Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы - Гудкайнд Терри - Страница 47

• Предыдущая
• 47/151
• Следующая

Вновь воцарилось молчание. Ричард, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Конечно, они думают, что он спятил. Бессмысленно что-то им объяснять. Похоже, ему придется просто-напросто приказать им делать то, что ему требуется, и не задумываться о том, нравится им это или нет.

– Магистр Рал, – нарушила наконец молчание Кара. Ричард открыл глаза и увидел, что она с мрачным лицом стоит перед ним, скрестив на груди руки. – Предупреждаю: я не стану менять пеленки вашему ребенку, купать его и сюсюкать!

Ричард снова закрыл глаза и устроился поудобнее, посмеиваясь в душе. Он вспомнил, как однажды, еще дома, в Вестландии, к Зедду прибежала повитуха. Элейн Ситон, молоденькая женщина, которой было немногим больше лет, чем Ричарду, рожала своего первенца. Роды оказались тяжелыми, и повитуха, повернувшись спиной к Ричарду, что-то озабоченно говорила Зедду.

Тогда Ричард еще не знал, что Зедд – его родной дедушка, а считал старика лишь своим лучшим другом. О том, что Зедд – волшебник, он тоже понятия не имел, как не подозревали об этом и другие. Для всех он был просто мудрый старик, умеющий читать облака и обладающий огромными познаниями как в самых обычных вещах, так и во всяких диковинных. Он знал редкие травы, умел врачевать, предсказывать погоду, мог сказать, где нужно копать колодец и где лучше вырыть могилу. Роды он тоже умел принимать.

Ричард с Элейн были друзьями. В то время он очень хотел научиться танцевать, но перспектива держать в объятиях женщину его останавливала. Он боялся ненароком переломать кости партнерше – и без того все в один голос твердили ему, что он слишком силен и должен быть осторожен. Элейн предложила ему преподать эту науку, а когда Ричард начал отнекиваться, рассмеялась, подхватила его и закружила в танце, напевая какой-то мотив.

Ричард никогда роды не видел, но, учитывая все, что ему доводилось слышать об этом, не испытывал ни малейшего желания приближаться к дому Элейн. Он шмыгнул было к двери, но Зедд, схватив свой мешок с травами и настойками, поймал Ричарда за рукав.

– Пойдем-ка со мной, мой мальчик. Ты можешь понадобиться.

Ричард попытался отговориться тем, что ничего в этом не смыслит, но если уж Зедд вбил себе что-то в голову, то по сравнению с ним камень мог показаться более покладистым. Волоча Ричарда к двери, он пробурчал:

– Ты вообще мало знаешь, Ричард, пора чему-нибудь и научиться.

Генри, муж Элейн, рубил в горах лед для гостиниц, и в тот день его задержала непогода. Зедд велел Ричарду растопить печку, нагреть воды и никуда не уходить.

В холодной кухне Ричард обливался потом, слыша ужасные крики в соседней комнате. Он затопил печку, поставил на плиту котелок со снегом и принялся искать предлог выйти на улицу. Наконец, решив, что Генри с Элейн понадобится много дров, когда родится малыш, он выскочил наружу и наколол целую поленницу. Но это не помогло. Он все равно слышал, как кричит Элейн. И не столько боль, звучащая в этих криках, не давала ему покоя, сколько нарастающий ужас.

Ричард понимал, что Элейн умирает. Повитуха не прибежала бы за Зеддом без серьезного повода. Ричард никогда не видел покойников. И не хотел, чтобы первой была Элейн. Он вспомнил, как она смеялась, когда учила его танцевать. Он то и дело краснел, как вареная свекла, но она делала вид, что не замечает.

Уже потом, когда Ричард сидел за столом, тупо глядя в пространство и размышляя о том, что мир – поистине ужасное место, раздался вопль, который был еще страшнее, чем предыдущие. Ричард похолодел. Крик оборвался, и наступила тишина. Ричард крепко зажмурился, чтобы из глаз не брызнули слезы.

Копать могилу в промерзшей земле – дело почти безнадежное, но он дал себе клятву сделать это ради Элейн. Он не хотел, чтобы ее тело до весны лежало в холодном подвале. Он сильный.

Он будет копать целый месяц, если потребуется. Ведь она научила его танцевать.

Дверь в комнату распахнулась, и на кухню вошел Зедд, держа что-то в руках.

– Ричард, пойди сюда. – Старик протянул ему сморщенный покрасневший комочек с тоненькими ручками и ножками. – Вымой его – только смотри, аккуратнее.

– Что?! Я не могу... Как же я это сделаю? – воскликнул Ричард.

– В теплой воде! – проревел Зедд. – Дьявольщина, мальчик, ты же нагрел воду? – Ричард указал подбородком на котелок. – Только не в горячей, мой мальчик, вода должна быть чуть теплой. Потом запеленай его и принеси в спальню.

– Но, Зедд... Женщины... Это их дело. О духи, неужели женщины не могут этим заняться?!

Зедд уставился на него, прищурив один глаз.

– Если бы я хотел, чтобы этим занялись женщины, то не стал бы просить тебя, мой мальчик. Не так ли?

Взметнув балахоном пыль, он исчез за дверью. Ричард боялся пошевелиться, держа в руках нежное существо. Ребенок был настолько крошечным, что юноша с трудом верил, что он настоящий. А потом вдруг что-то произошло внутри него – и Ричард расплылся в улыбке. Он держал в руках душу, которая только что явилась в этот мир. Он держал в руках волшебство.

Когда он внес выкупанное и запеленатое чудо в комнату, то снова чуть не расплакался, увидев, что Элейн жива. Он едва устоял на дрожащих ногах.

– Элейн, ты так замечательно танцуешь, – пробормотал он первое, что пришло в голову. – Как ты ухитрилась создать такое чудо?

Стоявшие у кровати роженицы женщины уставились на него, будто у него было две головы. Элейн устало улыбнулась:

– Когда-нибудь ты научишь Брэдли танцевать, ясноглазый.

Она протянула руки, и улыбка на ее измученном лице стала шире, когда Ричард осторожно передал ей ребенка.

– Ну, мой мальчик, похоже, ты все-таки что-то понял, – пробурчал Зедд, выгнув бровь. – Урок был на пользу, не так ли?

Сейчас Брэдли уже почти десять, и он зовет его дядей Ричардом.

Очнувшись от воспоминаний, Ричард открыл глаза.

– Нет, будешь, – ласково сказал он. – Будешь, даже если мне придется тебе приказать. Я хочу, чтобы ты ощутила в своих руках чудо новой жизни, почувствовала волшебство, которое отличается от магии эйджила. Ты будешь купать его, и баюкать, и сюсюкать над ним, потому что твоя забота и нежность нужны в этом мире, и я доверю тебе свое родное дитя. Ты будешь петь ему песенки, смеяться от радости и, возможно, забудешь, что в прошлом умела только убивать. И если ты не понимаешь ничего из того, что я сегодня вам говорил, надеюсь, ты примешь хотя бы этот довод в пользу того, что я должен сделать.

Он откинулся в кресле и впервые за весь день расслабил усталые мышцы. Тишина вокруг сделалась такой густой, что ее, казалось, можно потрогать. Но Ричард не обращал на это внимания. Он думал о Кэлен.

– Если вы позволите себя убить, пытаясь овладеть миром, я лично переломаю вам все кости, – сжав губы, прошептала Кара сквозь слезы. Ее было почти не слышно в гробовой тишине огромного зала.

Ричард улыбнулся. Тьма под сомкнутыми ресницами вдруг расцвела разноцветными огоньками.

И он осознал внезапно, в чьем кресле сидит: в кресле Матери-Исповедницы, в кресле Кэлен.

Хотя по возвращении Броган обнаружил, что его дворец окружен д’харианскими солдатами, это не испортило ему настроения. Все шло отлично. Не совсем так, как он планировал, но все равно отлично. Д’харианцы без задержки впустили его, но предупредили, что ему не стоит даже пытаться снова покинуть дворец этой ночью.

Их наглость была возмутительной, но у Тобиаса не было времени учить их вежливости. Его больше интересовала старуха, которой занимался Этторе. У генерала имелся ряд вопросов, и ему не терпелось получить ответы. Сейчас старая жаба, должно быть, мечтает ответить на них. Этторе – способный парень. И хотя ему впервые доверили провести подготовку к допросу самостоятельно, нет сомнения, он справился как нельзя лучше.

Даже не потрудившись стряхнуть снег с сапог, Броган направился к лестнице. Свет сотен свечей отражался в полированных панелях, которыми были обшиты стены. Стражники в алых плащах поклонились ему, касаясь лба кончиками пальцев, но Тобиас не соизволил ответить на приветствие.

• Предыдущая
• 47/151
• Следующая