Катакомбы - Катаев Валентин Петрович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/89
• Следующая

— Дизе!

И Колесничук услужливо взбегал на лестничку и приносил немцу требуемую вещь: суповую вазу без крышки, набор зубоврачебных щипцов, лампу, шубу Черноиваненко, скрипку или что-нибудь в этом роде. Немец методично, со всех сторон осматривал вещь, щелкал по ней пальцем, дул, встряхивал, подносил к окну, чтобы было лучше видно, а затем так же неторопливо возвращал и коротко говорил:

— Найн.

Шубу он примерил и некоторое время ходил в ней по магазину, отдуваясь от жары, а на скрипке даже немножко попиликал, с видом знатока приложил ухо к деке, а затем вернул ее Колесничуку и, разведя руками, с категорической улыбкой повторил:

— Найн.

Он просто замучил Колесничука. Покупатели приходили и уходили, а немец продолжал расхаживать по магазину с таким видом, будто собирался здесь поселиться.

— Может быть, мсьё интересуется чем-нибудь из фотоаппаратуры? — с плохо скрытым раздражением сказал Колесничук. — В таком случае я могу предложить очаровательную, специально туристскую зеркалку с герцовским объективом.

Немец пожал плечами и сказал:

— Найн.

А потом, заметив что-то в самом дальнем углу магазина, пошел туда, и Колесничук услышал его утробное: «Дизе!»

— Виноват! — воскликнул Колесничук и сдержанной рысцой побежал к немцу.

В эту минуту в магазине, кроме них, никого не было. Немец посмотрел ему прямо в глаза и вдруг негромко сказал на прекрасном русском языке:

— Здравствуйте, Георгий Никифорович! Я к вам от Софьи Петровны. Софья Петровна прислала узнать, получили ли вы письмо из Бухареста от господина Севериновского.

Колесничук даже пошатнулся от неожиданности. Но немец продолжал стоять перед ним, как колонна, не спуская с него пристальных глаз, в один миг ставших какими-то пронзительно-умными, а главное, необъяснимо русскими.

— Представьте себе, уже два месяца нет писем, — машинально сказал Колесничук. — Такой неаккуратный господин! Прямо ужас!

Немец быстро оглянулся на дверь:

— Вы интендант третьего ранга Колесничук?

Было что-то спокойно-требовательное, штабное в голосе немца, который, как это вдруг совершенно ясно понял Колесничук, был никакой не немец, а настоящий русский, да к тому же еще, по всей вероятности, кадровый советский офицер.

— Так точно! — сказал Колесничук, вытягиваясь.

— Мне надо видеть товарища Черноиваненко. Я представитель Украинского штаба партизанского движения.

В это время дверь звякнула, и в магазин вошел новый покупатель. «Немец» выразительно взглянул на Колесничука и вышел на улицу. Колесничук бросился за ним.

— Послезавтра, в это же время, — шепнул он в дверях.

— Чем могу служить, мсьё? — обратился Колесничук, вернувшись в магазин, к новому покупателю.

Это был небольшого роста румынский господин, одетый хотя и модно, но без излишеств и выкрутасов. Он был в равной мере солиден и провинциально элегантен: песочного цвета полуспортивный костюм из материала «букле», скромный, но дорогой галстук в клетку, черные лакированные туфли, соломенная шляпа канотье, надетая хотя и несколько на затылок, но не настолько, чтобы это могло шокировать. Под мышкой он держал большой желтый портфель со множеством сверкающих замков и пряжек — настоящий солидный портфель коммерсанта. Он подошел к конторке, за которой стоял Колесничук, и, учтиво приподняв канотье, сказал:

— Ионел Миря.

В подтверждение сказанного он вынул из портфеля и протянул визитную карточку — не слишком большую, но и не слишком маленькую, ослепительно-белую визитную карточку, на которой Колесничук прочел по-русски: «Ионел Миря, генеральный представитель мануфактур фирмы „Мефодий Мунтяну и сыновья“. Бухарест, отделения в Берлине, Вене, Копенгагене, Анкаре и Монтевидео. Телеграфный адрес „Мунтяну-текстиль“».

«Ого!» — подумал Колесничук, и его пронзило жгучее сожаление, что он до сих пор не сообразил заказать себе визитные карточки. Дух господина Пржевенецкого тотчас вселился в Колесничука, и, с достоинством изогнувшись за конторкой, он произнес:

— Чем могу служить, мсьё?

— У меня есть к вам, господин Колесничук, когда вы ничего не имеете напротив, одно интересное коммерческое предложение, — сказал Ионел Миря по-русски. — Прошу у вас извинения, я не вовсе чисто разговариваю, хотя сам родился в бывшей Российской империи, если вы слышали, в местечке Сороках… Мне приятно, что вы это слышали.

Ионел Миря сделал воздушное движение рукой, отставив мизинец, на котором сверкнул крупный брильянт. Он улыбнулся, и у него во рту сверкнул золотой зуб.

У него были очень широкие, густые, черные с проседью брови, и под ними вдруг сверкнули глаза, яркие, как брильянты. Он как бы выпустил два снопа ослепительных лучей и сразу погасил их.

— Наша фирма интересуется первоклассными текстильными товарами, в особенности… лыны… как это называется по-русски?.. Шерстяным костюмным трико. Да, костюмным трико. Вы его торгуете в розницу по шестьдесят семьдесят марок метр. Я вам предлагаю сто марок метр и беру сразу неограниченное количество.

Колесничук насторожился, но Ионел Миря сразу выпустил в него из-под своих черных бровей два ослепительных брильянтовых пучка и ласково погладил его по плечу.

— Домнуле Колесничук… — сказал он таким добродушным, таким проникновенным и честным голосом, что Колесничук как-то сразу успокоился, словно загипнотизированный. — Домнуле Колесничук, я родился в бывшей Российской империи, я есть больше чем на пятьдесят процентов русский человек, и вы меня поймете, если я вам скажу, что лыны… да, шерстяные материалы — моя специальность. Это по-румынски будет «лыны». Я вам скажу, как специалист специалисту, что ленинградские лыны — это товар «эрстэ классе». О! — Ионел Миря поднял вверх указательный палец, и на нем, так же как и на мизинце, сверкнул брильянт. — Сто двадцать марок метр, и я у вас забираю весь товар.

— Но у меня всего неполных два куска, — сконфуженно пробормотал Колесничук.

— Господин Колесничук! — воскликнул Ионел Миря и вдруг, как показалось Колесничуку, весь с ног до головы засверкал брильянтами и золотом. — Два рулона, десятью два рулона, десять вагонов — для меня безразлично. Сто двадцать марок метр, и я у вас немедленно забираю все. Доставка моя.

Все совершилось с легкой, поистине лунатической быстротой и нелогичностью, как в бреду. Тут же, не сходя с места, Ионел Миря выложил на конторку шестьсот новеньких оккупационных марок наличными, а три тысячи векселями фирмы «Мефодий Мунтяну и сыновья» сроком на один месяц, затем быстро погрузил ленинградское трико на неизвестно откуда взявшегося эпохи конца XIX века извозчика, сел боком, обнял рулоны, как даму, приподнял канотье и уехал в неизвестном направлении.

Среди ночи Колесничук вдруг проснулся и бросился к шкатулке. Он стал рассматривать векселя — эти странные бумаги, в которые почему-то превратилось его превосходное ленинградское трико. Какую они имеют ценность и что они, собственно говоря, представляют? Где у него гарантия, что по этим бумагам ему уплатят три тысячи марок? Кто заплатит? Господин Ионел Миря? А если он не заплатит? Ведь Колесничук даже не знает его адреса. Где он его будет искать?..

Колесничук представил себе Ионела Мирю, его брильянтовые глаза, его канотье, его зловещие брови — и ужаснулся. Он провел бессонную ночь. Иногда ему начинало казаться, что, может быть, это все вовсе не так безнадежно. Может быть, он напрасно беспокоится: Ионел Миря вовсе не арап, а, наоборот, вполне солидный, кредитоспособный коммерсант. Ровно через месяц он вручит всю сумму, до последней копеечки. Ведь все-таки у Колесничука на руках векселя такой солидной фирмы, как фирма «Мефодий Мунтяну и сыновья» Бухарест, Вена, Берлин, Копенгаген, Анкара, Монтевидео…

Весь трагизм положения заключался в том, что Колесничук имел самое смутное представление о векселях. Вексель — это было что-то глубоко старорежимное, враждебное, презренное. Но все же откуда-то ему было известно о существовании в природе векселей. Университет? Гимназия?.. Векселя уже играли какую-то тягостную роль в его жизни. Но где? Когда? Как?.. Колесничук мучился остаток ночи полубессонницей, полубредом, в котором тягостно участвовали векселя. Вдруг его как молнией озарило: «Купец получил за проданный товар два векселя, которые учел в банке из расчета пяти процентов, причем оказалось, что за первый вексель банк ему выдал 475 рублей, а за второй — 117 рублей. Спрашивается…» Колесничук вспомнил: задача на проценты из учебника Шапошникова и Вальцева. Векселя существовали где-то рядом с таинственными бассейнами, в которые вливается и из которых выливается вода, и с проклятыми поездами, вышедшими навстречу друг другу со станций А и Б.

• Предыдущая
• 52/89
• Следующая