Неотразимая - Брокуэй Конни - Страница 4

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая

– Так что же ты хочешь?

– Ничего особенного, просто хочу, чтобы ты выполнила ту роль, для которой я тебя готовил с самого рождения, роль, которую ты должна была выполнить пять лет назад и от которой ты так успешно сбежала со своим шотландским муженьком, роль, для которой ты была рождена. – Что-то тяжелое упало на пол внизу. – Что это, Фиа? Чувствую, дорогая, ты совсем размякла в этом забытом Богом поместье. Но зачем же так? Нет, это не в моем вкусе. Но я вижу, тебе здесь нравится. Что ж, можешь так и продолжать. Я разрешу тебе, но ты должна выполнить мои желания. – Фиа что-то ответила, но слова были неразборчивы. – Ну что ж, – отозвался Карр, – прежде всего ты должна поехать со мной в Лондон.

Ария закончилась. Когда полноватый итальянский певец поклонился и к нему на сцене присоединился импресарио, зал взорвался аплодисментами. Сразу за этим публика загудела разговорами. Дамы с кавалерами покидали места и выходили в фойе.

Капитан Томас Донн остался на месте. Рядом с ним сидели его друзья – Эдвард Робинсон, для своих Робби, и Френсис Джонстон. Они с ленивым видом остались сидеть, а юный Пип Лейтон встал и начал жадно разглядывать окружающих.

Томас встретил Пипа и его сестру Сару на ассамблее, куда привел его друг и компаньон по делам Джеймс Бартон. Обычно Томас старался не посещать подобные светские мероприятия, но так как его кораблю требовалось несколько недель для ремонта, у него было много свободного времени. Несколько дней он наслаждался обществом мисс Лейтон, а потом понял, что у нее на него более дальние виды, нежели просто дружба.

Он не мог предложить свое имя ни одной английской леди, и вовсе не потому, что не хотел. Нет, ему очень хотелось, чтобы у него с кем-то были такие же отношения, как у Джеймса с его милой Амелией, до того как она умерла в прошлом году. Но он не мог дать свое имя ни одной женщине потому, что у него не было имени. Он был осужден и депортирован как якобитский предатель и вернулся сюда под чужим именем. Никто не знал, что на самом деле он Томас Фицджеральд Макларен. Об этом не знает даже его компаньон Джеймс Бартон.

Томаса угнетало, что приходится обманывать Сару, но, по крайней мере, Пип, ее брат, был о нем высокого мнения. Ну и хорошо. Томасу нравился этот молодой человек.

– Ее имя означает темное, неясное обещание, – вдруг проговорил Пип.

Томас улыбнулся восторженному тону юноши. Улыбка смягчила черты его сурового худощавого лица. Смягчились и его серые глаза. Если бы его брат остался в живых, наверное, он вырос бы таким же, как Пип, был бы того же возраста, и цвет его волос был бы такой же, как у Томаса.

Если бы все случилось по-другому. Не будь войны, не будь Рональда Меррика, все было бы по-другому, ничего бы не случилось. При мысли о графе Карре улыбка исчезла с лица Томаса.

– Будь я проклят, да вот же Черный Бриллиант, – выдохнул Френсис Джонстон, – и такая холодная красота, о Боже!

– Она здесь, где? – обернулся Пип.

– А вон там, наверху, юноша, – указал Робби, – разглядывает всех из ложи Комптона, или, скорее, ее разглядывают.

– О-о! – усмехнулся Джонстон. – Представляю, что сейчас творится с блондинками, у них даже шанса не осталось.

– Черный Бриллиант? – переспросил Томас, не меняя позы. – Общество полно куртизанок, обвешанных драгоценностями. К несчастью, драгоценности, как правило, составляют самую интересную часть этих дам.

– Да, таким именем ее наградил один из ухажеров. Говорят, что она так же тверда и черна сердцем, как этот знаменитый камень, – объяснил Джонстон.

– Эта дама совершенно неотразима и притягивает как магнит, – размышлял вслух Робинсон. – Она не прибегает к обычным трюкам и уловкам, у нее нет веера, она не бросает многообещающих взглядов, не дразнит никого. Будь я проклят, если понимаю, как это ей удается.

– И никогда не поймешь, Робинсон, – протянул голос позади него. – Посмотри на нее. Люди много опытнее тебя так и не разобрались в этом. Нет, простому виконту этого не понять. Здесь требуется кто-нибудь познатнее.

Эта двусмысленность вызвала неловкий смех у всех, кроме Пипа. Щеки юноши зарделись, и он возмущенно воскликнул:

– Лорд Танбридж, я требую извинения от лица леди! «Боже, – Томас в отчаянии закрыл глаза, – пощади этого искреннего юношу!» Из всех мужчин, с кем мальчик мог бы поговорить о женщинах, он выбрал самого неподходящего знаменитого фехтовальщика. Правда, его фехтовальное искусство несколько поблекло, после того как он повредил руку во время карточной игры, пытаясь накрыть карту ладонью. Партнер заметил это и ударил его. Танбридж, однако, успешно фехтовал обеими руками.

– Господа, – рассмеялся Танбридж, – я ошибаюсь, или этот щенок меня вызывает?

Томас не торопясь обернулся. Годы не прошли даром для Танбриджа. Когда-то он был очень худым, а теперь превратился в настоящий скелет. Щеки ввалились, глаза пожелтели.

– А-а, – протянул Томас, лениво улыбаясь, – кажется, это Танбридж. Танбридж, да простите вы этого юношу, позвольте ему наслаждаться итальянской музыкой и дальше. Для дуэли он еще слишком молод. – Речь Томаса звучала совсем не так, как раньше, но Танбридж этого не заметил. – Окажите любезность, сделайте это для меня, – попросил Томас.

В глазах Танбриджа мелькнуло узнавание. Когда семь лет назад Томас вернулся в Англию, он представился как шотландец, которого выслали с родины. Танбридж тогда был одним из наиболее известных завсегдатаев игорных и публичных домов.

В то время Томас поставил себе цель подружиться с сыном Карра – Эшем, а затем уничтожить его и через него самого Карра. Он почти достиг этой цели, но понял, что роль Иуды разрушает его самого гораздо больше, чем Эша. Поняв это, он вскоре покинул Англию.

– Кто это! Томас, не так ли? – Глаза Танбриджа сузились. – А-а! Тот самый, которого выслали из Шотландии, когда он отказался поддержать красавчика принца. Не так ли?

Томас продолжал улыбаться. Он сам распустил этот слух о себе как часть своей легенды.

– Я требую извинений, лорд Танбридж! – возмущенно повторил Пип. Несносный мальчишка! Танбридж уже забыл бы о стычке, если бы Пип не напомнил о себе.

– Что? – повернул голову Танбридж, в глазах у него блеснул недобрый огонек. – Что? Извинение? Ах да, конечно, молодой человек. Я не имел в виду ничего обидного.

– Сэр, я все прекрасно понял, – возразил Пип.

– Нет-нет, юноша, – перебил его Томас, железной хваткой беря Пипа за руку и продолжая: – Полагаю, мы все иногда неосторожно высказываем вслух то, о чем потом сожалеем, не так ли, Робби?

– Совершенно верно, сэр. – Робби расслабился. – Мужчины иногда выставляют себя такими дураками перед женщинами, которые на них даже внимания не обращают.

Танбридж намека не понял. К этому времени он уже повернулся спиной к мужчинам и явно собирался покинуть их. Скорее всего, он спешил сообщить что-то Карру, около которого постоянно крутился.

Пип попытался освободиться и последовать за Танбриджем, но железная хватка Томаса удержала его. Он не мог позволить юноше так глупо расстаться с жизнью.

– Черт! – начал Робби, похлопывая Пипа по спине. – Знаете, молодой человек, если бы мне пришлось писать отчеты по поводу каждого своего неосторожного высказывания, я бы перепортил очень много бумаги.

Джонстон нашел еще лучший способ отвлечь внимание юноши.

– Посмотрите туда! В ложе Комптона набралось столько народу. Боже мой! Еще немного, она не выдержит и рухнет прямо на головы тех, кто внизу.

Томас проследил за взглядом Джонстона. Его глаза сузились, когда взгляд, наконец, отыскал ложу Комптона.

– Ну-ка дайте мне ваш бинокль, Робби, – попросил он, взял отделанный слоновой костью бинокль и, словно ведомый самой судьбой, направил его прямо на ее глаза.

Глаза Фиа Меррик.

Ошибиться он не мог. Она действительно сверкала как бриллиант. Все эти годы он не забывал ее, она все время жила в его памяти. Но он не позволял себе думать о ней. Теперь у него перехватило дыхание.

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая