Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/76
• Следующая

– Так ты считаешь, что ган Борислав заслан к нам хитроумным Кончаком? – спросил князь.

– У нас есть все основания предположить именно это, – кивнул Рулав. – Я думаю, его следует устранить как можно скорее.

– А если он невиновен?

– И что с того? – пожал плечами Рулав. – С нашей стороны это будет всего лишь разумная предосторожность.

– Устранить гана Борислава мы всегда успеем. Мне не хотелось бы огорчать сестру и ссориться без нужды с Нигером. Я хочу повидаться с этим человеком, прежде чем ты отправишь его в страну Вырай.

– Как тебе будет угодно, князь. Сейчас Ефанда и Борислав находятся в загородной усадьбе.

– Тогда седлай коней.

В Угорском гостей среди ночи не ждали, но и остановить князя Олега, решившего навестить сестру, мечники и челядины не посмели. Князь, сопровождаемый только воеводой Рулавом, легко взбежал на второй ярус терема, ставленного еще великим князем Яромиром, и толкнул дверь в ложницу сестры. Служанки, бросившиеся было наперерез охальнику, испуганно отшатнулись.

На роскошном ложе лежали двое. Рулав вскинул над головой светильник, чтобы князь мог лучше видеть сердечного друга сестры. Испуганная Ефанда приподнялась на ложе и закрыла своим телом тмутараканского гана. Проснувшийся Борислав мягко отодвинул княгиню и сел на ложе. В глазах его не было испуга, а губы и вовсе кривились в усмешке.

– Прости, сестра, дело почти срочное, – спокойно сказал Олег и, обернувшись к Рулаву, приказал: – Выйди.

– Я удивлена, князь, – дрогнувшим от негодования голосом произнесла Ефанда.

– А уж как я удивлен, – засмеялся Олег. – Никак не ожидал увидеть на твоем ложе мужчину.

– А что же в этом странного, князь? – спокойно отозвался Борислав. – Княгиня Ефанда – вдовая женщина, она вправе сама определять, кто мил ее сердцу.

Князь Олег оборвал смех и зло глянул на залетного гана.

– Я считаю, Борислав, что ты в Киеве лишний.

– Ты не прав, Олегаст. Дело не во мне, а в великом князе Ингере. Отрок скоро станет мужчиной, и это не может тебя не беспокоить. Он твой соперник в борьбе за власть.

– И что с того, ган?

– Соблазн уж больно велик, князь. Можно решить все дело одним ударом. Это соблазн не только для тебя, но и для твоих ближников. Но кто бы ни убил Ингера, вина за его смерть все равно падет на тебя.

– Никто из ближников не посмеет выйти из моей воли, – нахмурился князь.

– Значит, это сделают твои враги. Одним ударом они устранят одного киевского князя и опорочат другого.

Олегаст в задумчивости провел рукой по бритому подбородку и скосил глаза на притихшую сестру.

– Выходит, Ефанда, ты веришь ему больше, чем мне?

Княгиня ответила не сразу, но все-таки ответила:

– Ты же знаешь, Олег, что он прав.

– Ну что же, – сказал князь. – Ты взял на себя большую ответственность, ган. И если с Нигером что-нибудь случится, я спрошу именно с тебя.

– Твое право, Олегаст. Я не бог, но сделаю все от меня зависящее, чтобы с головы великого князя не упал ни один волос.

Олег резко развернулся на пятках и покинул ложницу столь же стремительно, как и вошел в нее.

На лестнице он сказал Рулаву, не отстававшему от него ни на шаг:

– Не трогайте его. Во всяком случае, пока.

Князь Листяна Урс умер в самый разгар Ярилиных дней, оставив Русаланию без мудрого правителя в нелегкие времена. Большому кругу Русалании, куда входили русы-ротарии, ганы и старейшины славянских и скифских родов, предстояло сделать нелегкий выбор между сыном умершего князя Данбором и его братичадом Ратмиром.

Ратмир был старше, опытнее, но отнюдь не мудрее своего родовича. Многие отмечали его непомерное властолюбие и тщеславие. Данбор, коему уже исполнилось тридцать два года, тоже отличался крутым нравом, унаследованным от отца и деда, но его поддерживали ротарии из Вагрии, с которыми русаланам ссориться не хотелось. Споры на большом кругу предстояли нешуточные, но все-таки многие предводители русов рассчитывали на мирное разрешение всех накопившихся противоречий. А тут еще по Русалании пополз слух, что объявился третий претендент на великий стол, якобы это был внук старшего сына Искара Урса, сгинувшего много лет тому назад в чужих землях.

Ратмир, приехавший в Варуну в сопровождении большой свиты, только плечами пожимал по поводу этого Рулава, взявшегося невесть откуда. Однако, к удивлению многих, Данбор родовича признал и даже появился с ним несколько раз на людях. Если судить по внешнему виду, то Рулав был молодец хоть куда, к тому же сходный ликом и с тем же Данбором, и с Ратмиром. Более того, старые русы, помнившие юного Лихаря, в один голос утверждали, что варяг – вылитый дед, которому смерть, увы, помешала состариться.

Все сомнения по поводу Рулава снял кудесник Драгутин, прибывший в Варуну, чтобы проводить в страну света князя Листяну, тело которого, залитое медом, было вознесено на вершину холма в ожидании огненного погребения. Драгутин и поднес горящий факел к погребальному костру, дабы облегчить душе старого друга переход в вечность. Тризна по ушедшему князю продолжалась девять дней, участие в ней приняли не только русы, ганы и гости из соседних земель, но и простолюдины, населявшие город, настолько разросшийся за последние годы, что среди его теремов и домов терялась крепость, поставленная когда-то на берегу Донца князем Искаром Урсом.

Сам город, привольно раскинувшийся по равнине, не был обнесен даже палисадом. Воинственность жителей служила ему куда лучшей защитой, чем самые высокие и крепкие стены.

Ратмир не скрывал тревоги от близких людей, среди которых не последнее место занимал ган Арпад, приехавший в Варуну вместе с женой, красавицей Зарой, в свите своего тестя. Русаланы поглядывали на угра с видимым интересом, но с расспросами к нему не приставали, блюдя славянское гостеприимство. Конечно, ган Арпад не имел слова в большом русаланском кругу, но его присутствие должно было показать колеблющимся ганам и русам, что Ратмир отнюдь не сирота и что далеко не все в окрестных землях решается волей князя Олега Киевского.

Он опоздал на погребение Листяны, но обещал сказать свое слово в защиту одного из претендентов Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, кого именно поддержит на большом кругу хитроумный франк.

– Откуда взялся этот Рулав? – сердито спросил Ратмир у Голубца, одного из самых горячих своих сторонников.

– Мутный человек, – вздохнул Голубец. – Слышал я от киевских бояр, что этот Рулав много людей загубил по приказу Олега. Кудесник Драгутин ему покровительствует. Да и сам Рулав – далеко не последний из ведунов Волосатого.

– А зачем русам Велесов боготур в князьях? – рассердился невесть на кого Огнеяр.

– Вряд ли Рулав станет вмешиваться в спор за булаву и великий стол, – пояснил Голубец. – А вот в поддержку Данбора он непременно выскажется. Конечно, боготур русам не указ, но в данном случае каждое лыко будет в строку. Я бы на твоем месте, князь Ратмир, повидался с Богданом Радимицким, его слово на большом кругу может быть услышано. Радимичи – наши соседи. Многие наши старейшины и простолюдины связаны с ними кровным родством. Да и сам Искар Урс, первый князь Русалании, тоже вышел из радимицкой земли.

– Так ведь Богдан женат на родной сестре Данбора, – удивился столь нелепому совету Ратмир.

– Иная женка так способна досадить мужу, что он готов восстать не только на ее родовичей, но и на богов.

Князь Богдан встретил гостей так, словно ждал их появления целую вечность. Ратмиру не понравились лихорадочный блеск его глаз и излишняя порывистость в движениях. Богдан был явно чем-то взволнован и не сумел скрыть своего состояния от гостей. Тем не менее он выслушал все приветствия, положенные по ряду, поднес заздравную чашу и взмахом руки пригласил к столу.

– Наслышан я и о Рулаве, и о князе Олеге, – раздраженно бросил Богдан. – Хитрые франки и варяги прибирают к рукам наши земли, а мы только руками разводим да киваем. Прежде я платил дань хазарам и спал спокойно. Сегодня мне предлагают платить дань Киеву и не платить Итилю, а завтра вообще со стола сгонят. И тебе, Ратмир, не быть князем Русалании, ибо этого не хочет франк Олег.

• Предыдущая
• 50/76
• Следующая