Туполевская шарага - Кербер Леонид Львович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/25
- Следующая
Теперь уместно вспомнить, как начинался ТУ-2. Итак, в конце 1938-начале 1939 гг. в Болшево начали прибывать транспорты со специалистами. «Всё смешалось в доме Облонских» – авиаторы, судостроители, артиллеристы, танкисты, ракетчики, связисты… Туполев был своеобразным центром притяжения для авиаработников. Вскоре вокруг него сколотилось эмбриональное ядро будущего ОКБ – С. М. Егер, Г. С. Френкель, А. В. Надашкевич и два молодых человека, хотя и умевшие чертить, но попавшие в эту компанию явно по канцелярскому недоразумению: звукооператор В. П. Сахаров и дипломник станкостроительного института И. Б. Бабин. Ядро дополнил моторист А. Алимов, выполнявший в нем роль гена физической силы.
В то время, а скорее даже несколько раньше, в камере No 58 Бутырской тюрьмы, как это рассказывал А. Н. Туполев позднее, в его уме созрела идея самолета-агрессора, пикировщика, способного нести бомбы самого крупного калибра, и скоростью превосходящего истребители того времени. На трёх чертежных досках, положенных на колченогие столы, Егер, Сахаров и Бабин, работая с утра до ночи, искали его будущие формы. Несмотря на только что перенесенную трагедию допросов и пыток, несмотря на окружающую обстановку, больше всего напоминавшую железнодорожный вокзал во время стихийного переселения, мысль А. Н. Туполева работала предельно чётко, и постепенно лицо АНТ-58 (ну, разве не перст Божий! В камере No 58 маститый конструктор задумывает свой 58-й проект) приобретало свои черты. Постепенно внешние формы АНТ-58 начинали складываться. По мысли «старика», он имел экипаж из трёх человек. Впереди сидел один летчик, у которого для стрельбы вперед, в носу АНТ-58 стояла батарея из четырех пулеметов ШКАС и двух пушек ШВАК. В концевой части крыльев, непосредственно под ней, начинался длинный бомбовый люк, в котором могла подвешиваться трёхтонная бомба. Передняя часть люка имела скошенный выход для падения бомб при почти отвесном пикировании. За бомбовым люком сидели штурман и стрелок, у которого стояли два пулемета для обороны в нижней и верхней полусфере. Машина была предельно обжата, её миндалевидное сечение определялось в верхней части фигурой летчика и диаметром трёхтонной бомбы – в нижней. По прикидочному расчету, который вел сам «старик», с двумя двигателями по 750—800 лс было возможно получить скорость порядка 600—630 км.
Изредка появлялись чины НКВД, осматривали эскизы и удалялись, не проронив ни слова. Затем А. Н. Т. исчез – ночью его увезли в Москву. Через сутки он вернулся суровый и гневный, сообщил, что через три дня будет доклад о самолёте. На этот раз с чертежами увезли троих: его, Егера и Френкеля. Вначале их принял директор «золотоносной жилы», то есть начальник всех шараг генерал Давыдов (в 1939 году Давыдова посадили и назначили на его место Кравченко, последнего посадили уже в 1941 году). Генерал одобрил и сообщил, что назавтра Туполева доставят на доклад к Берия, а пока, чтобы «не утруждать», всех троих разместили в одиночках внутренней тюрьмы[30].
Приём у Берия, в его огромном кабинете, выходившем окнами на площадь, был помпезным. На столах разостланы чертежи. У конца в сторону «ближайшего помощника и лучшего друга» сидит Туполев, рядом с ним офицер, напротив Давыдов. Поодаль у стены между двумя офицерами – Егер и Френкель. Выслушав Туполева, ближайший произнес: «Ваши предложения я рассказал товарищу Сталину. Он согласился с моим мнением, что нам сейчас нужен не такой самолет, а высотный дальний четырехмоторный пикирующий бомбардировщик, назовем его ПБ-4. Мы не собираемся наносить булавочные уколы, – он неодобрительно показал пальцем на чертеж АНТ-58, – нет, мы будем громить зверя в его берлоге». Обращаясь к Давыдову: «Примите меры, – кивок в сторону заключенных, – чтобы они через месяц подготовили предложения. Всё!»
Туполев вернулся злой, как тысяча дьяволов, затея Берия была явно несостоятельной. «Высотный» – значит, герметическая кабина, то есть стеснённый обзор. Четырехмоторный дальний – следовательно, крупногабаритная, неповоротливая машина, – отличная цель для зенитчиков и непригодная для крупносерийного производства. Герметические кабины не позволяли применять надежное оборонительное вооружение, ибо дистанционно-управляемого в то время в СССР не было. Одним словом, масса «против» и ни одного «за», разве только то, что немцы и американцы уже имеют одномоторные пикировщики, следовательно, нам следует переплюнуть их и создать очередной уже не «царь-колокол», а «царь-пикировщик»!
Вечером Туполев собрал свою группу и поделился своими сомнениями: «Дело очень ответственное. Возможно, этот дилетант уже убедил Сталина, и им будет трудно отказаться от ПБ-4. Сталина я немного знаю, он менять свои решения не любит. Надо очень добросовестно подобрать общий вид машины, примерный весовой расчёт, – как жалко, что с нами нет Петлякова, он лучше меня знает все данные АНТ-42 (ПЕ-8), а ведь ПБ-4 должен быть примерно таким же. Возьмем за основу 42-ю, герметизируйте кабину, продумайте выход бомб из люка при пикировании, учтите дополнительный вес, расчетную перегрузку для пикировщика придется поднять. Объяснительную записку напишем мы с Жоржем (Френкелем)».
В записке освещались четыре основных положения:
1. Высотный дальний четырехмоторный тяжелый бомбардировщик уже создан, это АНТ-42. Для того, чтобы «бить зверя в его берлоге», нужно организовать его серийное производство.
2. Пикировщик, поскольку процент их потерь все же будет большим, должен быть малоразмерной массовой машиной.
3. Для прицеливания на пикировании машина должна быть маневренной, чего нельзя достигнуть на тяжелой четырехмоторной машине.
4. Заявленные им, Туполевым, точные данные по самолету 103, он гарантирует, требуемые по ПБ-4 – не может.
Через месяц Туполева отвезли на Лубянку одного. На этот раз он пропадал три дня, и мы изрядно без него поволновались, а вернувшись, рассказал:
«Мой доклад вызвал у Берия раздражение. Когда я закончил, он взглянул на меня откровенно злобно. Видимо, про ПБ-4 он наговорил Сталину достаточно много, а может быть, и убедил его. Меня это удивило, из прошлых приемов у Сталина я вынес впечатление, что он в авиации если и не разбирался, как конструктор, то все же имел здравый смысл и точку зрения. Берия сказал, что они со Сталиным разберутся. Сутки я волновался в одиночке, затем был вызван вновь. „Так вот, мы с товарищем Сталиным ещё раз ознакомились с материалами. Решение таково: Сейчас и срочно делать двухмоторный. Как только кончите, приступите к ПБ-4, он нам очень нужен“. Затем между нами состоялся такой диалог:
Берия: – Какая у вас скорость?
Я: – Шестьсот.
Он: – Мало, надо семьсот! Какая дальность?
Я: – 2000.
Он: – Не годится, надо 3000! Какая нагрузка?
Я: – Три тонны.
Он: – Мало, надо четыре. Всё!
Обращаясь к Давыдову: «Прикажите военным составить требования к двухмоторному пикировщику. Параметры, заявленные гражданином Туполевым, уточните в духе моих указаний».
На этом аудиенция закончилась, мы вышли в секретариат, Давыдов кивнул головой Кутепову и Балашову, те на цыпочках подобострастно скрылись за священными дверями, и вскоре, уже в виде гостиничных боев, появились обратно, нагруженные чертежами и расчетами».
Позднее, уже на свободе, он поделился с нами:
«Немного у меня было таких напряжённых и ответственных разговоров в правительстве, разговоров, от которых зависела судьба всех нас. Делать ПБ-4 было безумием. Военные её, конечно, забраковали бы и были бы правы, ибо пикировать на ней на точечные цели, конечно, было невозможно. Отрицательное заключение Берия квалифицировал бы как вредительство, ведь ему нужно было бы оправдаться. Вспоминая его злобный взгляд, я склонен считать, что он, не задумываясь, принес бы нас всех в жертву, а что ожидало бы нас?»
Когда он вернулся и изложил события, которые произошли с ним в эти три дня, все вздохнули с облегчением, на сей раз грозу пронесло, и открылись какие-то, хотя и смутные, но перспективы. Работа над ПБ-4 не вызывала сомнений, она была бы равносильна строфе из песни революционеров: «Вы сами копали могилу себе, готова глубокая яма». Чудовищное напряжение сменилось чувством облегчения, душевной свободы, мир показался опять розовым. Люди вздохнули, в глазах появилась жизнь, появились интересы.
30
Внутренняя тюрьма – пятиэтажное здание гостиницы пароходного общества «Кавказ и Меркурий», расположенное во дворе дома № 2 по Лубянке. Еще при Дзержинском его превратили в тюрьму для особо важных подследственных. Сообщалось оно несколькими крытыми переходами, по которым водили на допросы, с основным зданием. Обладала рядом привилегий: весь процесс от ареста до расстрела проходил в одном здании без выхода на воздух, во-вторых, в паек арестованных входили папиросы «Бокс» на день
- Предыдущая
- 12/25
- Следующая