Долгая воскресная помолвка - Жапризо Себастьян - Страница 43

• Предыдущая
• 43/66
• Следующая

Склонившись под зонтом, который все время раскачивается, она не хочет ничего скрывать от Манеша. И говорит: "Есть еще одна вещь, которая меня смущает. Тина Ломбарди и ее Нино, а может быть, и другие, в переписке со своими женщинами пользовались шифром. Я много раз перечитывала письма Эскимоса, Си-Су и Этого Парня. Но никакого шифра не обнаружила. Даже в письме Нино. Прости меня, Манеш, за то, что я - только я".

Сильвену надоело бродить под дождем, и он возвращается. "Они сдержали слово, - говорит он. - Бенуа Нотр-Дам поставили новый крест". Матильде хотелось бы, как и в августе, объехать кладбище, но она не смеет просить об этом Сильвена. Он говорит ей: "Знаешь, Матти, пока ты думала о Манеше, я осмотрел другие могилы. На могиле Бассиньяно по-прежнему стоит цветочница с жемчужинами. На других нет ничего. Если хочешь убедиться, я могу тебя отвезти". Матильда знаком показывает, что не хочет. Только просит: "Пожалуйста, вернись на могилу Анжа Бассиньяно. Пошуруй там - нет ли следов того, что Тина была тут снова".

Ей приходится долго ждать. Дождь переходит в снег Ей холодно под пледом. Она говорит Манешу "Вечно ты противоречишь, нам было бы куда лучше в Ландах". В августе, во время первой поездки, она спросила у Пьера-Мари, можно ли перезахоронить гроб на кладбище в Соортсе или Кап-Бретоне. Тот ответил: "Это займет много времени, но добиться можно" Он еще не кончил фразы, а она уже почувствовала непонятный страх и у нее так сжало горло, что нельзя было произнести ни слова. Словно Манеш откуда-то из глубины ее существа кричал - нет, нет, он этого не хочет Едва придя в себя, она сдавленным голосом сказала: "Нет, не надо. Я должна подумать" И страх постепенно стал отпускать ее. Теперь ей хотелось бы спросить у него: может, он передумал? Но говорит: "Ладно, не буду на тебя давить. К тому же всякая поездка сюда - это встряска, я знакомлюсь со страной"

Но тут как раз в сдвинутой на затылок кепке возвращается Сильвен. Руки у него в грязи. Он подставляет их под дождь, чтобы вымыть. У него, смирившегося с фантазиями Матильды, вид военнопленного. Приблизившись, он говорит: "Я не нашел никаких следов того, что она тут была" И продолжает: "Не знаю почему, но я все же думаю, что она приезжала. Я порылся вокруг креста, ведь эта женщина так похожа на тебя. Там ничего нет. Я сдвинул цветочницу Она мраморная, весит тонн десять. Поэтому никто ее не украл. Под ней тоже нет ничего такого, что позволило бы понять, откуда она приезжает. Но я вот что придумал. Я переставил вазу на другую могилу Может, узнаем что-нибудь в следующий раз?"

"Жермен Пир

(остальное вычеркнуто)

Понедельник, 13 июня 1921 года

Дорогое дитя!

Я никогда не испытывал такого унижения. Приходится, однако, признаться в полном провале моих поисков и отказаться от гортензий, которые должны были украсить мою комнату. Видите ли, Валентина Ломбарди оказалась столь неуловимой, что я подумал, существовала ли она вообще. Я слышал о ней от состоятельных людей в Марселе, Тулоне и Ла Сиота, но говорили они сквозь зубы. Я мог бы узнать кое-что важное от людей ее окружения, но они-то как раз предпочитают молчать. Поскольку вы меня настойчиво просили, я не стал обращаться ни к мадам Конте, ни к ее подругам - мадам Изола и мадам Сциолла. Все равно я мало что узнал бы о ней.

Нередко при расследовании у меня возникает такое чувство, будто я лично знаю тех, кого разыскиваю. Но это не относится к Валентине Ломбарди. Это не просто темная лошадка, отмеченная несчастьями своего детства и уверовавшая, что ее первая любовь превыше всего. Лишившись ее, она стала куда более жестокой и опасной для всех, кто имел отношение к тому побоищу. Ощущая это чисто инстинктивно, я прошу вас, милое дитя, забыть о ней и не предпринимать ничего такого, что могло бы разозлить зверя.

Следы ее обрывались в деревне Сарзо, в Морбийане, в феврале этого года я сам отправился туда. Оказалось, она была проездом. Там запомнили ее с трудом сдерживаемую ярость и мрачный вид. А уж коли я там потерял ее след, не исключено, что она умерла, о чем лично я сожалеть не стану.

Что касается Селестена Пу, розысками которого занимался мой брат Эрнест, то и тут нам приходится отказаться от дальнейших поисков, хотя это совсем другой человек. На острове Олерон о нем рассказывали как о жизнерадостном, умеющем крутиться, услужливом парне, ужасном фантазере. В последний раз он приезжал туда осенью 1919 года. До этого служил за Рейном в оккупационных войсках. Потом ему дали должность смотрителя шлюзов в местечке Ле Дуэ, в коммуне Сен-Жорж. Он ночевал на рабочем месте. Из родственников у него остались лишь двоюродные братья, тоже урожденные Пу, которые сообщили только, что не общаются с ним. Во всяком случае, ясно одно: из войны этот Пу вышел невредимым. Как утверждают, он покинул Олерон в январе 1920 года, чтобы купить гараж в Дордони. Область эта огромна. Брат мой изъездил ее вдоль и поперек, но ничего не нашел. Однажды кто-то видел его возвращающимся на континент на пароме с морским мешком на одном плече и с сумкой, набитой устрицами, - на другом. Устрицы предназначались какому-то психу, поспорившему с ним на мотоцикл, что съест двадцать дюжин.

С прискорбием и стыдом, милое дитя, прилагаю счет моих расходов. Поверьте, он составлен как с учетом ваших, так и моих интересов. Вы можете убедиться, что я останавливался в самых скромных отелях, ездил третьим классом и ничего более. Считайте, что я питался мыслью об удовольствии от знакомства с таким художником, как вы.

Оставляю вас с надеждой, что случай или время позволят мне обнаружить что-либо стоящее, чтобы возобновить розыски. Как бы то ни было, остаюсь вашим другом и верным почитателем.

Жермен Пир".

Это письмо застало Матильду в Нью-Йорке, куда она приехала - в той части ее жизни, которая не приносит ей никакой радости и заставляет терять много времени, - чтобы сделать операцию у молодого еврейского профессора Арно Фельдмана, частично вернувшего возможность двигаться трем таким же инвалидам, как она. Но и тут ее постигла неудача. Правда, врачам удалось снять боли в бедре, да еще она едва не влюбилась в хирурга, но, оказалось, он женат, отец двух круглолицых конопатых девочек. Был он даже некрасив, а если исключить незнакомцев, чьи лица ей никогда не удается увидеть и которые подчас вторгаются в ее печальные сны, Матильда никогда не изменяет своему жениху.

• Предыдущая
• 43/66
• Следующая