Орех
(Вадим Сикорский)
Мне больше прочих интересен – я.
Не надо иронических усмешек.
Объект для изученья бытия
я сам себе. Я крепенький орешек.
Вадим Сикорский
Не смейтесь! Не впадайте в этот грех.
Не кролик я, не мышь, не кот ангорский.
Я убедился в том, что я – орех.
Не грецкий, не кокосовый – Сикорский!
Приятно говорить с самим собой,
Впитать себя в себя подобно губке.
Вселенная открыта пред тобой,
Когда пофилософствуешь в скорлупке,
Когда порассуждаешь о мирах
Без видимых физических усилий…
Но временами наползает страх –
Боюсь, как бы меня не раскусили.
Береза
(Ирина Снегова)
Березы – это женщины земли…
Ирина Снегова
Да, я береза. Ласковая сень
Моя –
приют заманчивый до всхлипа.
Мне безразлично, что какой-то пень
Сказал, что не береза я, а липа.
И нипочем ни стужа мне, ни зной,
Я все расту; пускай погода злится.
Я наливаюсь каждою весной,
Чтоб в «Августе»[
2] талантливо излиться.
Пусть критик
на плетень наводит тень,
Пусть шевелит зловредными губами.
Мы, женщины-березы,
каждый день
Общаемся с мужчинами-дубами.
Разговор с вороном
(Николай Тряпкин)
Говорят – промчатся годы,
и кругом померкнут воды,
И восходы и закаты
запакуются в багаж;
И фотонные ковчеги
прорыдают в мертвом снеге,
А потом за пылью Млечной
промерцают, как мираж.
Николай Тряпкин
Как-то в полночь за деревней
я сидел на лавке древней,
И, чего-то вспоминая,
кой о чем подумал я.
Вдруг летит из мрака птица,
на плечо ко мне садится,
И скажу я вам, ребята,
обмерла душа моя.
Я сказал ей: «Птичка божья,
ты на всех чертей похожа,
На испуг берешь поэта,
чтоб тебя, нечистый дух!
Отвечай-ка мне без спора,
буду ль я прославлен скоро,
И когда по всей России
обо мне промчится слух?»
Погрустнела ворон-птица,
головою вниз клонится,
Жутко стало отчего-то;
темнота вокруг и тишь…
Наконец, расправив перья,
скрипнув клювом, точно дверью, –
Nevermore! – прокаркал ворон,
что по-русски значит «шиш».
Чудеса перевода
Где ты, где я?
(Михаил Квливидзе / Белла Ахмадулина)
О, уезжай! Играй, играй
в отъезд. Он нас не разлучает.
О глупенькая! Рви цветы,
спи сладко иль вставай с постели.
Ты думаешь, что это ты
идешь проспектом Руставели?
А это я.
Михаил Квливидзе. Из стихотворения «Я и ты» в переводе Беллы Ахмадулиной
Читатель мой! Ты взят в полон,
ты на дуэль талантов вызван.
Ты думаешь, что это – он,
грузинский лирик М. Квливидзе!
Но здесь и не было его.
Кавказский дух его не бродит
меж этих строк. И оттого
здесь чудеса. Здесь переводят!
О, размышляй, идя домой,
кто все так дивно усложняет!
Кого тебе, читатель мой,
все это – о! – напоминает?
Здесь горестно рука моя
прошлась по подлиннику смело…
Сие писал не он, а я,
о Ахмадулина, о Белла!
Песня о наших делах
(Сильва Капутикян / Евгений Евтушенко)
А где-то праздничные, разные,
забившись тихо в уголки,
в земле таились камни радости,
как бы под пеплом угольки.
Сильва Капутикян. Из стихотворения «Песня о наших камнях» в переводе Евгения Евтушенко
Мы занимались переводами,
переводя друзей своих.
И появились в периодике
стихи –
не наши и не их.
А мы поэзию армянскую
переводили – кто бы знал! –
и люди плакали, как маленькие,
влюбленные в оригинал.
А мы, натруженные, разные
и где-то праздные вразрез,
вгоняли в строфы рифмы радостные,
как будто только с Братской ГЭС!
Моя топография
(Матвей Грубиан / Ярослав Смеляков)
Не ради шутки в общем разговоре,
Не для того, чтоб удивить семью,
Хотел бы я на побережье моря
Поставить типографию свою.
Матвей Грубиан. Из стихотворения «Моя типография» в переводе Ярослава Смелякова
Не ради перевыполненья плана,
Не для того, чтоб прокормить семью,
Хочу в стихи Матвея Грубиана
Поставить интонацию свою.
Его стихи я строго обстругаю,
Сначала, впрочем, строго подпилю,
Где надо – по-отцовски обругаю,
Где надо – безответно полюблю.
Тогда сосредоточенно и рьяно
Заговорит под грохот молотков
Стихами Ярослава Грубиана
Поэт Матвей Васильич Смеляков!