Сладкая боль - Браун Сандра - Страница 25

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая

Хейни взяла ее за руку и ободряюще сказала:

– Я восхищаюсь твоим мужеством, Каролина! Но ты не думай, слезы все равно придут. Никуда от этого не денешься. Останешься одна – наплачешься вволю.

Однако Хейни ошибалась. Каролина не могла оплакивать негодяя, который был ее мужем. С той самой минуты, как она, задыхаясь от унижения, выбежала из больничной палаты, Каролина не пролила ни слезинки. Ринк вышел вслед за ней с таким видом, словно он побывал в аду и повидался с самим дьяволом. Его застывший, безжизненный взгляд поверг Каролину в ужас.

Ночь они провели в больнице, просидев молча в холле. Каролине хотелось поговорить с Ринком, объяснить ему, как она виновата перед ним в том, что поверила в его измену. Хотелось прижаться к нему и вместе с ним погоревать о том, что они столько лет провели в разлуке. Но она не смела. Напряженная поза Ринка и горькие складки, залегшие возле его губ, свидетельствовали о том, что он не хочет никого подпускать к себе. И к ней это относится в первую очередь. А Каролина не желала навязывать ему свою любовь.

Ночью вконец обессиленному Роско вкололи большую дозу обезболивающего. В очередной раз заглянув в палату, врач подошел к дремавшей на диване Каролине и сочувственно произнес, тронув ее за плечо.

– Ждать осталось недолго. Если хотите, можете зайти к нему. Правда, он все равно об этом не узнает. Боюсь, что уже никогда.

Каролина покачала головой. Она не желала больше видеть мужа! И к утру, как только врач констатировал смерть Роско, Каролина и Ринк уехали из больницы.

Теперь ей предстояло сыграть роль безутешной вдовы. Лимузин остановился. Служитель услужливо помог Каролине выйти из машины и подвел ее к могиле.

Священник начал читать молитвы. Каролина стояла между Ринком и Лаурой Джейн. Хей-ни обнимала дочь Роско за плечи.

Каролина, не слушая пастора, смотрела невидящим взором на гроб, утопавший в белых розах. А после окончания службы кивала знакомым, которые выражали ей свои соболезнования.

– Правда же, она хорошо держится? – шептали женщины друг другу.

– Ни слезинки не пролила!

– Ну вообще-то уже давно было ясно, что ничего хорошего ждать не приходится. Бедняжка знала, что он не сегодня-завтра умрет.

– Да. И успела морально подготовиться.

– Интересно, что будет с фабрикой?

– Как что? Она по-прежнему будет заправлять там всеми делами.

– А Ринк?

– Ринк уедет в Атланту.

– А я думаю, он останется здесь.

– Право, не знаю… Может, останется, а может, и уедет…

Когда Каролина возвращалась к машине, до нее долетали обрывки отдельных фраз, но она не вникала в их смысл. У нее была только одна мысль: как бы выстоять, не сломаться. Ведь при воспоминании о коварстве Роско в груди Каролины закипала такая ненависть, что, казалось, еще мгновение – и она сорвется на дикий, безумный крик. Нет, пусть уж лучше окружающие восхищаются ее стойкостью… Она не будет молиться, не будет оплакивать Роско Ланкастера. Он сделал больно не только ей, но и единственному мужчине, которого она в своей жизни любила. И прощения за такую подлость нет и быть не может.

– Слава Богу, все позади! – вздохнул Ринк, простившись с пастором.

Но он ошибся. В Укромном уголке, где продолжилась траурная церемония, до позднего вечера толклись чужие люди. Большинство пришло не столько помянуть влиятельного человека, сколько явно из любопытства. Наверное, хотели посмотреть, что изменилось в доме после смерти Maрлены Уинстон Ланкастер. У Каролины сложилось впечатление, что отсутствие перемен многих разочаровало. Неужели они и впрямь ожидали, что вторая жена Роско, став здесь хозяйкой, все поменяет в доме, обклеит стены ярко-красными обоями и повесит аляповатые абажуры с бахромой?

Все приглашенные живо интересовались делами Ринка. Он ловко уходил от ответов на вопросы, которые казались ему неуместными, и обстоятельно отвечал на менее серьезные.

Каролина тоже была в центре внимания, она не раз ловила на себе любопытные взгляды своих знакомых и соседей. Интересно, чего все они от нее ждали? Что она будет неудержимо лить море слез или, наоборот, будет ликовать, став богатой вдовой и радуясь смерти старого ненавистного мужа? Она чувствовала, что ее уравновешенность разочаровьшает их не меньше, чем отсутствие перемен в доме. Ну еще бы! Оборванка Доусон не дала им ни малейшего повода для сплетен! Какое разочарование!..

Наконец знакомые разошлись, и дом опустел. Длинные вечерние тени легли на пол. Хейни собирала со столов грязную посуду и бумажные салфетки, опорожняла пепельницы.

– Ну что, посидите еще немного?

– Да нет, я, пожалуй, поднимусь к себе, – рассеянно откликнулась Каролина.

– Я тоже, – Ринк налил себе немного бурбона. – Ложись спать, Хейни, ты тоже устала.

Поцелуй, который за этим последовал, вряд ли можно было бы назвать нежным. Губы Ринка впились в губы Каролины и заставили их разомкнуться. Одной рукой Ринк схватил ее за ягодицы, а другой – за грудь. В его прикосновениях не было ни капли любви или хотя бы тепла. Он хотел одного – как можно больше ее унизить.

Каролина отчаянно сопротивлялась, отталкивала Ринка, колотила его кулаками по плечам. Но вырваться не могла. И крики ее были почти не слышны: поцелуи их заглушали, и из горла Каролины вырывался лишь слабый, полузадушенный стон.

В Ринка словно дьявол вселился. Он не помнил себя от ярости. Эта ярость копилась в его душе всю жизнь, но теперь враг Ринка умер, и сражаться больше было не с кем. Поэтому Ринк выплеснул свою бессильную злость на Каролину. Выплеснул потому, что Каролина невольно помогла Роско осуществить его коварный замысел. Поняв чувства, владевшие Ринком, Каролина сообразила, что лучшая защита для нее сейчас – это покорность. И она перестала сопротивляться.

Ринк не сразу осознал, что тело Каролины вдруг обмякло и она больше не пытается вырваться из стального кольца его рук. А когда наконец осознал, тоже расслабился. Поцелуи его стали нежными, а рука, больно сжимавшая грудь Каролины, ласково погладила ее, словно извиняясь за грубость, и разжалась.

Но на самом деле теперь-то и началось самое мучительное. Ринк, набросившийся на нее минуту назад, был чужим, незнакомым мужчиной, и его близость испугала Каролину. А нежность переворачивала ей душу, ибо была до боли знакомой и напоминала о далеком лете, похожем на сказку.

– Ринк! – тихо простонала Каролина.

Господи, сколько же было в этом стоне страсти и… безнадежности!

– Я сделал тебе больно?

– Нет.

– Я не хотел.

– Знаю.

Ринк облокотился о стену и прислонился лбом к дверному косяку. Волосы Каролины слегка шевелились, раздуваемые его дыханием.

– Почему я так хочу тебя? Почему не могу позабыть? Столько лет прошло, а я до сих пор брежу тобой…

Они тесно прижались друг к другу. Сердца их бились в унисон.

– Если бы мы лежали с тобой сейчас в постели, я бы точно так же прижимал тебя к себе, Каролина.

– Не говори об этом, пожалуйста. – Она уткнулась носом в шею Ринка.

– Но ведь мы с тобой оба об этом думаем.

– А ты постарайся не думать.

– Не могу.

Тела их пылали, каждое прикосновение обжигало их сокрушительной волной. Нежная грудь Каролины словно растекалась по стальной груди Ринка. Она чувствовала, как сильно желает ее Ринк, и сама изнемогала от желания.

Каролина и Ринк стояли, не шевелясь, но все равно создавалось впечатление, будто они занимаются любовью. Конечно, они любили друг друга только в мечтах, но эти мечты были настолько явственны, что, казалось, все происходит в реальности.

Ринк шептал ее имя, трепеща от страсти. Дыхание Каролины участилось, ей тоже передалась дрожь Ринка. Потом оба вдруг затихли.

Наступила долгая пауза. Они стояли молча, неподвижно. Каждый наслаждался близостью другого, сожалел об упущенных мгновениях, мечтал о несбыточном.

Затем Ринк медленно отстранился.

– Как ты могла спать с ним, Каролина?

• Предыдущая
• 25/48
• Следующая