Блондинка в беде - Браун Картер - Страница 17

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая

— Я понимаю, что вам это доставит много хлопот, — сказал я с сочувствием. — Но, может быть, эти деньги как-то компенсируют ваш труд?

— Гм! — Тонкими костлявыми пальцами-когтями она схватила банкнот со стола, свирепо, словно хищная птица, а мне вдруг пришло в голову, что ни одна уважающая себя хищная птица не захотела бы поживиться плотью этой карги.

— Вы сказали, шесть месяцев назад? — Ее маленькие, как бусинки, глаза подозрительно смотрели на меня, словно она ждала, что я стану отрицать эту дату. — То есть в сентябре?

— Тогда я последний раз услышал что-то о ней, — солгал я. — Она могла оставаться здесь некоторое время после этого.

— Гм!

Старуха открыла огромную регистрационную книгу, растрепанную и засаленную, как биографии большинства людей, чьи имена значились на страницах этой книги. Видя, как старуха медленно переворачивает страницы, как будто совершая какой-то известный только ей ритуал, я понял, что поиски займут некоторое время.

Я закурил сигарету, а затем принялся изучать массивный портрет маслом, висевший на противоположной стене. Британский полковник с налитыми кровью глазами презрительно смотрел на меня, а его тонкие губы, по-видимому, готовы были проклясть эту эпоху: потеря империи означала потерю его полка, и вот он вынужден доживать последние дни в этом клоповнике, на задворках деловой части города.

Над портретом с потолка свисали тонкие полоски отставшей краски, и я мрачно представил себе, как такие же клочья планируют с потолка столовой в тарелки с супом и на головы обедающих постояльцев.

— Гм! Кажется, я вспомнила! — В резком голосе старой женщины прозвучала торжествующая нотка. — Она улизнула, не оплатив комнату за неделю. За первую неделю сентября!

— Вы не знаете точной даты ее отъезда из гостиницы?

— Все, что я знаю, — это то, что десятого сентября она должна была заплатить за неделю, но не заплатила.

— Ладно, все равно спасибо, — пробормотал я. Ее глаза-бусинки внимательно смотрели мне в лицо в течение нескольких секунд, и в глубине их я увидел ту дружескую теплоту, которую мог вызвать у нее лишь звон монет в ее кассовом аппарате.

— Вы говорите, вы ее друг?

— Да.

— У нас все еще лежат ее вещи. Если захотите взять их, вы должны будете заплатить то, что она задолжала за комнату.

— И сколько же она задолжала?

Костлявый указательный палец пробежал вдоль строчки, а лоб напряженно наморщился: она производила подсчеты.

— Одиннадцать долларов и пятьдесят центов. — Старуха подняла на меня глаза, но вдруг в ее глазах промелькнула тревога. — И еще два доллара за хранение, — добавила она быстро.

— Хорошо. — Я снова достал кошелек.

— Я пойду принесу ее вещи, — просипела она. Вещи Джерри находились в помятом алюминиевом чемодане и старой картонной коробке, перевязанной шпагатом. Я взял их, отнес в свою машину и положил в багажник. И что же ты, Джерри Ласло, оставила для потомства, чтобы те, кто придет после тебя, знали, что ты была здесь?

"Да, — подумал я, — это утро началось для меня не совсем удачно”.

Я стоял и в ожидании смотрел в окно. За ним текла жизнь. Две девушки из ресторана — блондинка и брюнетка — дружески беседовали, вероятно ожидая кого-то, на одной из киносъемочных площадок. Девушки были в черных трико и черных сетчатых чулках. Мимо медленно пропыхтел сверкающий свежей краской старомодный паровоз “Дюсенберг”, и выглядевший усталым маленький старичок в старомодном котелке остановился и уставился на него, забыв произнести те слова, которые по сценарию должен был сказать. Затем я услышал, как позади меня открылась дверь, и отвернулся от окна. В контору широкими шагами вошел Эрик Стейнджер. Он был одет в белую шелковую сорочку с широко распахнутым воротом, открывавшим завитки седых волос на его груди. Хлопчатобумажные брюки Эрика, по всей вероятности, выглядели лучше в тот день, когда садовник выбросил их в мусорный ящик.

— У меня мало времени, Холман, — сказал он резко. — Через пятнадцать минут я должен быть в монтажной комнате. — Он зашел за свой рабочий стол, и кресло жалобно заскрипело, когда он резко опустил в него свое грузное тело. Бледно-голубые глаза Эрика впились в мое лицо, как стальное сверло. — Я вас слушаю.

— Эрик, в производстве скольких картин Рода Блейна вы принимали участие?

— Во всех. Он сделал пять картин, последнюю не закончил — ответил он раздраженно. — Почему вы об это спрашиваете?

— Просто интересно, — сказал я. — А что происходит с той неоконченной картиной?

— Мы внесли в сценарий некоторые изменения: пришлось скорректировать сюжетную линию. Это стоило нам немалых денег. Сейчас картина закончена.

— Должно быть, она будет сверхпопулярна! — проговорил я медленно. — Последний шанс увидеть Золотого мальчика, вышедшего из могилы!

— У вас богатое воображение, Холман, — насмешливо улыбнулся Стейнджер.

— Работая со всеми его картинами, вы, должно быть, довольно хорошо изучили Блейна? — спросил я.

— Как актера — да! Как человека — нет! Я был продюсером всех его картин и директором двух. Когда я понял, какой у него талант, я зауважал его! У него была неустойчивая психика, но актер он был замечательный!

— Так говорят все, — признался я. — Вы, конечно, знаете, что я работаю на Деллу Огэст?

— Это ошибка! — Его густые седые брови насупились, а лицо стало недовольным. — Если вы хотите, чтобы ваша профессиональная карьера закончилась, Холман, то это меня не волнует. Что касается Деллы, то это меня волнует!

— Единственное, что вы должны сделать, — это шепнуть Джерому Т. Кингу словечко на ухо, и он снимет ее со своего крючка, не так ли? — подколол я его.

— Это не ваше дело!

— Здесь вы не правы, — сказал я резко. — Делла Огэст — моя клиентка, и, стало быть, это мое дело. И ваше напоминающее шантаж предложение исключить ее имя из черного списка, если она выйдет за вас замуж, тоже мое дело!

— Не доводите меня до крайности, — сказал он, скрипнув зубами. — Если вы выведете меня из терпения, Холман, я могу сломать вам шею!

— Я не хотел бы, чтобы это случилось, — признался я честно. — Скажите мне только одно, Эрик, и я уйду, а вы сможете пойти в свою монтажную комнату.

— Что вы от меня хотите? — рявкнул он.

— Вы сказали Делле, что знали о том, что она была в черном списке в течение шести месяцев, но из милосердия не говорили ей об этом. Вы сказали, что вам стало известно: ее включил в этот список Джером Кинг — и выражали уверенность, что сможете уговорить его исключить ее из этого списка. Вы лгали, хотя это теперь не так важно. Я хотел бы выяснить, почему вы ничего не сделали для Деллы раньше. Человек в вашем положении не мог не узнать в тот же день, что именно Кинг включил ее имя в черный список.

— Задавайте ваш вопрос! — проревел он.

— Если вы можете исключить имя Деллы из этого списка, просто поговорив с Кингом сейчас, почему вы не сделали этого в течение последних шести месяцев, Эрик?

— О том, что к этому делу имеет отношение Кинг, я узнал только неделю назад, — ответил он машинально.

— Вы опять говорите не правду!

— Ваше время истекло, — сказал он отрывисто. — Сейчас же покиньте мой кабинет, Холман!

— Я понимаю, как смертельно вы должны были ненавидеть Блейна, когда поняли, что Делла сходит по нему с ума, — сказал я мягко. — Возможно, вам потребовалось шесть месяцев после его смерти, чтобы успокоиться?

В слепом бешенстве, не контролируя своих движений, он вскочил из-за стола и грубо толкнул тяжелый письменный стол так, что тот с грохотом отлетел от него на целых два фута.

— Вон отсюда! — заревел он во весь голос. — Вон!

Иначе я убью вас!

Я вышел, потому что не было никаких шансов получить от него еще какую-либо информацию; если бы я остался, возможно, он и убил бы меня!

— Ба! — захихикала развязная секретарша-блондинка. — Да ведь это господин Холман!

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая