Жар небес - Браун Сандра - Страница 30

• Предыдущая
• 30/78
• Следующая

Озадачивало его также глубокое отвращение Мэйси к сексу. В этом отношении она так же отличалась от Моники, как день от ночи. Правда, Моника была уже не девственницей, когда он встретил ее в убогом ночном клубе во Французском квартале в последние дни войны. В жизни он не встречал такой щедрой в любви женщины. Она любила неистово и верно. С той ночи ее постель ждала только его.

Они поселились вместе в захудалых меблирашках и все ночи проводили вместе, пока он не уехал на поиски работы. Это случилось через три года. Вопрос о женитьбе никогда не обсуждался между ними. Казалось, ей для счастья не было в этом никакой необходимости.

Коттон чувствовал, что у судьбы есть для него в запасе кое-что получше. И вот наконец он нашел обещанное в Лорентском округе. К несчастью, Мэйси не преувеличивала, когда сказала, что от его ласки она может упасть в обморок. Она действительно почти лишилась чувств в их первую ночь, когда он после нескольких часов уговоров и обниманий силой осуществил свои права.

Пока она плакала, он с раскаянием обещал, что худшее уже позади. Однако улучшений не последовало. Ей никогда не нравилось ничего из того, что он делал. День, когда она отказала ему навсегда, он запомнил на всю жизнь.

– Коттон!

– Да… слушаю тебя.

Шел дождь, и он не поехал на вырубку, а с утра сидел за письменным столом в кабинете за лестницей, склонившись над своими папками.

– Я приказала перенести твои вещи.

– Мои вещи?

– Да, из моей комнаты в другую, которая находится через холл.

Он так резко вскочил со стула, что тот отлетел назад и ударился о стенку.

– Какого черта ты добиваешься?

– Папа и мама никогда в жизни не жили в одной комнате. Культурные люди себе этого не позволяют. А это ночное… распутство, к которому ты привык, просто…

– Удовольствие. – Он подошел к ней, нагнулся к ее лицу. – Большинство людей считают, что это удовольствие.

– Я считаю это отвратительным.

Его гнев вдруг прошел. Одной из ее самых притягательных черт была недоступность. Он думал, что одолел неприступные стены замка и завоевал принцессу, но ошибся. Принцесса не снизошла до него. Для нее он оставался красношеим лесорубом, неуклюжим и низменным. Или, как она выразилась, отвратительным.

Чувство собственного достоинства не позволило ему обнаружить, как глубоко она ранила его.

– А как же дети? – холодно осведомился он. – Как быть с династией, которую мы хотели основать?

– Да, я, конечно, хочу иметь детей. Он нагнулся еще ниже, так что его глаза оказались на уровне ее глаз.

– Чтобы были дети, надо трахаться, Мэйси. Ее лицо, сразу покрывшееся пятнами всех цветов, доставило ему мстительную радость. Она отшатнулась, словно от удара. Однако устояла на том же месте, вызвав у него восхищение своей непоколебимостью. Восхищение, но не удивление – он знал, что кто-то из ее предков был героем Конфедерации.

– Я буду приглашать тебя каждый месяц, в дни, которые благоприятны для зачатия.

Она беззвучно удалилась.

Через несколько месяцев он обнаружил на берегу затона небольшой дом. И сразу же послал за Моникой. Тот сумасшедший день, когда она приехала с мальчишкой, врезался ему в память. Их встреча отнюдь не была безоблачной. Моника, выхватив нож, грозилась отрезать ему член, когда узнала, что он женат. Но он ясно объяснил причины, и ссора только поддала жару их страсти.

Голые и лоснящиеся, как выдры, они довели себя до изнеможения в душной спальне наверху. Это был последний раз, когда он пришел к ней без презерватива. Потом он тщательно берег свое семя для тех редких инъекций, которые ему было разрешено производить в безучастное, жесткое и сухое тело Мэйси.

Он никогда не входил к ней без приглашения. После того как они взяли на воспитание девочек, приглашения кончились. Он хранил слово, данное Мэйси, даже после ее смерти – так и не позволил Монике нарушать условия, которые поставил с самого первого дня ее появления в Бель-Тэр.

Моника никогда не жаловалась на такое положение вещей. Каждый раз, когда он появлялся в доме на затоне, всегда неожиданно, днем или ночью, она бросала все дела и давала ему все, в чем он нуждался, – пищу, встряску, сочувствие, веселье, разговоры и, конечно, секс. В ней никогда не иссякало любопытство по отношению к Мэйси, но ревности не было. Ревность не могла ничего изменить в ее положении. Это было бессмысленное, бесплодное чувство, разрушающее любовь, а ей хотелось отдать всю себя Коттону.

Боже, как он любил эту женщину!

Уже четыре года ее нет с ним, а боль утраты так же остра, как в тот миг, когда ее улыбающиеся губы прошептали его имя и тонкие пальцы разжались в его руке. И теперь память об этой улыбке больно сжимала слабые стенки его треснувшего сердца.

– Кэш!

Он остановился и обернулся. В дверях конторы стояла Шейла.

– Ты домой?

Он покосился на закатное солнце.

– Время заканчивать, не так ли?

– Да. Но если ты не очень торопишься, я бы хотела поговорить.

Ей показалось, что он не обратил внимания на ее слова, потому что он молча повернулся и проследовал к своему пикапу.

Наклонившись к машине, он открыл холодильник и вытащил упаковку из шести банок пива.

– Давай угощу тебя пивом.

– Где?

Он посмотрел на нее долгим и тяжелым взглядом.

– Это так важно?

Она приняла молчаливый вызов, потому что отступать было не в ее натуре.

Вернувшись в помещение, потушила все, кроме одной, лампочки, закрыла дверь и присоединилась к нему. Он достал две банки: для Шейлы и для себя и поставил коробку в холодильник.

– Куда мы идем?

– За тридевять земель в тридесятое царство.

– В бабушкину избушку? – Она рассмеялась и пошла с ним в ногу.

– У меня никогда не было бабушки.

Ее улыбка пропала, а бравый шаг сбился.

– У меня тоже. Помолчав, она спросила:

– А родные твоей матери?

– Что?

– Откуда они родом?

– Округ Терриборн. Но, насколько я помню, ни один из них не поддерживал с нами связь.

– Почему?

– Они вышвырнули ее вон.

Шейла снова остановилась и посмотрела ему в лицо в тусклом свете сумерек.

– Вышвырнули вон?

– Из-за меня. Когда мой родитель ушел от нас, родственники не захотели нас больше знать.

На его суровом, мужественном лице не мелькнуло даже тени печали. Но Шейла чувствовала, что это у него больное место. Где-то глубоко в душе Кэш Будро чувствовал обиду отверженного.

Они шли по еле видной тропке через лес.

– Видимо, по этой же причине моя настоящая мать отдала меня в чужую семью, – сказала она. – Наверное, ее семья тоже грозила отказаться от нее, если она не избавится от незаконного младенца. Я думаю, твоя мама очень любила тебя, если не согласилась расстаться с тобой даже из-за гнева родных.

– Любила. Но это сильно осложнило ее жизнь. – Он отвел в сторону низкую толстую ветку перед Шейлой. – Это здесь.

Он указал на узкий неглубокий приток с пологими берегами. Ветви плакучих ив, опущенные в воду, осторожно гладили корявые колени деревьев, возвышающихся над поверхностью.

– Как здесь красиво, – прошептала Шейла. – Полное умиротворение.

– Сядь.

Она присела у самой воды на валун, на который он указал, вскрыла банку с пивом и с удовольствием тронула губами душистую пену. Кэш прислонился к кипарису и не сводил с нее глаз. Она взглянула на него и спросила:

– Тебе нравятся такие места? Он огляделся вокруг.

– Я с детства был диким, как индеец, и больше всего любил лес. Я знаю здесь каждый куст.

Шейла поглядела на него. Удивительный человек Загадка. Сплетение противоположностей. Добросовестный работник, но работает не из-за денег. Видимо, его не пугает, что, возможно, придется жить, едва сводя концы с концами. Он не презирает собственность, но и не гонится за ней. Он совершенно искренне к ней равнодушен.

– А не хотелось бы тебе заняться чем-нибудь другим, Кэш?

• Предыдущая
• 30/78
• Следующая