или слишком рано, – и дверь закрыта. Она протестующе вскрикнула и отвернулась. Позади нее под деревьями сидел волк и наблюдал за ней. Она без страха заглянула в его окруженные черным глаза.

Проснувшись, она обнаружила, что наступило утро. Рядом с ней мирно спала Элин, которая беспокойно металась полночи. Мари неподвижно лежала, устремив взгляд в потолок. Ее сердце было странно онемевшим. Она не испытывала ревности к Элин; чтобы ревновать, она должна была иметь какое-то место, которого бы ее лишила эта девушка, – а Мари знала, что в жизни Тиарнана у нее никакого места нет. Сон о том, что она упустила нечто невероятно важное, окутывал все вокруг, словно густой туман.

Она вздохнула, встала, перекрестилась и опустилась на колени, чтобы прочитать краткий вариант утреннего правила. Во время ее молитвы Элин проснулась и сразу же встала на колени рядом с ней, присоединившись к «Отче наш». Когда было произнесено последнее «аминь», она радостно улыбнулась Мари.

– Спасибо вам, леди Мари, – весело сказала она. – Наверное, лучшего начала дня моей свадьбы и быть не могло, правда?

Мари слабо улыбнулась в ответ. Ей не нужно было ничего говорить. Элин уже поднялась на ноги и поспешно пошла к чистой рубашке и новому голубому платью, которое было разложено на комоде и дожидалось ее.

Почти все утро промелькнуло незаметно. Мари поехала к собору вместе с остальными придворными: свадебный обряд прошел на паперти, а за ним последовала месса в самом храме. Потом она обнаружила, что почти не запомнила свадьбу – даже то, какими были лица участников. Ей запомнилось только, что Сибилла что-то шептала герцогине, а герцогиня смеялась.

Однако когда они вернулись в замок, Тьер подошел, чтобы держать ее лошадь, пока она спешивалась. Глядя с седла в его жабье лицо, ухмылявшееся какой-то только что отпущенной шутке, которую Мари даже не услышала, она поняла, что должна взять себя в руки, чтобы не опозориться перед всем двором. Она заставила себя ответно улыбнуться, соскользнула с седла и приняла руку, которую он протянул, чтобы поддержать ее.

– Отличный день для пира! – сказала она наугад, потому что даже не заметила, светит ли солнце.

Только когда эти слова были сказаны, она увидела, что день действительно отличный.

– Молюсь, чтобы для завтрашней охоты погода была ясная! – откликнулся Тьер.

– Я еще никогда не была на охоте на оленя, – призналась ему Мари.

– Правда? Тогда вам надо поехать завтра. Вы можете сидеть у меня за спиной.

У ее второй руки возник Морван Эннебонтский.

– Вы ведь не захотите ехать на кляче Тьера! – воскликнул он. – У нее хребет, как у овечьей изгороди, а ход – как у задиристого петуха. Мой конь – настоящий иноходец, и езда на нем такая плавная, словно в лодке на пруду. Вы могли бы ехать со мной, леди Мари.

– Если я и поеду, то на собственной лошади, – сказала Мари с улыбкой. – Ей полезно пробежаться.

Оба начали уговаривать ее поехать на охоту, и она вошла в большой зал под оживленное описание всех прелестей охоты на оленя. И в этом рассказе было столько двусмысленностей, что даже герцогиня бы покатилась со смеху.

Герцог Хоэл устроил великолепное торжественное пиршество: как и свадебный обряд в соборе, это было знаком уважения к его любимому рыцарю. По этому поводу привычный порядок мест за столами соблюдался даже строже, чем обычно. Важные гости сидели за почетным столом с герцогом и герцогиней, а остальные – за столами, чей ранг определялся точно рассчитанным расстоянием от герцогского возвышения. Мари, как фрейлина и родственница герцогини, оказалась за главным столом, рядом с епископом Реннским и сразу за женихом, сидевшим на почетном месте по правую руку от герцогини. Тьер и Морван, как безземельные рыцари, должны были сидеть за седьмым столом в дальней части зала. Однако оба мужчины проводили Мари к ее месту за столом.

Хоэл и герцогиня уселись на свои места. Остальные последовали их примеру – и пир начался.

Подавали пласты говядины с чесноком, кур, начиненных яйцами и луком, колбасы и пироги с телятиной, свинину, зажаренную на углях из розмарина, пирог с костным мозгом и сырный пирог. Дичи не было, за исключением пернатой: сезон охоты на кабанов и косуль давно закончился, а сезон охоты на оленя едва начался. Однако на столе были голуби, тушенные в сидре, и молодые цапли, и блюдо дроздов, глазированных медом, а в конце первой перемены блюд под звуки труб внесли жареного лебедя в собственном оперении. Слуги герцога в великолепных нарядах и с прикрытым салфеткой плечом разносили почетным гостям кушанья на серебряных блюдах, а дворецкий Корентин и пажи постоянно подливали в чаши белое вино с Луары и красное из Бордо. Солнце лилось в высокие окна, зал был полон смеха. Разговор, начавшийся с охоты, оживленно продолжался.

• Предыдущая
• 28/84
• Следующая