Великое Лихо - 2 - Волков Сергей Юрьевич - Страница 60

• Предыдущая
• 60/94
• Следующая

Шык вдруг горестно вздохнул, замолк опять, и молчал на этот раз долго, глядя куда-то внутрь себя. Все тоже молчали, терпеливо ожидая, когда волхв продолжит свой сказ. Наконец Шык пошевелился, точно очнулся ото сна, провел рукой по бороде и вновь зазвучал его хрипловатый голос:

- Долго, очень долго бродил я по землям рода Выдры, минула зима, потом весна, потом лето, и лишь в начале осени удалось мне выйти к потаенному починку, что и починком-то назвать было нельзя, так, скит одинокий, избушка да сараюшка на краю болота, а кругом чащоба глухая да топи непроходные.

Хозяин местный однако ж меня приветил, накормил, напоил, одарил словом добрым. Я, по дурости неразумной, сбрехнул ему, что по случаю нечаянному попал в дом его, а он все кивал да посмеивался, и невдомек мне, пню дубовому, в тот миг было, что все мысли мои мужичок этот неказистый знает, что сквозь меня он глядит, как сквозь паутину на луну.

Погостевал я у отшельника, что Ошачем звался, а сам все про капище заповедное выведать старался. Но молчал Ошач, усмехался только. Собрался он как-то раз на охоту, сказал, что дня на три уйдет. Обрадовался я, думал, успею за это время капище отыскать, оно ж где-то рядом должно быть, коли Ошач приглядывает за ним, иначе ж несподручно.

Ушел он, а я котомку в руки - и полез в болотины да буреломы. Цельный день лазил, лазил, одежу изодрал, промок, ноги сбил, морду всю исцарапал, а ничего не отыскал. Ночь кое-как перебился на кочке сухой посреди топи хмарной, а поутру снова кружить окрест избушки Ошачевой начал. И снова ничего.

Третий день настал. Я уже злиться стал, думаю - не найду сегодня, в избушку не вернусь, перед хозяином стыдно. Опять весь день по болотам ползал, а под вечер в трясину попал, оступился с устатку, да и засосало меня, по плечи затянуло, сразу, махом.

Не знаю, как ты, Зугур, а Лунька вон знает - смерть это верная, ежели помощник не придет, слегу или дубину какую не протянет, то все, пропал человек.

Сижу я в трясине, с каждым мигом все глубже и глубже затягивает меня болотина, а тут ещё кики появились, болотник пришлепал, веселятся нелюди, радуются забаве такой, поживу предвкушают. Чую я - вот и смертный миг мой настал, болотина уже до горла доходит. Взмолился я всем богам светлым, заорал нечеловечим голосом, все чары свои немогучие, какие в ту пору знал, творить начал, но без толку все - ещё глубже увяз, воды гнилой, болотной нахлебался, словом, понял - совсем пропал...

И вот в то мгновение, когда Смертную песнь начал я петь, чтоб хоть посмертие у меня благое оказалось, разбежалась вдруг нелюдь, заскрипели, закачались кругом деревья, словно в бурю, ходуном заходила трясина и начала она меня выплевывать потихоньку - сперва плечи показались, потом грудь, после пояс, и вот я уже весь вылез из болотины и на сухое место выполз.

Выполз и вижу - поодаль, меж деревьями, полянка небольшая, жухлой травой поросшая, а посреди полянке кругом камни белые лежат. Посреди того круга каменного куст шипшинный стоит, ягодами усыпан, золотыми да багряными. А вкруг куста ходит старичок горбатый, и ягоды те в лукошко собирает, для взвара, видать.

Мне б понять в миг тот, кто это, да поклониться ему, за спасение чудное благи великие воздать, да у меня после трясины и страха смертного все думы набекрень сделались, а ещё не ел я два дня, оголодал, вот к кусту с ягодами и заковылял, перекусить собираясь.

"Здрав будь, дед!", - говорю старичку: - "Дозволь, ягод твоих поем!" А сам уже рву и в рот кладу. Дедок усмехнулся, глянул на меня, тут-то я его и признал. Бухнулся я перед ним на колени, прости, кричу, боже, виноват я, хотел дар от тебя заполучить да себе выгоду с него поиметь. Вот, чуть в трясине не утоп, а не проняло, теперь понял, прости ещё раз...

Поглядел он на меня, поглядел, потом рукой только взмахнул, и пропал. А я обеспамятел, и всю ночь пролежал так, а поутру меня Ошач нашел, внутри хоры каменной лежащего, а рядом - лукошко с ягодами.

Не одарил меня, конечно, Скрыт даром, да и поделом мне, телепню завидущему. А вот ягодами одарил, и ягоды те не простыми оказались, съешь одну - и на весь день сыт. Крепко пригодились они после, когда гладомор великий был, на седьмом году вожа Рыта Белой Стрелы, детишек в городище теми ягодами спасали. Ты, Лунька, и не родился ещё тогда...

Шык опять задумался, но спохватился:

- Совсем, видать, старым я стал, забыл, с чего весь сказ начал! Про шапку-то - Ошач мне её подарил, когда прощались мы. Бери, говорит, волхв младой, авось, пригодиться когда. Чуды, что на поклон Скрыту из земель своих приходили, мне её оставили, да вроде как ни к чему я шапку эту применить не могу, а тебе послужит она, когда нибудь, да послужит. Вот и послужила, не столько мне, сколько всему роду людскому, хвала Ошачу-щедрачу. Вот такой сказ мой про шапку Невидью да про бога Скрыта.

- Хороший сказ. - кивнул Зугур, большой любитель до всяких былин, сказов да песен: - Только чудно больно - начал ты про шапку, закончил шапкой, а посередке вон сколько всего нам поведал, и про Светозара, и про Скрыта, и про юность свою, и про Ошача. Почему так?

Шык встал, распрямил плечи, хрустя костями, усмехнулся:

- Так уж устроено на земле - жизнь человеческая с рождения начинается, смертию заканчивается, а меж ними мно-ого чего бывает. Так и все остальное, но только на самом деле связано все дружка с дружкой, и я так скажу, хотя и странным это покажется - не захоти я по молодости всех волхвов родских обскакать, не возжелай я славы великой, не позавидуя я им - не понесло б меня к капищу Скрытову, не побывал бы я у Ошача, и не оказалось бы в котомке моей Невидьей шапки. Сиречь - погинули бы мы в Славных Палатах, а Могуч-Камень Ныю бы достался, а Ный, к слову, Владыке его не собирался отдавать. Он сам во Владыки над всеми богами метил, а что за Владыка из Хозяина Пекла бы вышел, и так ясно. А ты говоришь, Зугур: "Почему так?". Потому - и все тут! А теперь - спать, уморили вы меня с говорильней вашей...

Глава пятая.

Старый Дом.

И снова мчалась по Небесной Дороге Золотая Колесница, влекомая огненными птицами, снова над четырьмя путниками менялись в свой черед день и ночь, а внизу клубились облачные горы или расстилалась ровная белесая пелена. В положенный срок минули берег окияна, и через бескрайние просторы Стран Великого Хода колесница понесла добытчиков Могуч-Камня к концу их дальнего и трудного пути, к Черному лесу.

• Предыдущая
• 60/94
• Следующая