Год французской любви - Волков Сергей Юрьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/17
- Следующая
Я, по совести сказать, мальчик умный, но не рассудительный, имел в ту пору одну идиотскую привычку: пугать. Я просто обожал подкрадываться ко всем своим знакомым, неслышно подбегать на улице, и вдруг резко хлопать по плечу и только-только прорезавшимся басом рявкать в самое ухо какой-нибудь бред.
Не помню, с чего, но я решил напугать свою маму. Заметив, что она стоит спиной к открытой двери нашего подъезда, я прошмыгнул вдоль забора школы, прячась за кустами, за дом, нырнул в квадратное окно давно освоенного нами, и поэтому почти родного подвала, поднялся по ступенькам подвальной лестницы, и оказался в подъезде, в нескольких шагах за маминой спиной.
Я уже было собирался выскочить с жутким криком, чтобы потом насладиться зрелищем насмерть перепуганных женщин, хотя еще далеко не факт, что они бы испугались, но тут я услышал такое, что заставило меня забыть обо всем и внимательно вслушиваться в слова.
Говорила тетя Алина. Начала разговора я не слышал, но в женских разговорах это особо и не важно — все становиться понятно и в середине, и даже в конце:
— …Ходит он в сером плаще и резиновых сапогах! Говорят, что он жил раньше на Затоне, потом его посадили за убийство, а он сбежал! Вчера мальчишку нашли в колодце канализации, двенадцать лет всего. Он его… И убил потом, ножом изрезал всего, представляешь!
— Что же его не поймают?
— Ловили уже, вся милиция на ушах, а толку! Он, Серый этот, в Разинских пещерах прячется, а там разве найдешь! Ты своего предупреди, чтобы один нигде не лазил, да и с пацанами тоже — что они смогут против маньякА!
Тетя Алина произнесла это слово с ударением на последнем слоге, и именно это почему-то ввергло меня в состояние ужаса — по городу бродит страшный маньяк в сером плаще и сапогах, ловит пацанов, насилует и убивает! Было от чего прийти в ужас! А то, что маньяки насилуют свои жертвы, я в те годы уже знал досконально — дворовое воспитание первым делом заполнило сексуальные бреши моего интеллекта, впрочем, на этом и остановившись.
Я стоял в подъезде, прикрывшись половинкой двери, и слушал леденящие кровь подробности — оказывается, за Серым человеком числились не только пацаны, но и девчонки, и общий счет его жертв перевалил за десяток, но все это он творил в других городах, и вот теперь добрался и до своей родины, до Средневолжска!
Позже, за ужином, мама коротко, опустив все подробности, сообщила мне о жутких новостях, и приказала: на улицу — ни ногой, из школы и в школы только вместе с товарищами, ни с кем незнакомым не разговаривать, домой никого не пускать, если что — бежать быстро, кричать громко.
Если мама начинала говорить со мной в таком тоне, я знал — надо подчиняться. Кроме того, лучше всяких приказов был страх — я действительно УЖЕ боялся Серого Человека, хотя какая-то, упрятанная глубоко внутри часть меня сгорала от любопытства — кто он, что он, вот бы его поймать и прослыть героем, и все такое…
На следующий день в школе страшную новость уже знали все. Мало того посреди второго урока, горячо нелюбимой нами физики, в класс вошел директор и молодая женщина в милицейской форме с погонами капитана.
Директор попросил у физички прощения и представил нам милиционершу. Оказалось, что это инспектор по делам несовершеннолетних, и она сейчас обратиться к нам по очень важному делу.
Инспекторша слегка покраснела, достала бумажку и прочитала:
— Дорогие ребята! Руководство Средневолжской милиции обращается к вам с просьбой — в ближайшее время как можно меньше находиться на улицу, стараться ни где не бывать без сопровождения взрослых, и обо всех подозрительных мужчинах, особенно о тех, кто будет разговаривать с детьми, немедленно сообщать в милицию, или хотя бы взрослым!
После уроков мы — я, мой тезка Сережка Голубь, Фарид, родители которого работали в Ираке, и еще один наш приятель с глупой кличкой Буратино, собрались за школьными мастерскими — покурить добытые Буратино две сигареты «Лайка» с бумажным фильтром и обсудить заодно и страшные новости…
— Блин, да пошел он на хрен! — Голубь ухарьски цыркнул слюной сквозь редкие зубы: — Серый! Пидор какой-нибудь, небось! Братан мой сказал пацанам своим: «Если поймаем, в бочку железную от бензина засунем, и в Волгу, на хрен!» И писец, блин!
— Им-то ништяк, они здоровые! — вмешался Фарид, принимая из рук Голубя бычок, и как бы право высказываться: — А если мы на него напоремся, че делать?
— Не сс-ыы! — заверил Фарида Буратино, выпустив сизую струю дыма, за что сразу получил от Голубя по загривку: «Кури в затяжку, блин, а то добро на говно переводишь!» Буратино послушно затянулся и продолжил:
— Мы тоже его грохнуть можем, в легкую! Че ты думаешь, не сможем? Арматуру на стройке возле больницы возьмем — и все! Серый, ты че молчишь?
«Серый» — это мне. Меня зовут Сергеем, как и многих моих ровесников, к слову, у нас в классе семь Сергеев было, а в тех местах, где я провел детство, имя мое было принято в пацанской среде трансформировать в прилагательное «Серый». Не в смысле — тупой, ограниченный, а просто по созвучию.
На слова Буратино я пожал плечами, мол, что тут говорить.
— Ладно, блин, херня все это! — рубанул воздух ладонью Голубь: Ссыкуны мы все, блин! Айда домой, а то мне еще ковер пылесосить надо до мамкиного прихода! Серый, че сидишь, айда!
Я молча помотал головой. Не знаю, что за бес в меня вселился в тот момент, но я поднял голову, посмотрел Голубю в светлый глаза, и брякнул:
— Мы его поймаем!
Как нам было известно из многочисленных слухов, Серый-маньяк скрывался, прятался, жил в Разинских пещерах. В окрестностях поволжских городов, особенно ближе к Самаре, к Жигулям, полно таких пещер, Разинских, Пугачевских, или еще каких. Вокруг всякой пещеры — легенды, одна другой замысловатее. Тут и клады разбойничьи, и могилы староверов, и входы в секретные подземные города, где «бомбы делают», и прочие вымыслы.
Однако пещеры действительно существуют во множестве, и природные, и созданные людьми, многие из них завалены, забиты от любопытного пацанья железом и камнем, но не из-за желания властей сокрыть какие-то великие тайны или богатства, а просто из соображений безопасности — уж больно ветхи песчаниковые своды…
Вот в таких-то пещерах и прятался маньяк. И вот там-то мы, четверо пацанов, и решили его изловить.
После уроков, заныкав обшарпанные портфели под школьную лестницу и завалив их плакатами с внушающими оптимизм лозунгами типа «Ленин — наш рулевой!» (хотя куда может зарулить покойник?), мы отправились за арматурой — излюбленным оружием пацанвы. Ребристый арматурный дрын с руку длиной при желании мог даже в слабой руке восьми-десятилетнего ребенка разбить голову здоровому бугаю, а уж если не полениться и заточить этот дрын, неделю пошкрябав его вечерами концом по шершавому бетону где-нибудь в подвале, то ты уже по настоящему вооружен эдакой «карманной шпагой». Почему карманной? А потому что носили мы свое оружие в штанинах — тупой конец арматурины обматывался изолентой, из которой торчал проволочный крючок. В кармане делалась дырка, и заточенный штырь висел в штанине, вдоль бедра, зацепленный проволочным крючком за карманную прореху. Со стороны — хрен догадаешься, а при необходимости — р-раз! И ты практически д, Артаньян, попробуй, подойди!
Само собой, и менты, и родители, и педагоги изо всех своих маломощных сил боролись с детской тягой к милитаризму, видя в ней, по взрослому своему недомыслию, лишь шалость. Ну и в самом деле, откуда им знать, что их родное чадо за пределами отчей квартиры, на улице, практически также беззащитен, как Зоя Космодемьянская в лапах гестаповцев? И что в любой момент на ребенка, который, правда, сам себя таковым не считает, и уже пять лет как курит, могут налететь представители, мягко говоря, недружественной «дворовой державы», и самое безобидное, чем закончится столкновение, если чадо не озаботилось вооружиться — отнимут мелочь, выданную мамой на покупку «полбулки черного и батон за двадцать две», и дадут пендаль под зад гуляй, пацан! А в худшем… В худшем происходили иной раз такие вещи, о которых я и теперь, с высоты, так сказать, прожитых лет, вспоминаю с ужасом…
- Предыдущая
- 5/17
- Следующая
