Артур-полководец - ап Хью Дэвид - Страница 49

Она поставила свечу на землю, и на ее лицо легли глубокие тени. И сама она стала похожа на тень из Гадеса. Протянула руку, коснулась щек Корса Канта.

– В служеньи Свету, Изиде, Марии, Диане трудились долго мы, сооружая храм Солнца, – произнесла она нараспев. – Мы – Строители Храма. Мы изучали эти божественные кристаллы, искали связь между камнями земли и звездами хрустальной тверди небес.

– Не понимаю, – прошептал Корс Кант. Ему стало страшно. Слова, произносимые Анлоддой, казались старше ее, древнее Артуса, древнее даже той земли, на которой стоял теперь Каэр Камланн. «Я хочу только тебя, мне не нужно никакое просвещение!» – мысленно умолял Корс Кант. Но он не мог произнести этого вслух.

Анлодда отняла руки, медленно пошла по кругу около Корса Канта, продолжая говорить странным, потусторонним голосом. Корс Кант не видел ее.

– Чего хочет посвящаемый? Он ищет опыта, ему его недостает. Но он посвящается в тайны внутренней сути Человека. Он хочет познать, что такое душа. Но это тебе известно от Мирддина и друидов, верно?

– Откуда тебе ведомы эти слова? Это тайна друидов, ее никому не поверяют!

Кто эти ей сказал слова?

Деревья, птицы иль трава?

Ты в храме Вечности стоишь Обряд священный совершишь!

– Сколько дорог ведет в Рим? – спросила Анлодда. Корс Кант вздрогнул и вернулся с небес на землю.

– Все, – ответил он, отчаянно желая увидеть возлюбленную, убедиться в том, что за спиной у него стоит именно она, а никто другой. Голос у Анлодды странно изменился, стал чужим. «Она – все еще она?»

Но кем еще могла стать Анлодда? Кем? А голос ее звучал как бы с заоблачных высот.

– А сколько дорог ведет к Свету? Он был готов ответить, но вовремя понял, что лучшим ответом будет молчание.

– Корс Кант Эвин, боюсь, такого просвещения тебе не вынести. Склонись и погаси свечу!

Он растерялся, неуклюже наклонился, сделал глубокий вдох… И тут же откинулся назад – Анлодда оттащила его.

– Не путай стихии. Корс Кант; даже гневу не позволяй объединять их! Погаси свечу пальцами, а не дыханием! Встань, выпрямись. – Голос Анлодды прозвучал еще более отчужденно и загадочно. Нет, то был не ее голос. Корс Кант задрожал – он понял наконец, кому принадлежит этот голос.

«ЭТО ХРАМ, ВЫСТРОЕННЫЙ ДЛЯ ЦАРЯ СОЛОМОНА, – ТАК ГОВОРИТ ИУДЕЙСКОЕ ПИСАНИЕ».

Юноша стоял, и по коже его пробегали порывы ледяного ветра.

Ее голос – нет, не ее – звучал прямо у него над ухом. Он вздрогнул: он мог поклясться, что она не сделала ни шагу из-за его спины.

«ПУСТЬ ГОВОРЯЩИЙ УСНЕТ. СЛУШАЙ МЕНЯ, НЕ ДВИГАЙСЯ, КОРС КАНТ ЭВИН! ЦАРЬ СОЛОМОН —ЭТО СОЛНЦЕ, А НАШ ХРАМ – ЭТО НОЧНЫЕ НЕБЕСА. ЧТО ВВЕРХУ, ТО И ВНИЗУ. СОЛНЦЕ – НАШ ОТЕЦ, ЛУНА – НАША МАТЬ. СЕМЬ ПЛАНЕТ ЖИВУТ ВНУТРИ НАС, И ВСЕ ОНИ

– ЧАСТИ НАШЕЙ ДУШИ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?»

Что-то – вероятно, зелье – открыло разум Корса Канта для понимания этих слов. Каждое из них жалило больно, как змея, и впрыскивало в его сердце яд понимания.

– Я понимаю… – пробормотал он. И снова этот голос, чуть дальше:

«ВСЕ ДОСТИГЛИ ВЫСОТ НА ЮГЕ». А потом – слева:

«ВСЕ ЗАКРЕПИЛИСЬ НА ЗАПАДЕ».

А потом – справа:

«ВСЕ ВОЗНЕСЛИСЬ НА ВОСТОКЕ». Она завершила круг, встала перед Корсом Кантом, но почему-то промолчала про север, где стояла теперь.

– ПОДНИМИ ЛЕВУЮ РУКУ, – приказала Маха-Диана-Анлодда.

Корс Кант повиновался сразу же, не раздумывая. Ее пальцы на миг сплелись с его пальцами, губы запечатлели на его губах многообещающий поцелуй – знак будущего.

– ВЕРА, ЛЮБОВЬ ОХРАНЯЮТ ДВЕРИ МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ, – прошептала она и отступила.

За спиной у барда послышался громкий стук. Юноша вздрогнул. Нет, явно тут находился кто-то еще. Корса Канта затрясло как в ознобе. Анлодде он доверял, но кто же тот, другой?

– ПРИШЕЛ ЛИ ИЩУЩИЙ СЮДА ПО СВОЕЙ ВОЛЕ? – спросила она.

Корс Кант оторопел. Он должен отвечать? Растерянно, не совсем понимая, нужно ли это, он отвечал:

– Да, я.., то есть.., он.., пришел по своей воле.

– ЧТО ОЗНАЧАЕТ ТО, ЧТО ИЩУЩИЙ ПРОБИРАЛСЯ В ХРАМ ПО УЗКОМУ ТУННЕЛЮ?

Корс Кант молчал и думал. Он понимал, что вопрос важный – это явствовало из того, каким тоном он был задан. Однако разум Корса Канта стал подобен разуму новорожденного младенца. «Будь он проклят, этот гриб! Ничего в голову не приходит, не соображаю, что-что…»

Но ведь новорожденный приходит в мир.., обретая свободу.., как с небес попадают в море…

– Он родился. Он вновь родился, – прохрипел бард и моргнул. Верный ли он дал ответ? И откуда он взялся? Его губы произнесли его – это да. Но ответ явно родился не в его голове!

– ПОЧЕМУ ТВОЯ ЛЕВАЯ НОГА БОСАЯ?

– Но это же ты повелела мне разуться!

– А ТЫ СЛЕПО ВЫПОЛНЯЕШЬ ЧУЖИЕ ПОВЕЛЕНИЯ? РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК ТЫ СМЕШОН? Может, второй вопрос ему просто померещился?

– Я ничего не вижу, – пробормотал он обиженно. – Тут темно?

– НИКТО НЕ ВИДИТ В ТЕМНОТЕ, – отозвался голос Анлодды.

И снова Корса Канта зазнобило – словно смерть коснулась его.

«Что-то прикоснулось ко мне – холодное, острое». Клинок задрал его тунику, кольнул кожу прямо над сердцем.

– В КОГО… ТЫ ВЕРИШЬ? – спросил голос, причем первые два слова прозвучали уверенно, а вторые два – после паузы, как бы по размышлении, – Я верю, – начал юноша и задохнулся, потому что кончик лезвия надавил сильнее. Еще чуть-чуть, и он бы проколол кожу!

– Я верю… – и снова предупреждающий укол. Корс Кант ничего не понимал и не знал, что говорить дальше. «А если я отвечу не так, как надо, – она, что, убьет меня?» Было похоже на то. Вопрос прозвучал с убийственной серьезностью, но еще страшнее было последовавшее за вопросом молчание.

«Господи, ну в кого же я верю? Кому? Мирддину?» Но душа старика-друида была подобна подземной реке, которую не разглядишь невооруженным взглядом. Верить в друида? Скорее можно было верить в смерч!

И Артус.., он тоже непрост и загадочен. Под его римской тогой словно бы таилось другое одеяние, вытканное сложнейшим узором. И Ланселот.., вдруг стал чужим, странным…

А Гвинифра.., ее и вообще никто не поймет!

«Я верю Анлодде, я верю в нее, но, но…

– Я верю в т…

Корс Кант оборвал себя – понял, что поспешил, и к своему ужасу понял, что обманывает сам себя! Како вы бы ни были чувства, питаемые им к Анлодде, теперь она вдруг стала совершенно чужой, совсем другим человеком.

Итак, все знакомые ему люди – загадки. Даже Анлодда.

Он понял, каким должен быть ответ. Но, вероятно, не такого ответа она ждала от него. «И что же? Я умру здесь, в душной пещере, у ног аловолосой богини, паду ее жертвой?»

Кончик клинка давил все сильнее и сильнее. Струйка – крови или пота – побежала по груди, по животу… «Да будь она проклята! – взбунтовался разум Корса Канта. – Пусть убивает! Я бард, и должен хоть раз в жизни сказать правду, чего бы мне это ни стоило».

– Я.., я верю только в себя! – выкрикнул он, обретя решимость.

– ТАК ПУСТЬ ИЩУЩИЙ СДЕЛАЕТ ПЕРВЫЙ ШАГ ВПЕРЕД, К СВЕТУ.

Шаг вперед? Тогда она должна убрать клинок, в противном случае он на него попросту напорется.

Однако клинок не исчезал. Не раздумывая. Корс Кант шагнул вперед левой, босой ногой. Анлодда тут же отдернула клинок. Корс Кант споткнулся – оказалось, пол пошел вверх. Тишина. Корс Кант подтянул к левой ноге правую. Он стоял и ждал, как ему показалось, целую вечность, и дрожал от запоздалого страха. Как близко он подошел? Ответь он не правильно, могла ли Анлодда на самом деле убить его здесь, в этом потаенном месте? Наконец он услышал самый желанный звук – треск искры, выбитой кремнем из огнива.

В следующее мгновение загорелась свеча. Он стоял на крошечном уступе, с которого падал водопад, – действительно, один шаг, одна ступень. Огненноволосая принцесса оголила плечо, обнажив одну грудь. Теперь она больше походила на величественную воинственную амазонку, чем на принцессу. Пламя свечи горело звездами в ее глазах, лицо стало властное – под стать самому Меровию. Корс Кант испытал облегчение, подобное тому, что приносит пришедший с юга прохладный дождь.