От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги - Страница 51

• Предыдущая
• 51/59
• Следующая

Принцесса Пфальцская именовала ее «восхитительным куском свежего мяса». На самом же деле она носила имя Мари-Мадлен де Ла Вьевиль, графиня де Парабер.

Регент как-то раз увидел ее у герцогини Беррийской, чьей фрейлиной она была, и немедленно влюбился.

— Кто эта молодая женщина? — спросил он у одного из своих друзей.

— Ее называют Святой недотрогой за невинный вид, — ответил тот, — но она еще никого не разочаровала. Вам понравится.

Регент был очарован и, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил мадам де Парабер в уединенный дом, который по его указанию был отделан надлежащим образом. «В каждой комнате стояла элегантная мебель, — говорит Барьер, — все стены были украшены картинами, возбуждающими чувственность, всюду стояли вазы со свежими цветами, наполняющими воздух своим пьянящим ароматом. Мадам де Парабер, быстро справившись со смущением, признала, что этот очаровательный и таинственный уголок более всего подходит для любви принца. Он был любезен, был настойчив, и он обрел счастье…

Когда дело завершилось, к обоюдному удовольствию, произошла забавная сцена: пока Мари-Мадлен лежала обнаженной на кровати, приходя в себя после бурных объятий, Филипп хлопнул в ладоши: двери с шумом распахнулись, и вошло около десятка человек, поджидавших сигнала в прихожей, — они принялись шумно и весело аплодировать.

Тогда регент, в том же костюме, что и мадам де Парабер, поднялся и торжественно провозгласил новую любовницу королевой всех празднеств…

Во время этой речи мадам де Парабер пыталась скрыть хоть часть своих прелестей, загородившись шляпой Филиппа, но это ей не вполне удалось…

Эта первая встреча оказалась решающей. Регент, вдохновившись пылкостью и живым воображением молодой женщины, решил сделать ее своей официальной фавориткой.

Дабы окончательно завоевать расположение избранницы, он уже на следующее утро преподнес ей богатый подарок. Настолько богатый, что красотке пришлось прибегнуть к хитрости, дабы не пробудить ревность г-на де Парабера.

[95]

Послушаем, как рассказывает об этом принцесса Пфальцская: он подарил ей кольцо с алмазом ценой в две тысячи луидоров и коробочку в двести. У дамы был ревнивый муж; но она отличалась таким бесстыдством, что пошла прямо к нему и сказала, что люди, которым срочно нужны деньги, предлагают ей эти вещи за бесценок. Муж поверил и дал жене денег. Сердечно его поблагодарив, она положила деньги в кошелек, коробочку в сумочку, а кольцо с алмазом надела па палец. Вечером она оказалась в изысканном обществе, и ее спросили, откуда появились кольцо с коробочкой. Она ответила:

— Мне преподнес их господин де Парабер. Муж был рядом и подтвердил:

— Да, это мой подарок. Разве можно скупиться, имея благородную жену, которая любит только своего мужа и безупречно ему верпа?

Над этими словами посмеялись, ибо не все были так простодушны, как муж, а некоторые знали, откуда взялись дорогие подарки у этой дамы…»

Став «султаншей-королевой», мадам де Парабер стала руководить всеми развлечениями на ужинах в Пале-Рояле. Она была не только хозяйкой дома, но и любовницей всех гостей, что придавало этим встречам неповторимый шарм. Рвение ее было настолько велико, что она совершала подлинно героические деяния на ниве любви, каждого из которых хватило бы честной женщине для сладостных воспоминаний до конца дней своих.

Под влиянием этой неутомимой женщины оргии приняли такой размах, что историки, посмевшие прикоснуться к сей опасной теме, прибегают обычно к эвфемизмам и не отваживаются описывать детали…

В сравнении с подобными, почти невероятными увеселениями шалости королевы Марго — для своего времени весьма дерзкие — могли бы показаться невинными шутками престарелых дам, вспоминающих молодость…

Для начала мадам де Парабер попросила регента нанять сорок великолепных атлетов — подлинных геркулесов, которых называли «наконечниками». Эти люди, выбранные за большую мужскую силу, во время ужина сидели в прихожей, дожидаясь знака, чтобы войти и поддержать, если можно так выразиться, ослабевшего участника оргии.

Пока же их не звали, они спокойно беседовали за стаканом вина о делах и о семье, как и подобает честным работягам во время обеденного перерыва.

В самой же зале атмосфера была совершенно иной. Мадам де Парабер в прозрачном платье подносила друзьям на пробу блюда, которые были приготовлены ею самой и регентом, ибо ни один слуга не допускался на эти ночные сборища. Впрочем, здесь царило полное равенство, и, дабы окончательно отрешиться от этикета, каждому сотрапезнику давали кличку: Бролье называли Брульоном, Ла Фара — Толстым раком. Носе — Пипкой, Канийака — Печальной болтушкой, графа де Бранка — Веселой болтушкой, а мадам де Парабер — Ляжкой или Черным вороненком…

Первенствуя во всем, Мари-Мадлен задавала тон и в пьянке, поглощая стакан за стаканом с поразительной жадностью [96]. Однако удивительное дело! Пары алкоголя, казалось, не оказывали никакого воздействия на ее рассудок. В самом деле, вино ударяло ей совсем в другое место: как говорит один из мемуаристов, в момент наивысшего опьянения «она раскалялась от похоти…».

Тогда она сбрасывала с себя платье и отдавалась первому же мужчине, который попадался ей под руку. Начиналась оргия.

«Вскоре сладострастие достигало высшего предела. Женщины обменивались любовниками, мужчины — любовницами. На глазах своего господина и повелителя Парабер „принимала знаки внимания от всех“. И когда самые крепкие изнемогали, когда самые исступленные слабели, она — Несравненная и Неутомимая — по-прежнему искрилась страстью и жаждала новых радостей любви. В этой погоне за наслаждением было что-то героическое».

Именно в этот момент ненасытная графиня подавала сигнал «наконечникам». Сорок атлетов бросались тогда на дам и со знанием дела исполняли порученную им работу. Сама мадам де Парабер забирала двоих-троих…

Она нуждалась в этом дабы обрести, наконец, успокоение.

Впрочем, вскоре под влиянием шампанского, которое гости регента поглощали в неимоверных количествах под предлогом, что «любовь сушит», бойцы окончательно теряли способность двигаться и засыпали, кто в чем был, на коврах.

На рассвете гвардейцы развозили по домам бесчувственные тела мертвецки пьяных дам и кавалеров.

Как-то утром, после оргии в подобном духе, происходившей в замке Сен-Клу, регент, оставив мадам де Парабер отсыпаться, решил вернуться в Пале-Рояль. «Однако ему пришлось выйти из кареты на полпути, дабы исторгнуть из себя все съеденное и выпитое. Он повалился в грязь на глазах лакеев и стражников. Хриплым заплетающимся голосом, сотрясаясь в мучительных конвульсиях, он приказал конюшему привезти любовницу из Сен-Клу, чтобы она его подмыла и почистила. Пьяная вдрызг дама отказалась. Когда регенту надоело ползать среди отбросов, он повелел уложить себя в карету и вернулся в храм Любви, запачканный рвотой».

Франция была в руках распутного пьяницы и обворожительной истерички…

Вскоре для личной гигиены мадам де Парабер оказалось мало ужинов во дворце регента, и благосклонная судьба помогла ей встретить человека, достойного помериться с ней силой. Он стал ее вторым официальным любовником.

Это был величайший волокита и общепризнанный донжуан эпохи регентства — герцог де Ришелье, внучатый правнук кардинала.

Он был уродлив, зол, мстителен, высокомерен. Но женщины прощали ему все, ибо ценили за совершенно другие качества.

Они бегали за ним с полным бесстыдством, и герцог, как нас уверяют, «лишь срывал те плоды, которые сами падали ему в руку»…

• Предыдущая
• 51/59
• Следующая