Поймай падающую звезду - Браннер Джон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая

Однажды, несколько лет назад, он без всякой цели, просто из любопытства, спросил дом: «Кто был твоим хозяином до меня? Покажи мне его!»

Комната задрожала. Казалось, дом напрягся изо всех сил, пытаясь вспомнить. Но к этому времени он уже считал своим владельцем только Креоана, и изображение, возникшее в воздухе, было копией Креоана, только более молодого.

Ну да все равно. Предыдущий владелец, судя по тому, как он расположил дом вокруг телескопа, скорее всего понял бы чувства, переполняющие сейчас Креоана. Но он, должно быть, давно умер. Оставалась единственная возможность узнать, кем он был: обратиться к Историку. И он решил попросить Моличанта поискать его в прошлом, но почти сразу же передумал. Хотя, конечно, это был бы идеальный случай проверить самому возможности Дома Истории.

… Он стоял под открытым небом, слушая шумную и прерывистую музыку города, и прохладный ночной ветер трепал его густую бороду. Он различал безумный смех завтрашнего мяса, собравшегося на пологих склонах холмов, чтобы спуститься к морю и встретиться там со своей хозяйкой — Смертью. Стаи кружащихся над головой огоньков мешали ему разглядеть звезды.

Поддавшись порыву, Креоан подозвал свистом одного из огоньков, с опозданием вспомнив, что тот не может приблизиться, пока он не прикажет дому прекратить колебания, — дом производил их, чтобы расчистить поле зрения телескопа. Исправив свою оплошность, Креоан свистнул еще раз. Огонек послушался и пока он садился на его руку, Креоан внимательно рассматривал его — глаза-бусинки, закинутую назад голову. Этот огонек, как и все остальные, кружащиеся в воздухе, был зеленым, потому что улица, на которой жил Креоан, и дорога, и стены домов в течение последней недели были зелеными. Какой-то элементарный рефлекс привлекал огоньки к местам, окрашенным в тот же цвет, что и они сами.

Хотя Моличант не однажды ссылался на существование огоньков как на доказательство удивительных, ныне утраченных способностей и знаний, которыми обладали люди минувших веков, Креоан никогда не задумывался об этих существах. Они появлялись каждую ночь, выполняли свои функции и исчезали — о чем тут размышлять? Обычный факт обычной жизни. Но теперь он поймал себя на том, что думает о них с каким-то острым интересом. Едят ли они? Вообще-то, должны, но тогда что именно? Очевидно, они каким-то образом размножаются. Где? Попробовать расспросить Историков? Но тогда придется долго выслушивать их хвастовство и разглагольствования об их любимом периоде, пока, наконец, они не дойдут до того, когда и как появились эти самые огоньки. Будет ли эта информация полезна для его целей?

Нет, скорее всего, нет. Он вздохнул. Историки, подобные Моличанту, редки. Большинство из них предпочитают пассивно созерцать чудеса иных времен, им не хватает настойчивости и любопытства, чтобы их исследовать.

Креоан подбросил светящееся существо в воздухе, и оно, расправив крылья, снова закружилось над его головой вместе с тысячами своих приятелей.

Ветер опять принес с холмов полуисступленные, полуотчаянные вопли мяса, и мысль Креона еще раз изменила направление. Это было как раз то, на что Моличант мог законно ссылаться наряду с огоньками и домами, чтобы подтвердить утверждение об упадке современного общества: ежедневное прибытие определенного количества мяса, его готовность принять Смерть как друга, чтобы служить жителям этого города. Эта идея не приходила в голову Моличанту видимо потому, что он, как и Креоан, редко ел мясо — только когда обедал с другом. Им обоим исключительно повезло с домами: те оказались достаточно разносторонними и обеспечивали все их потребности в пище, так что это не занимало их внимания.

Многие же люди, продолжал мрачно размышлять Креоан, до сих пор суеверно считают, что какие-то неведомые микробы переносят в их организмы энергию пищи, которая несколько часов назад сама была полна энергии.

Неужели мы все настолько поглупели из-за всеобщего упадка? Неужели человеческий род настолько приблизился к последней черте, за которой лишь одряхление и деградация, что гибель от приближающейся звезды есть просто милосердная возможность легкой безболезненной смерти?

— Нет! — воскликнул он и спугнул криком летающих поблизости огоньков; они засуетились и поднялись выше.

Нет, это предположение невыносимо. Согласиться с ним — значит, принять аргумент Моличанта и считать, что для каждого живущего ныне человека в прошлом есть нечто привлекательное, а из этого следует, что человечество исчерпало свои возможности, и дальнейший прогресс исключен.

И опять мысль Креоана прервалась… Все-таки он еще раз попытается найти человека, который правильно его поймет и будет вместе с ним сокрушаться о судьбе Земли. Надеяться на большее, чем утешение такого же плакальщика, он не мог: у него не было возможности заставить звезду свернуть с курса. Жалость — это было последнее, что Человек мог предложить своему миру.

Где-нибудь в городе он, возможно, и найдет того, кого ищет. А если не в городе, то дальше — может быть, даже не внутри страны, а на равнинах Круина или за далекими Арбеллинскими Океанами.

Где-нибудь! Где-нибудь!

Он обязан заставить людей понять серьезность происходящего. После минутного раздумья он приказал дому выдать ему траурный костюм: шляпу с полями, отбрасывающую грустную тень на лицо, тунику цвета запекшейся крови и краги, которые казались заляпанными до самого колена засохшей грязью. Облачившись в этот наряд, Креоан отправился в город на поиски приятеля-плакальщика.

Несколько часов бродил он по улицам, пока у него не начала кружиться голова от усталости, голода и отчаяния. А более всего от однообразности разнообразия, которое предлагал город жителям. Ни один из домов не был похож на другой, поскольку нет на свете двух одинаковых людей. И там, где пара, группа или семья, состоящая из нескольких поколений, жили под одной крышей, сложность взаимоотношений между ними фантастически преображала дом. Определить, где какой дом находится, было невозможно: традиционные названия, которые носили улицы, давно устарели. Его улица, например, называлась улицей Музыкантов, но на его памяти никаких музыкантов на ней не жило лет уже десять или больше.

Правда, сейчас улица составляла единое целое благодаря общему зеленому цвету, который распространялся на все, что на ней находилось, и который предопределял даже цвет огоньков, кружившихся над ней. Это был удивительный феномен — смена цветов, вызываемая циклом метаболизма домов, и их свойство принимать цвет того, что в данный момент наиболее энергетично. На прошлой недели улица Музыкантов была синей, а до этого — желто-оранжевой. Сегодня вечером желто-оранжевой была улица Граверов, а улица Путешественников рядом с ней была белой.

В другое время это заинтересовало бы Креоана. Часто для исследований ему бывал нужен белый огонек и если естественное свечение стен его дома было другим, ему приходилось идти на белую улицу, подзывать свистом к себе огонек и, засунув его в сумку, нести домой. Но сейчас ему было не до того: он должен был найти себе товарища-плакальщика.

В отличие от Историков, которые в это время в большинстве своем мысленно находились в далеком прошлом, остальные жители города одевались обычно в одежду того же цвета, какою в данный момент была их улица. Можно было подумать, что без этого они не могли узнать своих соседей и друзей.

Прохаживаясь по чужим улицам, люди обменивались приветствиями со встречными, одетыми так же, как они. Но к тем, на ком были траурные одежды, никто не обращался, и прохожие, которых Креоан останавливал, отвечали ему лишь недовольными гримасами или вообще не обращали на него никакого внимания.

Он вышел на незнакомую улицу и остановился возле дома, на котором висело объявление о том, что здесь живут поэты и каллиграфы и за небольшую плату пишут белые стихи на любую тему на яндийском, фрагиальском и клеофинском языках. На крыльце Креоан увидел юношу и женщину, причем юноша был поглощен странным занятием: он пощипывал пухлые бледные плечи женщины, которая была явно старше его. Срывающимся от волнения голосом Креоан спросил, сколько будет стоить впечатляющая, могучая баллада о конце мира.

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая