Жизнь Кости Жмуркина - Чадович Николай Трофимович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/84
• Следующая

– Вот, – говорит Значок. – Новая порода. Сами вывели. Без всякой там генетики… или этой… селекции. Исключительно путем приспособления к суровым условиям содержания. Кирпичи может жрать. Кучу шлака во дворе видели? Пять тонн, между прочим. Завтра начнем скармливать.

Затем все уходят, оживленно переговариваясь. Остается одна Забота. По ее лицу опять текут прозрачные капли.

– Где же это видано, чтоб живую скотину шлаком кормили. Ничего, милая, завтра я тебе свеколки принесу.

– А мне все равно, что свеколка, что шлак, что платиновые слитки. Однако ощущать направленное на тебя сочувствие весьма приятно.

Время моего пребывания на планете приближается к концу. Жду, когда стемнеет. Однако подводить Заботу нельзя. Галактика мне этого не простит. Вначале изготавливаю необходимое количество алюминиевых емкостей, которые называются «флягами». Затем заполняю их молоком самого высокого качества. Для этого приходится пропустить через синтезатор не только весь шлак, но и изрядную часть соседнего холма.

Закончив все дела, превращаюсь в стаю черных птиц (точно такая же галдит неподалеку) и взлетаю в небо. Внизу различаю жилища двуногих. Вот и дом Заботы. С помощью горячей воды и поверхностно-активных веществ она очищает от грязи целую кучу одежды. Трое ее детей заняты изучением наук. Старший разбирает схему строения атома. Средний читает стихи

Младший из слогов составляет коротенькие слова: «Ма-ма», «Миша», «Шу-ра». Зависаю над домом и жадно впитываю информацию.

На прощание мне хочется как-то отблагодарить Заботу. Интересно, есть ли у нее сокровенные желания? Оказывается – есть. Даже не одно, а сразу три. Первое – достать для меня вдоволь свеклы. Второе – чтобы ее дети всегда были здоровы. Третье – чтобы на планете никогда не было войны.

Очень жаль, но я почти ничем не могу помочь ей. Проблема со свеклой отпадает сама собой. Все дети здоровы. (Хотя я все же избавляю младшего от насморка, а среднего от синяка под глазом.) Что же касается третьего желания, то оно, к сожалению, не в моей компетенции.

Самый последний дом, над которым я пролетаю, принадлежит Значку. Он сидит в одиночестве и с горечью бормочет:

– Подумаешь, Почетную грамоту обещали. Благодетели… Могли бы и к Золотой Звезде представить. Вон в «Коминтерне» зоотехник – Герой Соцтруда, а все его коровы дают молока меньше, чем одна моя Зорька… Ничего, уговорю председателя лишний скот продать. Все равно от него толку никакого. А на вырученные деньги в Голландии быка купим. Принесет Зорька телят, всю область молоком обеспечим. А то и всю республику… Вот тогда попомнят меня!

На столе перед ним стоит стеклянная емкость с этиловым спиртом. Как бы он, бедняга, не употребил его с горя. Отравится! Мне ведь известно, как пагубно действует это химическое соединение на белковые организмы.

Приходится сделать доброе дело и для него. Превращаю этиловый спирт в свежее молоко. Вот, наверное, обрадуется потом Значок.

Стая черных птиц поднимается все выше и выше. Мое задание выполнено.

Прощай, планета Земля.."

Вот такой незамысловатый рассказик отправил Костя Жмуркин на суд литературных гурманов из ТОРФа.

Отправил и стал с надеждой ждать ответ…

После той памятной встречи в «Тупике» Костя видел Рабиновича только один раз – и то по телевизору, когда тот в программе «Политические диалоги» расхваливал какого-то малоизвестного политического деятеля, рвавшегося в народные избранники. Похоже, что бывший ответственный секретарь «Вымпела» учредил не частное издательство, а фирму по проталкиванию депутатов.

Выглядел он все так же – дорогой, но неприметный серый костюм, серая водолазка, короткая стрижка, легкая щетина на лице. Добавилась только золотая цепочка поверх водолазки. Впоследствии Костя понял, что именно такой облик должны иметь новые герои – уже не соц-, а каптруда.

Как ни странно, но все, о чем говорил Рабинович, – сбылось. Спустя две недели Костя получил официальное письмо на бланке ТОРФа, в котором сообщалось, что он принят кандидатом в члены творческого союза и приглашается на Семинар в один из южных городов страны. Все расходы по проезду, проживанию и питанию ТОРФ великодушно брал на себя. Письмо было подписано неким Верещалкиным, и.о. директора объединения. Косте, перечитавшему кучу фантастических книг, эта фамилия абсолютно ничего не говорила.

Краткая вспышка радости (не так уж часто сбываются наши надежды) очень скоро сменилась унынием. Проблемы не решались, а только множились. Во что одеться? Ведь у Кости до сих пор не было мало-мальски приличных брюк, не говоря уже о пиджаке. На какие средства добираться на семинар? ТОРФ, конечно, обещал погасить все расходы, но когда это еще будет… Нужны деньги, и немедленно.

Сдачей стеклотары столько не заработаешь. Родители Кости к тому времени уже скончались, оставив ему в наследство свои медали и кота Тихона. Зажиточных знакомых, кроме генерала в отставке Быкодерова, не было. Рабинович мог бы, наверное, помочь, но только где его искать… Послать на панель Кильку? Да кто за нее даст больше рубля и то в базарный день. Тут волей-неволей позавидуешь современникам доктора Фауста, имевшим возможность по сходной цене продать свою бессмертную душу силам зла. Счастливые были времена!

Спасение, как это нередко бывает, пришло совсем не с той стороны, откуда его ожидаешь. Слоняясь по городу, Костя случайно обратил внимание на следующее объявление: «Народный целитель Ермолай Сероштанов. Лечение бесплодия, импотенции, энуреза, заикания, алкоголизма, табакокурения, бессонницы, артрита, гипертонии, болезней опорно-двигательного аппарата. Прием ежедневно, кроме воскресенья, с 10.00 до 18.00».

Редкое имя Ермолай сразу напомнило Косте его случайного соседа по камере, тоже, кстати говоря, сторонника нетрадиционной медицины. Неужели это одно и то же лицо? Жаль, что фамилия выветрилась из памяти… Может, все-таки навестить этого Ермолая? Говорят, что все эти целители, знахари, ясновидцы и предсказатели зашибают сейчас бешеные деньги. Авось и поможет… Воровато оглянувшись по сторонам, Костя сорвал объявление со столба.

Народный целитель принимал пациентов почему-то не в больнице, а в здании музыкальной школы, где ему было отведено сразу несколько комнат на первом этаже. Как видно, народу сейчас было не до гамм и сольфеджио, хотя где-то наверху и пиликала одинокая скрипочка – словно гвоздем царапали по стеклу.

В приемной, на дверях которой имелась вывеска, по содержанию аналогичная объявлению, но выполненная методом чернения по меди, не было ни одной живой души, однако из кабинета доносились глухие звуки, невольно вызывающие вполне определенные ассоциации – секс, порнуха, садомазохизм, зоофилия, свальный грех…

Заглянув в щель неплотно прикрытой двери, Костя разглядел человека в белом халате, стоявшего спиной к нему. В настоящий момент он массировал немолодую дебелую даму. Кулаки его погружались в пышную плоть, как в квашню с тестом. Дама при этом издавала долгие сладострастные стоны. Если учесть, что оба – и пациентка и целитель – тяжело и часто дышали, то звуковое сопровождение получалось весьма забавное.

Всякий раз, как человек в халате прерывал сеанс массажа, смазывая ладони вазелином, дама делала попытку перевернуться на спину, и тогда ее отвислые, хоботообразные груди разваливались на стороны, создавая иллюзию еще одной пары рук.

Целитель по этому поводу лениво говорил:

– Мадам, фасад не обрабатываем. Только тыл, только тыл…

Его лицо Костя видеть не мог, однако в голосе звучали нотки, свойственные только приснопамятному Ермолаю, невинно пострадавшему через Костину симпатию. Не хватало только сакраментального обращения «брат».

После того как пациентка оделась, расплатилась и договорилась о следующем визите, целитель заглянул в приемную.

• Предыдущая
• 40/84
• Следующая