Как воспитывать родителей или новый нестандартный ребенок - Леви Владимир Львович - Страница 29

«Не судите, да не судимы будете»

Есть разница в подходах воспитателя и судьи.

Если судья обязан быть беспристрастным и в этой беспристрастности беспощадным, то воспитатель не ошибется, намеренно приписав ребенку побуждения лучшие, чем на самом деле. Украл - твердо глядя в глаза, утверждаем, что взял по глупости, что он и сам хочет, чтобы этого больше не повторялось. Солгал из трусости или ради выгоды - обнаружив обман, объясняем его поведение недоверием к самому себе. Уверены, что ему хочется быть правдивым, внушаем это. И вероятность успеха растет!…

Вот еще почему иногда провоцируется наказание: ребенку нужно доказательство, что он уже прощен, что грех ему отпущен. Совершившееся наказание и есть это доказательство. Некоторые дети ищут поводов быть наказанными, ведут себя откровенно вызывающе - к этому толкает их чувство вины. Когда-то, может быть, сгоряча пожелал нашей смерти, обманул или подсмотрел запретное, стыдное, ревновал…

Той же природы и искуснейшие провокации на наказания несправедливые и несоразмерные. Маленький психолог хорошо нас изучил, знает, за какой нерв задеть побольнее. Перейдя меру гнева, даем ему аванс внутренней правоты, который он может потратить самым неожиданным образом.

Злит и злится, делает все назло, а в то же время иногда такая неудержимая нежность… «Ты меня любишь?… А почему не играешь со мной?…» Иной больше поверит данному сгоряча шлепку, чем поцелую.

Только равнодушие не дает никаких шансов. Только из скуки нет дороги к любви. И вот почему многие, и дети и взрослые, безотчетно пользуются методом Герострата: «Ты ко мне равнодушен, я тебе не интересен? Добро же, я заставлю тебя хотя бы ненавидеть меня!»

При дефиците любви становится наказанием сама жизнь, и тогда наказание ищется как последний шанс на любовь.

Зачем, как вы думаете, приходят пациенты в психотерапевтический кабинет? Чтобы лечиться от заиканий, бессонниц, депрессий, от импотенции, неврозов, психозов, комплексов? Да, но вот главное: все они приходят за тем, чтобы снова узнать, что они дети и что, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО, они хорошие дети, и несмотря ни на что, жить можно, и жить хорошо. Вот и все. Так просто. И это главное.

И вот в этом простом и главном нуждается каждый день ребенок. Этого простого и главного ждет от нас каждый день, как от Бога. И посему, несмотря ни на что, примем заповедь:

Каждый день с ребенком начинай радостью, заканчивай миром!

Воспитательница:

- Вовочка, кем ты будешь, когда вырастешь?

- Неплеменно алхитектолом: выстлою себе дом без углов…

- Почему же без углов?

- Надоело очень!…

Стояние в спецуглу, отсидка в спецкресле?… Совершение какого-либо ритуала - скажем, троекратное пролезание на четвереньках под столом, заодно и полезное упражнение?… Но только не уроки, не чтение! Не работа! Ни подмести, ни вынести ведро, ни вымыть туалет в наказание - ни в коем случае! Эти «наряды вне очереди» способны лишь привить отвращение к труду, а в больших дозах - и к жизни.

Вынужденное безделье - тяжкое наказание!

Маленькая девочка показывает на голову Ленина, стоящую на постаменте:

- Папа, а за что дяде голову оторвали?

Садистская жестокость: зверски избил слабого, издевается над беспомощным. Шаг до преступления…

Вековечная народная практика знает для подобных случаев только один рецепт: как можно раньше и как можно больнее. Отвадить. Суровая и бесхитростная патриархальная мудрость. Рецепт этот всегда действовал довольно надежно… В некотором проценте. Кто подпадает под этот процент, потом с горькой благодарностью вспоминает ту давнюю острастку, повернувшую с края пропасти. Кто не подпадает…

Мы не знаем, каков этот процент и как получаются неисправимые. И неисправимые ли или только зачисленные в эту категорию неисправимостью исправляющих.

Может показаться странным, что иногда суровое наказание за небольшую провинность воспринимается как справедливое, а какая-нибудь мелкая репрессия (не пустили в кино, заставили чистить картошку) оказывается особо обидной. А дело в том, что сама степень наказания обладает внушающим действием: раз наказали так, значит, есть за что, значит, виноват…

Но так, по мере наказания, воспринимает свою вину, быть может, щенок… И такого человеку мы не желаем.

Есть дети, против природы которых бессильно и самое искусное воспитание, и самое правильное лечение. Болезнь ли это, результат ли каких-то ошибок или отрыжка генетического прошлого, атавизм - в большинстве случаев непонятно. В любом случае вопрос не закрыт. Остается надежда. Он человек.

…Я вишь как вижу - если порок, привык вредный, значит, образуется только, в зародке еще его отшибить можно, отвадить наказанием резким, и чтоб понятно было щенку, что как пить дать и завсегда накажут…

А если присобачился, пристрастился, - хоть наказывай, хоть казни - толку нет: хуже изгадится, обманывать-воровать пойдет…

Тут вишь как - либо отрезать, как пуп, и пусть катится по своей дорожке, либо по-хитрому от наоборота идти, подначить - до ручки чтобы дошел, привык чтобы сам его наказал, как от наковальни обратный удар.

Меня-то вишь как батяня от курева отучал: поймал первый раз с папироской - связал, ремнем выдрал как Сидорова козла, сидеть на заднице дня четыре не мог.

Да задница-то непонятливой оказалась, потому как пристрял уже к табаку-то. Приятели все однолетки туда же - а я что ж, хуже других? И еще пуще, тайком…

Второй раз поймал с пачкой крепких турецких, деньги на них я хитростью выманил, помню…

Ну, думаю, все, поминай как звали, батяня у меня был суров… А он в угол кузницы сажает меня - и смотрит долго в глаза, молчит…

Потом спрашивает спокойно: «У тебя пачка эта одна или есть еще?» - «Еще, признаюсь, две припасены». - «Где?» - «Под лестницей на чердаке». - «Ну неси сюда. Вместе покурим». - Я изумился: батяня мой только к вину тяготение питал - в зимние месяцы в запой ударялся, но к куреву имел отвращение - дядю-дымилу, так звал свояка, с самокруткой и к дому не подпускал… А тут вдруг вишь как. Несу…

Он - строго мне: «Ну садись, начинай. Закуривай первую». И огня мне - из горна, из калильни прямо… У меня поджилки дрожат, курить страшно… «А ты, бать?» - вынимаю папироску ему. «А я подожду, пока ты накуришься. Все три пачки выдымишь, мне напоследок дашь. Я и твоим дымом сыт буду… Дыми, дыми, все подряд дыми…» Тут я догадываюсь, что мучить он меня собирается.

«Бать, - говорю, - я уже не хочу. Я курить больше не буду». - «Э, врешь, меня уже не обманешь. Дыми. Ну-у?!…» И ремень сымает…

Одну выкурил. Батя: «Вторую давай». За второй третью, четвертую, пятую… На полпачке уже голова задурнела, в глазах рябь пошла, дрожь в ноги бросилась… А батяня не отступает: «Кури! Дыми!…» Пачка кончилась - началась вторая. У меня кашель уже как из колодца, себя не чую, давлюсь, где-то к концу второй пачки стошнило, а батяня ремнем меня обиходил и в блевотину носом ткнул: «Ну-ну, давай! Ешь табак свой! Курить нравится, да? Удовольствие получаешь? Ну получай! От удовольствия помирай! Ну!! Дыми!!!»