История мира - Уэллс Герберт Джордж - Страница 63

К концу XVII века уже существует обширная политическая и социальная литература, объем которой постоянно растет. Среди пионеров, занимающихся этими проблемами, мы встречаем Джона Лока, сына английского республиканца, ученого из Оксфорда, который поначалу занимался химией и медициной. Его трактаты о правительстве, терпимости и воспитании свидетельствуют об интеллекте, ясно понимающем возможность общественных перемен. Несколько позднее Лока выступил француз Монтескье (1689 - 1755), который исследовал и тщательнейшим образом анализировал общественные, политические и религиозные объединения и институты. Именно он развеял чары абсолютистской монархии во Франции. Вместе с Локом он стал причиной искоренения некоторых неверных понятий, которые до сих пор стояли на пути разумных и сознательных усилий по восстановлению человеческого общества.

Поколение, которое пришло после него, люди, живущие в средине и последние десятилетия XVIII века, смело шли по проложенному им пути, глубоко разбирая моральные и интеллектуальные проблемы. Группа великолепных писателей, "энциклопедистов", наиболее мятежных духом воспитанников отличных иезуитских школ, избрала своей целью обновление мира (1766 г.). Параллельно с энциклопедистами трудились экономисты, или же физиократы, которые отважно проводили свои пока что неуклюжие исследования, касающиеся производства и распределения продуктов питания и других предметов. Морелли, автор книги, называющейся "Закон Природы" (Code de la Nature), воевал с частной собственностью и провозглашал коммунистическую организацию общества. Он был предшественником той огромной и разнообразной школы коллективистских мыслителей XIX века, которых, впоследствии, окрестили единым именем социалистов.

Что же такое социализм? Существует сотня определений социализма и тысяча социалистических сект. По сути своей, социализм является ничем иным, как только критикой собственности в свете общественного добра. Давайте вкратце пройдемся по истории этой идеи. Идея собственности и идея интернационализма составляют две кардинальные основы, вокруг которых, в основном, и вращается наша политическая жизнь.

Идея собственности вырастает из воинственных инстинктов вида. Еще задолго до того, как люди стали людьми, их обезьяньи предки уже были собственниками. Первобытной собственностью является именно то, за что животное желает драться. Собака и ее косточка, тигрица и ее тигрята, олень-вожак и его стадо - вот самые яркие проявления чувства собственности. Во всей социологии нет более бессмысленного выражения, чем "первобытный коммунизм". Вождь племени, "пахан" палеолитических времен признавал собственностью своих жен и дочерей, свои орудия и всю свою видимую вселенную. Если же кто-либо другой вступал в эту его видимую вселенную, тогда он выступал против него и если мог - то убивал. В течение веков племя разрасталось, как это убедительно доказал Эткинсон в "Первобытном праве", благодаря терпимости по отношению к младшим мужчинам и к их собственности: добытым за пределами племени женщинам, орудиям и украшениям, изготовленным их руками, дичи, которую они добыли на охоте. Людское общество возрастало путем компромисса между собственностью "пахана" и собственностью всего остального племени. И это был инстинктивный компромисс, навязываемый людям необходимостью защиты их видимой вселенной от чужих племен. Если холмы, леса и ручьи не были ни твоей, ни моей страной, то лишь потому, что они должны были быть страной нашей. Правда, каждый из нас предпочел бы, чтобы это все было его страной, но такое было просто невозможно. Тогда пришли бы чужаки и уничтожили бы нас. Таким образом, с самого начала общество было путем смягчения чувства собственности. Чувство собственности у животного и у первобытного человека было намного более интенсивным, чем у нынешнего цивилизованного человека. Оно глубоко коренится, скорее, в наших инстинктах, чем в нашем разуме.

Право собственности у дикаря либо у оставленного без надзора человека не знает вообще никаких границ. Все, что только можно выдрать для себя, становится собственностью: женщины, пленники, дичь, вырубка леса, каменоломни - абсолютно все. По мере разрастания общины появилось нечто вроде закона, ограничивающего вечную драку; искались простые и легкие способы, чтобы закрепить состояние владения. В собственности можно было иметь все то, что сам изготовил, выловил или достиг. Казалось вполне естественным, что некредитоспособный должник становился собственностью кредитора. Столь же естественным было и то, что, заняв какие-то земельные площади, их хозяин требовал оплаты от всякого, кто желал этой землей пользоваться. Лишь значительно позднее, когда у людей в сознании начали просвечивать возможности организованной жизни, подобное неограниченное право собственности начали считать чем-то вредным. Люди заметили, что живут в мире, который сам весь является чьей-то собственностью; более того, они сами рождались с тем, что уже кому-то принадлежат. Сейчас нам очень трудно очертить ход социальных сражений в ранних цивилизациях, но история римской республики дает пример общества, которое заметило, что долги могут сделаться всеобщей бедой, в результате чего их следует аннулировать, а также - что неограниченное право владения земли является чем-то совершенно недостойным.

Вавилонская держава своего позднего периода резко ограничило права собственности в отношении к рабам. Учение же великого революционера, Иисуса из Назарета, содержит столь резкие нападки на право собственности, которых до него никто и никогда не слыхал. Он говорил, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царство небесное. На протяжении последних двадцати пяти или тридцати веков все сильнее и сильнее поднимался голос против чрезмерному праву собственности. И вот мы видим, что через девятнадцать веков после Иисуса из Назарета весь мир, воспитанный в христианском учении, уверен, что никакое человеческое существо не может быть собственностью другого человеческого существа. И одновременно, мнение, будто "человек может творить со своей собственностью все, что угодно" тоже весьма поколебалось по отношению и к другим видам собственности.

Под конец XVIII века по данному вопросу существовали только лишь сомнения да знаки вопроса. XVIII век не имел еще ни достаточно четких понятий, ни достаточно устоявшихся отношений, чтобы что-либо по данной проблеме предпринять. Одна из первейших забот этого века была защита частной собственности от разбойничьей жадности королей и благородных авантюристов. Французская революция, собственно говоря, началась под знаком защиты частной собственности от налогового бремени. Только лишь под влиянием революционных принципов равенства родилась критика самого права собственности, ради защиты которой и была предпринята революция. Каким образом люди могли быть равными и свободными, раз для многих из них нет места на свете или чего положить в рот, а те, что всем владеют, не желают дать им ни пропитания, ни жилья, разве что только ценой труда? Труда непосильного - жаловались эти несчастные.

Одна из наиболее сильных политических групп пыталась разрешить данную проблему, провозглашая "раздел имущества". Группа эта стремилась к усилению и более широкому распространению собственности. Совершенно иным путем шли к решению данной проблемы первые социалисты - короче говоря: коммунисты которые желали совершенно "отменить" частную собственность. Государство (следует понимать: государство демократическое) должно было забрать в свое владение все то, что до сих пор являлось частной собственностью.

Все это выглядит парадоксально - люди, стремящиеся к одним и тем же целям: счастью и свободе, предлагают: одни - как можно более распространенную частную собственность, а другие - ее полнейшее уничтожение. Но так оно и было. Причиной же этого парадокса является тот факт, что собственность не является какой-то единой вещью, но множеством самых разнообразных вещей.

Только лишь на протяжении XIX века было замечено, что собственность представляет собой огромный комплекс частных собственностей самой различной стоимости и различных сфер деятельности; что многие вещи (как например, тело, орудия труда художника, одежда, зубные щетки) до конца и неотвратимо являются личной собственностью, и что одновременно существует длинный список вещей (железные дороги, всякого рода машины, дома, обработанные сады, яхты), по поводу которых следует хорошенько поразмыслить, могут ли они и до какой степени быть частной собственностью, либо, в какой-то степени они являются общественным достоянием и - в связи с этим - должны подчиняться распоряжениям государственной администрации, чтобы использоваться в интересах всех граждан. Практическая сторона этих проблем входит в политические сферы и связывается с проблемой создания и содержания эффективной государственной администрации.