Чаша гладиатора(без ил.) - Кассиль Лев Абрамович - Страница 71
- Предыдущая
- 71/74
- Следующая
Фонарь, оставленный Ремкой, догорал. Пламя в нем начинало легонько попыхивать. Некоторое время сверху доносились голоса ребят, поспешно садившихся в лодку. Незабудному хотелось поторопить их. Чего они мешкают! Чего дожидаются? Его угнетало, что дети еще на островке. Скорее бы отплывали, скорее бы подальше они были! А там их, как только весть до берега дойдет, уж увезут, укроют от опасности. Он держал мышцы своего необъятного тела в пределе неистового напряжения. Но насколько могло его хватить? Рано или поздно силы оставят его… Успеют ли только ребята выбраться на берег? Он услышал легкое ехидное журчание в провале, куда норовила осесть стена подвала. Как бы не пошел и сам фундамент. Вода, должно быть проникая теперь откуда-то, размывала ложе, на котором столько лет под зданием школы покоились смертоносные снаряды.
Что-то скользнуло по его ноге, юркнуло в сторону, вернулось и снова царапко заелозило над щиколоткой. Он глянул вниз и увидел с омерзением, что это большая всполошившаяся крыса мечется, кружится по подвалу, шмыгает через его ногу, попискивая. А он не то чтобы пришибить — шевельнуться даже не мог.
Артем Иванович старался не глядеть на суматошно юлившую у его ног гадину. А она все тыкалась, пробовала вскарабкаться по штанине — и, когда он осторожно подергивал мышцами ноги, шлепалась обратно наземь.
Вот с кем ему пришлось делить свой смертный час — с крысой, с гнусной крысой!
Наверху стало стихать. И вот все сковала уже полная тишина. А он был замурован здесь, в толще этого безмолвия. Ощущение полного безнадежного одиночества показалось ему еще более тяжким, чем смертоносный груз, под которым он был уже почти погребен. «Мерзавцы, каты! — думал он. — Вот что они тут припасли!» Смерть, прихоронившаяся на десять — двенадцать лет, была спрятана в этой тяжести, навалившейся сейчас на него. Смерть, так долго и терпеливо ждавшая своего часа, теперь готова была при малейшем движении его прянуть и мгновенно совершить страшное дело уничтожения.
«Беда! Погано дело! — думал Артем. — Меня уже не хватит. Лет десять назад, может быть, еще хватило бы, а сейчас уж нет. Амба…»
Ему давно уже хотелось поглядеть, что это поблескивает, отражая свет фонаря, в нише стены — там, где кирпич держался еще крепко. Уголком глаза видел этот блеск, но не мог. рассмотреть, что там сверкает. Тяжесть давила ему и на натруженную шею, подминала затылок. Все же он осторожно повернул голову влево и увидел в нише стены у самого пола кубок, его кубок. Тот, который пропал тогда на школьном вечере. Маленький серебряный атлет, стоя одной ногой в могиле, опираясь другой на край ее, напрягая выпуклые мышцы руки, поддерживал над головой тяжелую чашу. И даже поразило Артема Ивановича, как странно в этот смертный его час повторяет маленький гладиатор то, что делает сейчас сам хозяин кубка. Как удивительно совпадает поза атлета на кубке с той, в которой придерживал грозившую каждое мгновение рухнуть стену Артем.
Плохо. Сердце опять проваливается куда-то, и что-то мягкое, путающее мысли заваливает голову… Нет, пусть скорее откапывают! Скорее! Я уже не могу больше работать «Могилу гладиатора». Воздух кончается. Его уже нет в легких. Меня зарыли не так. Надо было оставить просвет под брезентом, как это всегда делали. Теперь уже поздно. Скорее откапывайте! Все кончено. И воздух, и все. Сейчас, может быть, его еще отроют и все будут свистеть, что он не выдержал срока и провалил номер…
Потом ему показалось, что это Зеп Гегенхаммер навалился на него и наддает ему по шее своими тяжелыми «макаронами». Нет, господин Зеп, нет, Гегенхаммер, на этот раз вам не пройдет. Жми, жми — не согнешь. Врешь, толсторожая жаба, врешь! Да, это ты! Я узнал тебя. Это твоих рук дело. Но сейчас у тебя ничего не выйдет. Ни черта у тебя не выйдет! Я выстою. Я тогда был один, совсем один. Никого со мной. А сейчас я тоже один, но со мной все. И я тут за них. Сеня, хлопчик, я за тебя, я за всех вас! Гребите дальше. Я выстою.
Все уже путалось у него в голове и мутнело в глазах. Фонарь сдыхал, исходя копотью. И копоть эта как будто постепенно сгущалась вокруг, и именно от нее все темнее делалось в подвале.
Вдруг Незабудный услышал сверху:
— Дядя Артем, а дядя Артем?.. Вы живой? — Это был голос Сени Грачика. Он перевесился головой вниз через край люка. Он говорил почему-то полушепотом.
— Ты зачем?.. Куда еще? — яростно прохрипел Незабудный.
— Дядя Артем, вы чуточку продержитесь, совсем чуточку… Уже видно — с берега плывут. А я в темноте с лодки смылся к вам… Я не хочу, чтобы вы тут один. Мне можно вам подсобить, дядя Артем?
— Не гоношись лучше. Уйди, прошу.
Но Сеня уже спустил ноги в люк, нащупывая ступени лесенки. На секунду повис, держась за край руками, и как можно легче спрыгнул вниз.
— Тихо! Смерти захотел? — выдохнул прерывисто Незабудный.
Сеня с ужасом осмотрелся. Страшная картина открылась перед ним. Артем Иванович продолжал, плотно опираясь затылком, локтями и плечами, вцепившись пальцами в полусогнутые колени, поддерживать насевшую на него стену. На краю расщелины, неведомо как, еще удерживались остроконечные, чуть посверкивающие в копотном свете фонаря снаряды, тяжелые тупоносые бомбы, полузашитые в треснувшие доски. Пламя в фонаре попыхивало, тени перемещались, соскальзывали, и казалось, бомбы колеблются на весу. А может быть, они и вправду покачивались в случайно возникшем и неверном равновесии, которое могло быть нарушено самым незаметным движением.
— Не подходи! — сипел Артем. — Ну кто тебя звал, гаденок? Гэть отсюда!..
Но Сеня не уходил. Нет. Он не мог оставить тут одного в этом черном, гибельном одиночестве деда Артема. Он видел, как ломит силу великана ужасающая тяжесть.
— Сенечка, хлопчик! — натужно выговорил Артем. — Одно прошу… Только ты тихонько. Тварь тут валандается у меня по ногам. Отгони ты ее, пакостную… Я этих го-лохвостых хуже смерти боюсь.
Сеня на цыпочках приблизился к показавшейся под стеной крысе. Та шарахнулась и с писком свалилась в провал. Слышно было, как всплеснулась внизу вода.
— Спасибо тебе. Измучился я с ней, — сказал Артем. — А теперь погляди, прошу… который у меня час.
Сеня сел на корточки, вывернул голову и заглянул на ручные часы Артема Ивановича.
— Два без четверти. Сейчас приедут, вот увидите! Еще чуток продержитесь, дядя Артем.
— Шел бы ты отсюда. Христа ради. Богом тебя молю! Уйди Христа ради!
— Дядя Артем, не надо так! — осторожно, но настойчиво попросил Сеня. — Ну что вы меня «христаради» просите, как тот нищий Забуга? Не надо так… Незабудный замолчал.
Вот гордый мальчонка, не желает надеяться на бога. Людей ждет. А ведь самому поди куда как страшно…
— Дайте я вам подсоблю! — еле слышно шепнул Сеня. Ему казалось, что каждый громкий звук может вызвать взрыв, гибель всего вокруг. — Дядя Артем, помочь вам? Я вон ту кадку подтащу, а вы в нее упретесь. — Он понимал, что ничем не может помочь, такой слабенький и ничтожный, этому великану, державшему на себе уже верный час десятки пудов.
— Только тихонько, сыночек, — сипло попросил Артем. — Осторожненький будь… Если только сможешь, пододвинь. Верно, мне поспособнее будет… Сеня стал с величайшей осторожностью подкатывать толстобокую тяжелую кадку, стоявшую у другой стенки подвала. Откуда только сила у него взялась?
Незабудный исподлобья следил за ним:
— Легче… легче двигай. Ровней. Не тряхай… Вот так Гляди, сильный какой! А говорили: слабенький. Молодец!
Он уперся коленями в бок подставленной Сеней кадки. Положил сверху на край ее ладони рук, напряженно! переставляя их. Слегка расправил плечи. Стоять стало немного удобнее.
— Дедушка… уже едут… Пусти меня к тебе… Мож-но? — раздалось вдруг сверху. И в черном квадрате люка; показалось слабо освещенное снизу догоравшим фонарем лицо Пьера.
— И ты?.. Таки явился?.. — Артему Ивановичу не удалось изобразить, что он очень возмущен появлением Пьерки.
Ему давно уже хотелось спросить у Сени насчет Пьера: отплыл ли он со всеми? Что там ни толкуй, было бы все же обидно, если б чужой парнишка, пренебрегая опасностью и нарушив запрет, пролез сюда, а свой, усыновленный, так легко бы послушался и сбежал… Нет, ничего еще парень Пьерка. Не бросил. Человеком будет.
- Предыдущая
- 71/74
- Следующая
