Прикид - Брук Кассандра - Страница 3

• Предыдущая
• 3/89
• Следующая

Я попыталась вспомнить, какой была в шестнадцать-семнадцать лет.

Грива темных волос и фигурка, при виде которой на улице оборачивались буквально все. Люди обращались со мной так, словно я источала запах греха. На самом деле если от меня чем и пахло, так только невинностью и дешевыми духами.

Кэролайн радостно фыркнула:

– О, а мне всегда хотелось, чтоб от меня исходил греховный дух! Но для этого надо всегда держать рот на замке, а я только и знала, что молоть языком. Ну ладно. Так что же дальше?

Прямота Кэролайн оказалась заразительной.

– Родители погибли в автокатастрофе по дороге из клуба «Ротари» 9, – сказала я. – Только после этого я поняла, как их любила.

Настала гробовая тишина. Кэролайн молча смотрела на меня, потом взяла за руку и крепко сжала.

– Господи! – Вот и все, что она сказала. И лицо у нее при этом было такое, точно ей влепили пощечину. Видимо, сама того не желая, я нанесла ей удар. Я поняла, что всю свою жизнь она зависела (и продолжала зависеть) от других, что у нее никогда не было ничего своего. В то время как единственным моим достоянием был тогда дом, и этот дом вдруг опустел.

Она спросила, где находился этот дом. Я ответила, что то был небольшой домик на окраине Ипсуича, близ сплетения железнодорожных путей и дорог, претендующих на звание сельских тропинок. Все дома были на одно лицо, зато носили душистые названия: «Приют роз», «Жасминовый отель», «Сирень» и так далее. Соседний с нами дом назывался «Вилла бугонь» – до сих пор не пойму, что это означало. Наш домик окрестили «Коттедж виноградной лозы», чего я тоже не понимала, потому как никакой виноград там не произрастал. А в дни ссор, когда мне казалось, что я ненавижу родителей, я называла его «Коттеджем подлости» 10. Но когда они погибли, я вдруг поняла, что люблю этот дом, как любила маму с папой, ведь больше у меня от них ничего не осталось. Тогда мы были семьей. Оставшись одна, я с грустью вспоминала об этом и упивалась своей скорбью. Мне было восемнадцать.

Кэролайн продолжала взирать на меня с изумлением.

– Да-а… – протянула она после паузы. – Подумать только! В этом возрасте я жила в Уилтон-Кресчент, каталась на лыжах в Давосе, занималась верховой ездой и гончими и спала с рок-звездой.

Я улыбнулась и поспешила утешить Кэролайн:

– Ничего, потом я наверстала. Как-то в один прекрасный день вдруг решила: хватит нытья! Продала коттедж, взяла денежки и перебралась в Лондон. На первое время хватит, решила я, а потом начнется новая жизнь.

– И сколько же тебе понадобилось, чтоб принять такое решение?

– О, около недели.

И обе мы рассмеялись.

Мы шли по лужайке. В то утро ударил первый мороз. Длинная трава хрустела под ногами. Листья опадали, словно осколки стекла. На Кэролайн была просторная черная накидка с капюшоном. В ней она походила на Лару из «Доктора Живаго».

– Готова побиться об заклад, это Билл Гибб, верно? – спросила я.

Вообще я научилась поддразнивать Кэролайн. К такому обращению она не привыкла и, удивленная, вскинула на меня глаза:

– Как догадалась?

– Да потому, что у меня была в точности такая, только желтая.

Наверняка Кэролайн подумала: как это, черт возьми, нищенка вроде меня могла позволить себе накидку от Билла Гибба? Но тут впервые искренность и прямолинейность оставили ее, и она заметила только:

– Вот как? И куда же она делась? – Словом, повела себя необычайно робко и скромно.

– Пришлось продать, – ответила я.

И ни на йоту не отступила от истины. Я видела, как Кэролайн пытается осмыслить этот факт, вписать его в уже сложившийся у нее мой образ – эдакой простодушной молодой женушки не слишком преуспевающего актера, живущей в скромном стандартном домике и разъезжающей в стареньком «фольксвагене»-жучке.

– Ладно, теперь мой черед отгадывать, – сказала она. – Ты вышла за Ральфа Мертона, когда он был суперзвездой на ТВ. И кем в настоящее время не является.

Похоже, она была страшно довольна собой, стоя на морозе и пиная носком сапожка пучок мерзлой травы. Затем откинула капюшон и лукаво покосилась на меня.

– Как же тебе удалось подцепить его, а? Чем это ты его прельстила? – спросила она, по всей видимости, вовсе не желая обидеть меня.

– Я чихала.

Она возвела глаза к небу.

– О, ради Бога, Анжела!

– Нет, правда. Я его всего обчихала.

И это было истинной правдой. Едва приехав из Ипсуича, я получила работу в бутике в Челси. И как-то к нам зашел Ральф. И разумеется, я тут же его узнала: по телевизору вот уже в течение нескольких лет шел романтический сериал с его участием. Ральф был настоящим героем. Невероятно хорош собой. Опасный мужчина. Не мужчина, а мечта каждой девушки. Он не сходил со страниц бульварной прессы, посещал разные рауты и презентации, и всякий раз – в сопровождении какой-нибудь полуобнаженной куколки. «Доброе утро, мистер Мертон, – сказала я. – Чем могу помочь?» Все другие продавщицы были в тот момент заняты, но я видела, как глаза их мечут в мою сторону кинжалы и стрелы. На мне было нечто тесно облегающее. Помню, я еще тогда подумала: а вдруг он заметит, как от волнения у меня трясется живот. В меня точно какие-то твари вселились – так и порхали в груди, животе и носу. И тут я чихнула. И никак не могла найти «Клинекс». А потом еще раз чихнула и еще. Просто ужас какой-то! В глазах у меня стояли слезы. Я ничего не видела. Наверное, потекла тушь. И была похожа на чучело. Но тут, откуда ни возьмись, появился носовой платок. Это Ральф сунул мне его в руку. Я пробормотала все положенные слова благодарности, промокнула глаза, попыталась взять себя в руки и успокоиться. Он смеялся. «Оставьте его себе, – сказал он. – До следующего раза. Вдруг пригодится». А потом небрежным и совершенно естественным тоном добавил: «Что касается следующего раза… Как насчет того, чтоб пообедать вместе?»

Вот так оно все и произошло. Я работала в бутике всего неделю – провинциалка из Ипсуича со свеженьким личиком. Он ушел, а я все торчала посреди торгового зала, сжимая в одной руке его платок, а в другой – клочок бумаги, на котором он нацарапал адрес ресторана, своим собственным почерком! Вот это да! А затем понеслась домой, в свою комнатушку, служившую одновременно гостиной и спальней, и все твердила про себя: «Я потеряю девственность с самым красивым мужчиной в Англии!» И еще, помню, думала, будут ли стоять возле нашей постели розы и шампанское.

– Боже, до чего ж банально! – фыркнула Кэролайн. – Прямо мыльная опера какая-то. – А затем почему-то раздраженно бросила: – Дальше!

И еще больше раздражилась, когда я сказала:

– Ну и. мы, естественно, переспали. Она прищелкнула языком.

– Ты безнадежна! Что он тебе говорил?

– Спросил, откуда у меня такая фигура. А я, дурочка, растерялась и говорю: «Из Ипсуича». И тут он стал смеяться. Ну, сама посуди, не могла же я ответить: «От Маркса энд Спенсера 11, верно?

Теперь Кэролайн снова сияла:

– А ты молодчина! Я рада, что познакомилась с тобой.

После этого я окончательно осмелела и рассказала об одной продавщице из бутика, которая клялась и божилась, что в мужском члене нет мускула. Помню, как лежала в постели с Ральфом и думала: «Что, черт возьми, это такое, если не мускул?» Помню еще, как на следующее утро шла домой и на лице у меня сияла такая улыбка, что все прохожие как один оборачивались – казалось, в ней сосредоточены блеск и сияние самого лета. А потом вдруг сказала себе: «Бог мой, Анжела, ты ведешь себя, словно какое-нибудь дитя цветов шестидесятых, а сейчас на дворе у нас мрачные и опасные восьмидесятые. А что, если ты забеременела? Или подцепила от него венерическое заболевание? Или еще чего похуже?» Эта мысль стерла улыбку с лица. В следующий раз буду осторожнее. Если он вообще наступит, этот следующий раз. Помню, как сказала себе: «Надеюсь, Ральф Мертон, вы неплохо провели ночь. И слава Богу, что я в вас не влюблена, вот так!»

• Предыдущая
• 3/89
• Следующая