Между двух стульев (Редакция 2001 года) - Клюев Евгений Васильевич - Страница 56

Петропавел с величайшим интересом наблюдал за этой увлекательной игрой ума. Он даже забыл о том, что в данный момент его дрессируют, – настолько поглотила его всепобеждающая жажда знаний.

– В основе процесса оперирования целыми величинами… а я надеюсь, что все участники данной непростой ситуации представляют собой целые величины, лежит…

– Не продолжайте, – перебил Воще Таинственного Пластилин Бессмертный. – Данная версия непригодна: придется дополнительно доказывать,  что мы целые величины. В случае с Вами это просто, поскольку Вы Воще Таинственный, а не В Частности Таинственный, однако в случае со мной… Считать ли меня целой величиной в данный момент, если как раз в данный момент я представлен лишь в одном из своих возможных образов?

– М-да… – сник Воще Таинственный, но тут же и воодушевился: – Тогда лучше всего объяснить наше превосходство с помощью множеств!

– Вот это другое дело! Мы с Вами суть множество, а он – нет! Мы два, а он один.

– Ну-у-у… – разочаровался в друге Воще Таинственный, – так не пойдет. Что такое «два» и что такое «один»? Эти абстракции даже Ежу не были бы понятны. Тут самый важный момент – переход от конкретных предметов к числам. Будем переходить постепенно. Возьмем свиную сардельку и золотую пуговицу.

– Где возьмем? – тщетно озадачился практичный Пластилин Бессмертный.

– Не юродствуйте, коллега! – на ухо, но строго оборвал его Воще Таинственный. – Итак… возьмем множество свиных сарделек и множество золотых пуговиц.

– Множество? – задохнулся от радости Пластилин Бессмертный.

– И будем считать, – не давая себя сбить, продолжал Воще Таинственный, – одну свиную сардельку из первого множества эквивалентной одной золотой пуговице из второго множества. Это очень важно .

– Конечно, будем считать! – почувствовав ответственность, согласился покладистый Пластилин.

– Спасибо. Тогда, в том случае, если одной свиной сардельке из первого множества соответствует одна золотая пуговица из второго множества и при этом остаются лишние свиные сардельки… (тут внимательно слушавший Пластилин изловчился и, выхватив из-за шиворота кусок мяса, с жадностью проглотил его прямо сырым), получается, что множество свиных сарделек шире, чем множество золотых пуговиц – конечно, при том условии, что лишних золотых пуговиц не остается.

– Ну, это уж как пить дать! – с огромной уверенностью в постоянной нехватке золотых пуговиц подтвердил Пластилин Бессмертный. И еще внимательнее стал слушать дальше. Однако дальше следовал только вывод:

– Стало быть, у нас с Вами есть способ неопровержимо доказать, что нас гораздо больше, чем его, если рассматривать нас как множество свиных сарделек, а его – как множество золотых пуговиц. – Тут Воще Таинственный многозначительно кивнул на Петропавла, давно уже стоявшего с широко разинутым ртом.

– Так давайте докажем ему это! – воодушевился Пластилин.

Воще Таинственный посмотрел на него с большим подозрением.

– Мне казалось , – тихо и сухо произнес он, – что это уже доказано.

– Когда? – Пластилин совершенно оторопел.

– Только что, – тише и суше некуда ответил Воще Таинственный.

– Это… это когда речь шла о золотых сардельках и свиных пуговицах? – весь запутался Пластилин Бессмертный.

Воще Таинственный вздохнул. Воще Таинственный зевнул. Воще Таинственный отвернулся. Причем отвернулся со словами, только теоретически прозвучавшими:

– Если Вы не любите метод больше жизни , мне не о чем с Вами разговаривать.

– Я люблю метод, – смутился Пластилин Бессмертный. – Но не этот… – Он помолчал и вдруг с вызовом заявил: – Мне больше жизни нравится метод доказательства от противного.

– Ах, вот что! – всплыл из речевого небытия Воще Таинственный. – Так раньше надо было сказать: откуда же я знаю, какой именно метод Вы любите больше жизни ? Значит, от противного?

Пластилин кивнул и, внезапно засмущавшись, признался:

– Правда, я не совсем уверен, что правильно понимаю «противное». Поэтому можно сказать, что больше жизни этот метод я люблю скорее бессознательно…

– «Противное» все понимают правильно, – окончательно справился с голосом Воще Таинственный. – Впрочем, сейчас я объясню Вам некоторые тонкости – и тогда Вы согласитесь со мной, что данный метод вполне заслуживает того, чтобы его любили больше жизни еще и сознательно.

– Буду Вам весьма признателен. – Пластилин Бессмертный вежливо склонил голову.

– Итак… прежде всего нам следует выбрать само противное, для наглядности даже очень противное. И от него уже доказывать. – Воще Таинственный поднял, глаза к небу, словно очень противное находилось там.

– Еж был очень противный, – напомнил Пластилин Бессмертный. – Но Еж сейчас в бегах. Что же касается того существа, которое стало Ежом впоследствии…

– Не будем о нем, – тет-а-тет сказал Воще Таинственный. – Об отсутствующих не говорят плохо.

Петропавел тут же хотел напомнить о своем присутствии, но решил, что с него и так довольно выслушивать о себе разные гадости.

– Кто у нас самый противный после Ежа?

– Вы, коллега, – просто сказал Пластилин Бессмертный.

– Ну, доказывать что-либо от себя воще не принято, – заскромничал Воще Таинственный, потом продолжил: – Сразу после меня идете Вы: Вы тоже довольно противный, причем в каждом Вашем образе. Но доказывать что бы то ни было от Вас я просто считаю ниже своего достоинства.

– Честно говоря, – разоткровенничался Пластилин Бессмертный, – мы все тут противные. Так что какое угодно предположение смело можно доказывать от любого из нас .

– Пожалуй, Вы правы. – Воще Таинственный обернулся к кустарнику, возле которого организованно молчала толпа посторонних наблюдателей, остановил взгляд на Безмозглом-без-Глаза и так, чтобы его почти расслышали , сказал: – Оно противное. Пусть подойдет.

Засыпая на ходу, Безмозглое-без-Глаза поплелось в эпицентр событий. Ждать его пришлось минут двадцать, потом еще минут двадцать – возвращать назад, поскольку во сне оно забрело слишком далеко.