Сердце рыцаря - Брэдшоу Джиллиан - Страница 13

• Предыдущая
• 13/84
• Следующая

– Я подложила в дверь мою головную повязку, чтобы она не закрылась до конца, – объяснила она Тьеру.

Он снова рассмеялся.

– Клянусь всеми святыми, я благодарен Тиарнану, несмотря на то, что он сделал моему кузену, и хотя это обошлось мне в шестнадцать серебряных пенни.

Она воззрилась на него, хмуря брови. Он пришел в восторг от того, как морщится у нее лоб. «Еще до нашего приезда в Ренн, – пообещал он себе, – я заставлю ее смеяться. Если это – единственное счастье, которое мне принесет путешествие, с меня и его хватит».

– Я пообещал святому Михаилу сто свечей, если вас найдут целой и невредимой, – объяснил он. – Ну что ж, эти шестнадцать серебряных пенни потрачены не зря.

– Святой Михаил – это великий святой и хорошо защищает от зла, – серьезно отозвалась Мари, перекрестившись.

– Аминь! – радостно подхватил Тьер. – И, будучи архангелом, он действует быстро.

Когда чуть позже они доехали до Бонн-Фонтейна, то обнаружили, что их отряд лишился своего командира. Ускакавшего галопом Алена де Фужера в монастыре не оказалось. Тьер разрывался между досадой и тревогой. Он догадывался, куда уехал Ален, и считал эту поездку чистым безумием. Если Алену не удастся добиться своей цели, то ему придется вернуться к герцогу опозоренным из-за брошенного поручения, и к тому же он разгневает отца. Но если он своего добьется, его положение станет еще хуже: он должен будет покинуть Бретань, жить на заработок наемного солдата и содержать жену за счет подачек со стола своего господина – если, конечно, его не убьют при попытке побега с возлюбленной. Потому что Ален наверняка задумал с ней убежать, а Тиарнан Таленсакский вряд ли согласится принять это безропотно. Тьер не хотел бы иметь такого врага. Тиарнан может быть достаточно миролюбивым за пределами поля сражения, но Тьеру случалось видеть, как он упражняется с оружием: это было потрясающее яростное наступление, с ударами, точными, как игла вышивальщицы, оставлявшими после себя полосу расщепленных копий и разбитых щитов. Алену до такого очень далеко.

Тьер попытался уверить себя в том, что неудача представляется наиболее вероятным исходом этой глупой затеи. Эрве Комперский вряд ли впустит Алена в свой дом, и можно надеяться, что у леди Элин хватит рассудительности не противиться воле отца и не убегать с человеком, который не может ее обеспечить. Даже если бы она и предпочитала его Тиарнану – в чем, впрочем, Тьер в отличие от Алена отнюдь не был уверен. Но что бы ни происходило или уже произошло с Аленом, от Тьера ничего не зависело. Он мог только придумать какие-то оправдания своему кузену, когда отряд приедет в Ренн без него. Тем временем Тьер был намерен сполна воспользоваться тем счастьем, какое подарит ему остаток пути.

От Бонн-Фонтейна до Ренна был всего один легкий переезд – приятная прогулка по полям и лесам в чудесный весенний день. Даже кобыла Дагу вынуждена была идти спокойно, потому что Тьер привязал ее за короткий повод к своему коню и коню Гийомара. Они приехали в город вечером. В давние времена Ренн был обнесен стеной, и его все еще окружали римские камни, кое-где подкрепленные более новыми башнями или воротами. В течение столетий средневековый город теснился на маленьком пространстве, заключенном в древние стены, но в последние годы заполнил его до отказа, так что первые постоялые дворы и кухарни уже распространились за городские ворота и выстроились вдоль дороги. Уже вечерние огни зажглись, и пелена дыма, поднимавшаяся над соломенными крышами, была освещена опускающимся солнцем, так что город словно парил в золотистом облаке. Мари никогда не бывала в больших городах, и, несмотря на весь свой страх перед неволей и решимостью не уступать своим тюремщикам, она почувствовала, что сердце у нее колотится от радостного возбуждения. Перед ней лежал неизвестный мир, ожидавший ее внимания.

Городские ворота еще не закрылись на ночь, и трое всадников въехали в них под цокот копыт. Главная улица оказалась далека от золотой иллюзии, окутывавшей город: немощеная, покрытая глубокими рытвинами, провонявшая гнилыми отбросами, она шла между рядами домишек из глины и прутьев. Куры копошились в грудах мусора, неспешно отходя в сторону при приближении лошадей, свиньи в загонах между домами выглядывали через изгороди и хрюкали. Куст дрока над одной из дверей показывал, что эта лачуга является постоялым двором. Несколько лавок объявляли о своем статусе повешенными на столбы товарами: парой башмаков, метлой, набором ложек из рога. А потом главная улица повернула направо – и там, ближе, чем ожидала, Мари увидела Рейнский замок.

Замок был новым, и его стены были сложены из камня, а не из старомодного дерева, хотя с первого же взгляда было видно, что он имеет традиционную планировку: высокая центральная часть на насыпном холме и замковый двор, окруженный стеной. Тьер повернул налево и поехал по наружной стороне сухого рва, окружавшего стену. Мари повернулась в седле, глядя на стены главной части, которые были ясно видны сверху, в золотистом дыму. Большое красное полотнище полоскалось в последних лучах заката на самом верху башни, возвещая о присутствии герцога.

– Какой он, герцог? – спросила она у Тьера.

Они непринужденно говорили весь день, так что она начала забывать о том, что он – враг. Тьер немного подумал.

– Вы любите собак? – ответил он вопросом на вопрос, когда они повернули за угол и увидели ворота замка.

– Некоторых – люблю, – сказала Мари, пытаясь понять, какая тут может быть связь с ее вопросом.

– И это вы хорошо сказали, потому что собаки бывают такие же разные, как люди, и между ними можно найти сходство. Например, борзые благородны, стремительны и красивы – как вы сами, моя госпожа! Гончие – алаунты, брашеты и лимеры – должны быть отважными и мудрыми, чтобы гнать добычу своего лорда и валить ее на землю, и их можно сравнить с рыцарями. А есть еще услужливые спаниели и мастифы – чтобы сопровождать лорда и охранять его.

– А сам герцог в этой вашей аллегории – лев? – Мари улыбнулась этому причудливому образу.

– Нет, – с удовлетворением заявил Тьер. – Герцог Хоэл – терьер. Но очень благородный.

Мари рассмеялась, а Тьер широко ухмыльнулся. Ему все-таки удалось заставить ее засмеяться до приезда в Рейнский замок – правда, в последнюю минуту и отчасти из-за волнения. И смех у нее оказался красивым: нежным и журчащим. До чего же ему нравятся женщины, которые смеются!

Они проехали по подъемному мосту замка, и Тьер вызвал стражника, чтобы их впустили.

На замковом дворе слуги увели лошадей в конюшню. В кухонных постройках, выстроившихся вдоль наружной стены, уже дымил огонь, и оттуда пахло жарящимся мясом. Тьер и Гийомар провели Мари по каменной лестнице в замок. Еще до того, как они вошли в огромные двустворчатые двери, навстречу им выкатились волна шума и облако ароматов еды. Уже начало смеркаться, и в караульной комнате зажигали факелы, устанавливая их в крепления на стенах. Стражники дружелюбно приветствовали Тьера и спросили, где Ален.

– Слишком долго объяснять! – ответил Тьер и, странно звеня шпорами по каменному полу, увлек Мари по следующей короткой лестнице в главный зал.

Зал занимал весь первый этаж замка. Его деревянный пол был застелен тростником. Под светом факелов были расставлены столы, и за ужином сидело множество народа. Богатые шелка и ярко окрашенные шерстяные ткани заполняли полумрак золотом, густой синевой и насыщенным кармином. Даже у собак, растянувшихся под столами, были ошейники, сверкавшие при их движении. С каждым шагом Мари чувствовала себя все более некрасивой, жалкой и грязной.

Тьер пробирался между столами в дальнюю часть зала, где на деревянном помосте стоял главный стол. Сидевшие на скамьях при его приближении прерывали разговоры, и к тому моменту, когда они подошли к главному столу, в зале воцарилось молчание. Шедшей позади него Мари приходилось делать над собой усилие, чтобы держать голову высоко. Под грузом любопытных мужских взглядов ей хотелось провалиться сквозь пол.

• Предыдущая
• 13/84
• Следующая