Игра с огнем - Гайворонская Елена Михайловна - Страница 5

• Предыдущая
• 5/54
• Следующая

– Понабрали хрен знает кого… – пробурчал дядя Вова уже более миролюбиво.

– Растяпа, – прокомментировал Вадим, – «Корабли в моей гавани, не взлетим, так поплаваем…» – нож в правой руке дирижировал в такт очередному хиту.

– Идиот! – переключил праведный гнев на сына разъяренный повар.

– Ниче, – выплыв из-за опостылевшей кассы, сочувственная Тамара заполнила собой другую половину кухни. – Скоро полегче будет. Помощника нам дадут… – И многозначительно улыбнулась.

– Кого это? – обрадовалась перемене темы Анна.

Поведя маслянистыми плечами, не желая упускать возможности посудачить, кассирша открыла рот, но ее опередил дядя Вова.

– Вот тоже радость! От таких помощников подальше держаться надо…

– Да от кого?

– Парень новый должен прийти, не слыхала? – понизила голос Тамара.

– Нет, а что?

– «Я на воле не был сто лет…» – тенорком напел, щелкнув плеером, Вадим, отправляя в рот кусок помидора.

– Он сидел? – глаза-миндалины официантки сделались круглыми, как арбуз. – Зачем же его берут?

– А он хозяйкин племянник. Так что гляди, Нюрка! Пригласит на свидание – и фью! – оскалив зубы для придания лицу максимально зверского выражения, Вадим рубанул воздух возле шеи остро оточенным лезвием ножа, зловеще блеснувшего красновато-розовым отсветом помидорного сока.

– Пасть закрой! – побагровев, словно перезрелый томат, рявкнул на сына повар. – Надевай свои затычки! Анюта, – на его широком лице расплылась елейная улыбка. – Так и быть: я не скажу Галине, что та тарелки разбила, а ты – ни слова о том, что мы тут болтали, договорились?

– Я и так не собиралась стучать, – обиделась Анюта.

– Анька у нас – молоток, свой парень! – Вадим похлопал девушку по спине.

– Отвали. Спрячь грабли.

– Официантка!!! Я получу сегодня свой обед?!

– Да иду! Вот где нервные…

– И не говори! – всплеснула руками Тамара. – Будто мы автоматы!

– Я помню, он был хорошим мальчиком… Таким мягким, застенчивым… – тихо пробормотала баба Катя, убирая с пола салат. – Он нуждался в любви… Если бы она любила его, все было бы иначе…

– Кто она? – так же, чуть слышно, переспросила вошедшая Анна.

Но старенькая уборщица была глуховата и, как многие очень пожилые люди, разговаривала с невидимыми остальным людям призраками давно минувших лет, и, потому, не поняв вопроса, ничего не ответила…

Окончательное осознание успеха, обрушившегося на не молодую, с легким стальным отблеском седины голову, пришло к Риттеру Георгию Аркадьевичу, главврачу областной психиатрической лечебницы, когда позвонила Нина.

Поначалу он не понял, почему вдруг бывшая жена решила снизойти до неудачника – экс-супруга. Решил, по простое душевной, что, может, ей стало одиноко, нахлынули воспоминания… Как никак, восемнадцать лет брака, пускай не самого удачного, из жизни не выбросишь. Видимо, запамятовал, по старости, что Нина Максимовна к сантиментам склонна не более телеграфного столба… Лишь когда она, будто вскользь, упомянула о предлагаемом контракте с крупнейшей немецкой фармацевтической компанией «Байер», все стало ясно, как формула аспирина. Георгий Аркадьевич сперва обиделся, даже немного рассердился: ответил старчески раздраженно, мол, ее это не касается. Трубку повесил. И уж после себя отругал: какие могут быть счеты? То, что у Нины на первом месте карьера, жажда почестей и славы, на втором – тихий шелест купюр в элегантном бумажнике, а третьего не дано, ему стало известно в самом начале их брака. А это уже… Женился он почти в тридцать, а сейчас Георгию Аркадьевичу под шестьдесят… Какие тут обиды? Тем более, что нынешнему успеху он, волей неволей, Инне обязан более, чем кому-либо.

Он всегда знал, что станет врачом. Даже в том нежном возрасте, когда все мечтали быть пожарными или милиционерами. Впрочем, ничего странного в том не было: его родители тоже были медиками. Удивил их, возможно, и неприятно поразил выбор специализации: психиатрия. Тогда заболевания такого рода казались постыдными, нечистыми, отталкивающими, хуже сифилиса или проказы. Напрасно двадцатилетний студент Георгий доказывал, что некогда юродивые, душевно больные считались «божьими» людьми… Бога-то не существует, равно как и души, а значит, нечем и болеть… Иногда доходили смутные будоражащие общественность слухи, что кого-то нашли в петле, или в ванной, наполненной темно-бурой от крови остывшей водой… Люди вздрагивали и, бормоча под нос не то проклятия, не то молитвы, старались как можно скорее позабыть об услышанном, из-за пронзавшего вдруг холодного ужаса не столько перед черным ликом смерти, для которого все равны, сколько перед чем-то непонятным, неизведанным, неподвластным законам простых, маленьких существ, гордо именующих себя венцами природы…

В десять лет Жорке нравилось общаться с соседским мальчиком Васей. Он был худощавым, сутуловатым, на голову выше Жорки. На губах его всегда играла какая-то виноватая улыбка, а ярко-синие глаза смотрели не по-детски серьезно, задумчиво, будто перевидал он за свои двенадцать гораздо больше, чем сверстники. Учился Вася в спецшколе.

– Для дураков, – поведали Жорке мальчишки.

Если Вася выходил во двор один, без мамы, ребята дразнили его, свистели кричали:

– Эй ты, дебил!

Вася не обижался. За него сердился Жорка.

– Сами вы дебилы! – вступался он.

– Да ты че, сам не видишь, что он «того»? – искренне удивлялись мальчишки. – Он же даже в войнушку играть не умеет!

Тот и впрямь не принимал участия в подвижных ребячьих играх, предпочитая ковырять палочкой в куче песка. Считать выучился только до десяти, а писал с грехом пополам печатными буквами. Но зато он умел рисовать…

С затаенным дыханием маленький Жорка разглядывал его картинки. Радужные звезды, огромные цветы, золотые рыбы в сиреневом море, которого он не видел никогда. На одном рисунке, на васильковом фоне – непонятные белые люди с крыльями.

– Это кто?

– Ангелы. Они живут на небе.

– Космонавты что ль?

– Нет. Ангелы. – и Вася вновь улыбался радостно и немного виновато.

Жорка был убежден, что Вася станет великим художником. Но все вышло иначе. Однажды душной летней ночью Вася тихо шагнул в темный проем распахнутого окна. На шестом этаже.

– Отмучился, – тихо сказала жоркина мама. – И мать его отмучилась. Теперь, может, хоть жизнь свою устроит…

Жорка заплакал. Эти слова показались ему несправедливо-жестокими. Вася ведь никогда никого не мучил, как соседский Пашка – котят.

– Может за ним прилетели ангелы? – вдруг озарила его догадка.

Родители посмотрели как-то очень странно. А затем весь вечер объясняли, что никаких ангелов в природе не существует. Что это просто выдумка. Плод больного воображения, расказни неграмотных старушек…

В дверь постучали.

Георгий Аркадьевич вздрогнул, точно очнулся от сна. Провел ладонью по лицу, зацепив очки в старой роговой оправе, потер переносицу.

– Кто там? Входите, будьте любезны.

Александра Дмитриевна Литичевская приняла ванну с гидромассажем, накинула халат стального шелка с вышитой через всю спину длинноклювой птицей с широко распахнутыми крыльями. Птица была вышита вручную в одном из парижских Домов Моды, и халат по цене равнялся новой, с конвейера, «девятке». Впрочем, все остальное, чем обладала супруга «короля черной и цветной металлургии», основателя корпорации «ЛИТ» по производству компьютерного программного обеспечения в Штатах, тоже было не из дешевых, включая двухэтажную московскую квартиру в тихом дворе элитного Центра со всей обстановкой – от сливного бачка – вершины пилотажа дизайнерского искусства до подлинника Рембрандта на стене в гостиной.

Умирающие орхидеи в пузатой, как кувшин, антикварной вазе, приобретенной на одном из аукционов «Сотби», источали омерзительно-удушливый запах крематория. Александра Дмитриевна поморщилась, проходя мимо. «Надо сказать горничной, чтобы выбросила». Она ненавидела экзотические цветы. Иногда ей до одури хотелось вдохнуть горький аромат весенней степи, сдобренный полынью, кашками, пряным клевером, лукавыми васильками…

• Предыдущая
• 5/54
• Следующая