Внезапная насильственная смерть - Браун Картер - Страница 10

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая

На голове у нее красовалось что-то похожее на птичье гнездо, но это вполне могли быть и ее собственные волосы, взбитые собственными грязными пальчиками. Лицо у нее было худое и длинное, а темные глаза – слишком большие. Из косметики она воспользовалась только жемчужно-белыми тенями для век и белой обводкой для глаз. Бесформенный серый свитер болтался, почти закрывая короткую черную юбку, черные чулки завершали наряд. Ей было не больше восемнадцати.

– Извините, – вежливо произнес я и переступил через нее.

Добравшись до двери, я нажал на звонок, а секунд через тридцать понял, что в доме никого нет. Призрак все еще сидел на ступеньках, спрятав подбородок в ладони, опершись локтями о колени, бессмысленно глядя в пятое измерение.

Я поднялся на пару ступенек, пока ее лицо не оказалось на уровне моего.

– Вы не знаете, где я могу найти Пандору?

Бледные губы скривились в слабой гримасе.

– Продажная тварь, – произнесла она безразлично.

– А Дуглас где?

– Подонок! – ответила она уже более выразительно.

– Я хочу выяснить, где он, а что Дуглас подонок – я и сам знаю.

– Не он, а ты!

– Ты назвала меня подонком?! – переспросил я со знаменитой бойдовской сообразительностью.

– Это ты говоришь, папуля! – захихикала она. – Болтаешься здесь в этом наборе от «Брукс бразерс», как будто ты на Мэдисон-авеню!

– В моем деле нужно выглядеть прилично и строго, – сообщил я ей. – А то люди отволокут своих жмуриков в другое место, чтобы другие подонки их зарывали.

На секунду в ее глазах мелькнул интерес.

– А ты чем занимаешься, папаша? – спросила она.

– Я похоронщик, гробовщик, но работаю только ради кайфа. Как возьмусь за дело, сначала потихоньку разминаюсь, темп набираю, а потом как бабахну – бам! бум! – со всей оттяжкой и пошел вгрызаться вовсю. Только дайте мне хорошенький трупик распотрошить – и оп! Мои собственные внутренности так и взыграют в унисон, каждая жилка отзывается, как гитарная струна. Сечешь?

– Да, усекла, папаша! – медленно проговорила она, засияв. – Это совершенно новый вид кайфа, я о таком еще не слыхивала. Это как жизнь и смерть, и все такое прочее, и все катится, катится в один здоровенный горшок! Забойно!

– Ничего особенного, – скромно возразил я. – Наш главный спец из дурдома считает, что я весь прогнил – и спереди, и сзади, и от середины вниз! Это вроде как язва, он говорит. Но я в это не врубаюсь. По-моему, сам он психованный, на Фрейде шизанутый!

Она встала и доверчиво просунула свою ладошку в мою.

– Друг и блондинка отправились к Фредди, у него с собой новая картина, – жуть, он говорит, как Объединенные Нации. Хочешь отправиться туда и блевануть, а, папашка?

– А почему нет? – ответил я. – У нас впереди целая жизнь, и делать в ней, куколка, совершенно нечего. Так что разок мы можем себе позволить хоть что-то сотворить. Пошли к Фредди, отметимся на новой картине.

Как оказалось, Фредди обитал всего в двух кварталах отсюда. Еще одна студия в цокольном этаже, еще один подвал, который не так давно был уважаемым хранилищем угля, а теперь докатился до приюта Фредди.

Помещение оказалось плохо освещенным, все в облаках дыма. Войдешь туда и чувствуешь себя как в аду, перед рекой Стикс с перевозчиком. Кругом было полно людей, по крайней мере, я предпочитал считать, что это все-таки люди, ведь нельзя же всегда верить собственным глазам, как невозможно всегда сохранять трезвый рассудок.

Как только мы вошли, какой-то рано полысевший тощий тип в очках сунул нам в руки два стакана с темной жидкостью.

– Дети, вы должны выпить за новую картину Фредди! – пропел он высоким голосом. – Клянусь, он – номер один среди секс-художников!

Я подозрительно глянул на грязноватую влагу.

– Что это? – спросил я.

– Это херес, мужик! Настоящая южноафриканская смесь – ты, в натуре, знаешь, как эти молодцы-зулусы делают вино? Мужики! Я прямо разлагаюсь при мысли об этом. Целое племя танцует на виноградных гроздьях, выжимая ногами натуральный сок! И все они двухметрового роста, и женщины тоже, медленно идут по кругу, как в хороводе! А ты теперь это пьешь, мужик!

– Только не я! – Я с содроганием вручил стакан ему обратно. Он тут же осушил его одним глотком и обратил взор к кошмарику, который привел меня к Фредди.

– Где ты подобрала этого подонка?! – воинственно воскликнул он. – На Уолл-стрит ошивался, отброс?

– Он не подонок! – Ее голос зазвучал оскорбленно. – Он изобрел новый вид кайфа! Когда он бальзамирует мертвецов, ему кажется, что кто-то натягивает его кишки на виолончель, – деликатно объяснила она.

– Да? – В голосе парня прорезалось уважение. – Приятель, извини, я ошибался насчет тебя. Извини.

– Здесь не найдется выпить чего-нибудь еще, кроме этого хереса? – с надеждой спросил я.

– Да нет, – покачал он головой. – Фредди закупил по дешевке целую бочку. Прежний владелец собирался все это вылить, вот подонок! Ты можешь это представить?!

– Да уж. А что, Пандора сейчас здесь?

– Мужик! – Он закатил глаза. – Если бы она была здесь, ты бы не спрашивал. Ты бы это сразу почувствовал.

– Ну а Читэм хотя бы здесь?

– Конечно, где-то там, – махнул он в сторону толпы. – Рано или поздно вы его найдете.

– Папашка! Посмотри, – неожиданно взвизгнула моя кошмарная подружка, вцепившись в мою руку. – Кто-то собирается поиграть на твоих внутренностях!

Инстинктивно я схватился за живот, но потом с облегчением вздохнул, поняв, что она имела в виду: какой-то толстяк вытащил двойную бас-гитару и приготовился играть. Рядом с ним стоял еще какой-то тип, видимо, собирался запеть. Конечно, я опять ошибся: через двадцать секунд он начал читать свою поэму, завывая под резкие звуки струн. Я понял, что это поэма, только лишь потому, что мне это объяснила моя спутница. Услышал я только несколько строчек, которые пробились ко мне сквозь сумасшедший шум, но и этого было достаточно. «Мусорные баки, гнилые отбросы, сточные трубы и слизь, – декламировал поэт пронзительно и страстно. – Все это уходит, уходит, а мне уже все равно, словно это розовые бутоны, бутоны, бутоны…»

Очкарик, который угощал нас хересом, не мог дольше терпеть.

– Мужик! – завопил он. – Я поймал ритм!

Он схватил мою спутницу и вытащил ее на середину комнаты, где было небольшое свободное пространство, и они начали медленно покачиваться с отрешенным видом под звуки гитары и завывание поэта. Со стороны моя девушка-битница выглядела так, словно ей за ворот насыпали чесоточный порошок, и она пыталась, не прибегая к помощи рук, высвободиться из своей одежки.

Я закурил и нырнул в толпу в надежде найти Дугласа. Несколько минут поработав локтями, я едва пробился лишь через шестую часть комнаты и уже подумывал, насколько продуктивны мои усилия, когда неожиданно оказался лицом к лицу с толстой блондинкой, которая уже наверняка повидала сорок летних сезонов и не менее сорока пяти зимних. Она была в черных доспехах платья для коктейля, и вы могли пролить коктейль практически на любой участок ее фасада, не промочив при этом самого платья. Бриллианты нескромно сияли почти на каждом ее пальце, и она никак не вписывалась в это сборище битников.

– Привет, – широко улыбнулась она мне, подтверждая своим примером, что протезирование зубов скорее искусство, чем наука, – вы друг Фредди?

– Никогда в жизни не встречался с ним и, если приложу определенные усилия, полагаю, что никогда и не встречусь.

– Я тоже с ним незнакома, но Гарри привез меня сюда, и я думаю, что это очень забавно, не правда ли?

– Полный дурдом! – ответил я, стараясь увернуться от наплывавших паров южноафриканского хереса, но потерпел неудачу.

– Я всегда любила атмосферу Гринвич-Виллидж, – продолжала уверенно говорить блондинка. – Я хочу сказать, здесь все так бодрит после затхлости Манхэттена, вы согласны со мной?

– Это, должно быть, одно из немногих мест, где вы можете пропитать свои легкие дымом, даже не начиная курить, – согласился я с ней.

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая