Драгоценный груз - Борисов Леонид Ильич - Страница 7

Эдгару не хотелось, чтобы здесь, в Санкт-Петербурге, кончилась чертовщина, - она, в сущности, толькотолько и началась: какая-то женщина показалась очень похожей на покойную Виргинию... А может быть, это всего лишь иллюзия, игра полусвета, полутьмы, царившей в русском трактире, - очень возможно, что женщина не похожа на Виргинию, и это нужно непременно и обязательно проверить, но где же, черт возьми, тот дом со скрипучей дверью, куда так недавно привели его матросы?.. Пропал дом, улица исчезла, навстречу идут качающиеся от вина люди, они снимают шапки, здороваются с Эдгаром. Дождь то перестает, то шумит сильнее. Вот он, Санкт-Петербург, ночной, непонятный, чудесный.

Не повернуть ли снова обратно?

Не пойти ли вот по этой улице? Она не похожа на другие, на ней церковь с православным крестом, поблескивающим в полумраке (тучи идут клочками, рваными одеялами, и вот-вот они все пройдут и тогда раздолье будет луне, и крест на колокольне засияет, как в родной Балтиморе).

Какие-то звуки, какое-то пенье, печальное, похожее на похоронное... Дождь остановился, сосредоточенно прислушиваясь. Остановился и Эдгар. Цоканье копыт послышалось невдалеке. В полутьме сперва неясно, потом, как на гравюре, показалась карета с двумя фонарями по бокам, чуть ниже сиденья кучера. Резвый конь проскакал мимо, но Эдгар успел краем глаза проникнуть внутрь кареты: откинувшись на подушку, сидела молодая женщина, двойник Виргинии; Эдгару даже страшно стало, и даже больше, чем страшно, - он чуть было на колени не опустился и не возблагодарил бога за то, что такая добрая эта страна - Россия, и такой волшебный этот город - Санкт-Петербург: какие виденья он посылает бедному путешественнику, поэту, скитальцу, несчастному человеку, - еще только час прошел, как он в чужом городе, а Виргиния уже дважды явилась ему.

Он ступил на неширокий деревянный мост и зашагал на ту сторону, на тот берег. Луна светила ему слева, но то было суеверие русских, французов и немцев. Спустя три-четыре минуты он вышел на площадь и вскоре подошел к памятнику, о котором не однажды читал и от многих людей слыхал: перед ним высился знаменитый Медный всадник, монумент, воздвигнутый царицей Екатериной Второй великому царю Петру Первому, основателю города Санкт-Петербурга.

Эдгар обнажил голову.

Странный город: ни души вокруг, только где-то недалеко барабанная дробь и солдатские выкрики. Так рано? Странно. Человек в тряпье и без шапки подошел к Эдгару с протянутой рукой - жест, понятный везде и всюду. Эдгар пошарил в карманах и ничего не нашел. Две кредитки лежали в жилетном кармане, но эти кредитки - все, что есть в его карманах и вообще в нем и вне его.

- Ничего нет, простите, - на своем родном языке сказал Эдгар, разводя руками.

Нищий понял, что перед ним иностранец, человек из-за моря, чужеземец. Он обошел вокруг Эдгара, всмотрелся в его руки, сапоги, откинул полу непромокаемого плаща и ткнул грязным ногтем в кольцо, память Виргинии, и тотчас Эдгар брезгливо отдернул руку и отбежал в сторону. Нищий что-то насмешливо проговорил, погрозил кулаком и, вихляясь, направился к мосту. Эдгар боязливо смотрел ему вслед и на всякий случай погрозил кулаком, когда неизвестный оглянулся и зачем-то покачал головой.

- Куда теперь? - спросил себя Эдгар, не отрывая взгляда от того места во мраке (снова набежали тучи, какие-то никогда не виданные Эдгаром, - особенные, русские тучи), где находилась голова царя Петра: казалось, он все слышит, что говорят внизу, подле памятника. - Куда мне теперь? - спросил уже не только себя Эдгар.

Ему хотелось есть, пить, привычно тянуло на спиртное. Он взглянул на часы: четыре без пяти минут, но - так ли в Санкт-Петербурге, может быть, здесь уже шесть или меньше? Эдгар увидел недалеко от памятника скамью с подлокотниками, сел на нее и только в это мгновение во всей реальности представил и понял: он на чужбине, в чужом городе, ночью, ни души кругом, только тучи, рваные, как нищие на мосту в Балтиморе, только ветер, несмелый и потому озорной, дующий в спину, с той стороны, откуда так недавно прибыл "Роберт Фултон" с каким-то загадочным грузом... В самом деле, что же доставил в русскую столицу американский корабль?

- Надо как можно скорее повидать нашего консула, - вслух произнес Эдгар. - А может быть, здесь есть и посол? Наверное, наверное, - ведь Санкт-Петербург - столица России...

На секунду ему показалось, что всадник на граните что-то громко сказал коню и тот ударил копытами, Эдгар испуганно поднялся со скамьи.

- А ты чего здесь, барин? - спросил подошедший будочник. - Ты, вижу, заморский человек?

- Не понимаю, - по-русски ответил Эдгар и широко и дружелюбно улыбнулся, как он всегда улыбался всем людям, и, возможно, поэтому был так несчастен. - Не понимаю, - с особенным удовольствием повторил он. - Санкт-Петербург, Америка, Эдгар Аллан По, - выпалил он одним духом и немало тем напугал будочника: тот даже отступил в сторону, а потом рассмеялся.

- Водку пьешь? - спросил он и показал, как это делается: приставил кулак ко рту, закинул голову, крякнул, отер усы и еще раз проделал то же самое.

Эдгар понял.

- О! О! Санкт-Петербург! - воскликнул он и похлопал будочника по спине.

Будочник что-то сказал, показывая рукой на небо, потом знаком дал понять, что ему необходимо знать точное время, Эдгар вынул свои золотые часы и поднес их к носу будочника. Тот обрадованно махнул рукой и скрылся в своем полосатом домике. Он вернулся оттуда со штофом и предложил выпить своему новому приятелю. Напиток приятно обжег горло и стал покалывать в губы. Будочник указал на часы и знаками пояснил, что с ними следует быть осторожным: могут отнять, убить из-за них.

Так пили они, по очереди потягивая из квадратной темно-зеленой бутылки, а Медный всадник все пытался ускакать куда-то. Будочник раза два погрозил ему пальцем, то же проделал и Эдгар. А час спустя, приблизительно, когда будочника сменили, он в обнимку с Эдгаром, по деревенскому русскому обычаю, пошел в сторону Вознесенского, и будочник объяснял что-то по-русски вперемешку с немецкими словами, а язык немецкий Эдгар хорошо знал.

- Теперь мы, значит, нах хаузе, понятно? Биттэ нах хаузе, и будем шляфен. А дома есть водка, тринкен водку хочешь?