Теоретические основы и методология полемики с протестантизмом - Рубский Вячеслав - Страница 9

Прежде чем приступить к диалогу, необходимо правильно понять оппонента. Не только понять логику его высказывания вовне, а, по возможности, попытаться увидеть правоту его высказываний как бы изнутри, его глазами. Французы говорят: «понять значит – простить!».[139] Не существует положений ложных абсолютно. В каждом (даже самом нелепом) тезисе есть своя относительная истинность. Это видение правды в утверждениях оппонента снимет то «праведное» возмущение, которым сопровождается почти каждая дискуссия.

«Помните правило, что перед тем как оценивать какую-то идею, нужно вначале постараться понять её. И если читатель действительно хочет понять православие, он должен посмотреть на мир, на Священное Писание и христианскую жизнь иными глазами. Только глядя на православие с другой точки зрения, мы будем способны оценить его более объективно. Но перед тем как оценивать православное богословие, необходимо постараться понять его»,[140] – пишет Д. Ферберн. Ту же мысль высказывает и митр. Илларион (Алфеев): «Мне кажется, что путём к выходу из тупика [в межконфессиональной полемике – прот. В.Р.] является последовательное применение принципа контекстуального прочтения источников, предполагающее способность богослова, отрешившись от своего собственного контекста (хотя и ни в коей мере не порывая с ним), посмотреть на иную традицию изнутри этой традиции: посмотреть с желанием понять, а не с желанием обличить и уничижить».[141] Без этого понимания внутреннего контекста и видения внутренней логики в утверждениях собеседников авторам полемических сочинений чаще всего волей-неволей приходилось опровергать карикатуру взглядов оппонента. «Настоящий аристократ» и «князь-инок», как называл архиеп. Иоанна (Шаховского) в своих воспоминаниях Анатолий Краснов-Левитин,[142] говорил о своём видении инославных так: «По-человечески он заблуждается, по-человечески он не понимает того или другого, не видит тот или иной цвет в природе мира (духовный дальтонизм; не видит, например, смысла икон, общений со святыми, ушедшими из этого мира), но по духу, по внутреннему человеку он – верный и истинный, нелицемерной любовью преданный Живому Богу Воплощенному, Господу Иисусу Христу – до смерти. Наличие таких подлинно православных христиан замечается как среди православных по умоисповеданию, так и среди римокатоликов, также среди протестантов всех оттенков».[143]

Если православному апологету представляется, что его оппонент говорит чушь, то это в первую очередь означает, что он не понимает той истинности и красоты убеждений его оппонента, которые очевидны самому оппоненту. При этом, повторимся, тезис оппонента может действительно быть совершенно неприемлемым. Таким образом, чем глупее нам кажется наш собеседник, тем в большей глупости надлежит заподозрить себя.

Ни одна из дискутирующих сторон, как правило, не рассматривает предмет обсуждения под тем углом и с той точки зрения, с какой это делает противоположная сторона. По этой причине они не слышат того, что по существу желают донести друг другу. Отсюда и выводы баптистского богослова Г.А. Гололоба: «Причина молчания отечественных протестантов скорее не в том, что им нечего сказать православным верующим, а в том, что им нечего слушать».[144]

В своё время выдающийся богослов начала ХХ века патриарх Сергий (Страгородский), нисколько не умаляя заблуждений инославных, предлагал понимание внутренней правды оппонента как метод продуктивной полемики. «Мы должны понять западные исповедания, – писал он, – и оценить их с точки зрения истинно христианского учения. Говоря, что нужно понять их, мы отчасти определяем и самый метод исследования. Если мы будем только указывать частичные уклонения этих исповеданий от истины, будем на основании Священного Писания и Священного Предания опровергать каждый пункт за пунктом их вероучения, то мы западных исповеданий не поймем, а, не поняв их, никого в их ложности не убедим... Нужно понять западные вероисповедания в их основном мировоззрении, выяснить их жизнепонимание... тогда частные пункты, пожалуй, не потребуют и опровержения».[145]

В этой связи не лишним будет помнить одну часто забываемую банальность: «Любому из нас, из нашего жизненного опыта известно, что не существует... абсолютно ложных утверждений».[146] Посему, как уже говорилось выше, любой протестант, в своём противостоянии православию, стремится отстаивать ту грань небесной красоты, которая ему открыта. Таким образом, в большинстве случаев отторжение православия есть лишь проявление преданности своему опыту. «"Люди более возлюбили тьму, нежели свет". Эти горестные слова Христа как раз об этом. – Писал прот. А. Шмеман, – И горесть-то их ведь в том, что любят эти люди тьму не за то, что она тьма, а потому, что для них она свет».[147] А по выражению патр. Сергия (Страгородского), «Христианину свойственно... признавать самую последнюю крупицу истины, если она есть у человека, чтобы посредством этой крупицы быть понятным своему противнику».[148] В то время как мы дискутируем и опровергаем некое уродливое учение, для самих носителей этого учения оно уродливым не является. Поэтому часто при всей правоте православной стороны, инославные, даже не будучи в состоянии отразить нашу аргументацию, внутренне с нею согласиться не могут. «Именно поэтому одной из важнейших в диалоге православного богословия с инославием должна стать проблема богословского языка, понимания и интерпретации».[149]

Отсюда следует и столь же важный методологический тезис: не уяснив истинность суждений оппонента, мы и обладая истиной, не в силах будем преподать её оппоненту, так как правильная подача учения зависит от характера предубеждения. Один и тот же истинный тезис для различно предубеждённых оппонентов будет звучать различно, вплоть до полного его неприятия. Например, для большей части протестантизма утверждение: «православные сомневаются в своём спасении» означает – «православные не верят в Божье обещание». Пастор и главный редактор баптистского журнала "Криницця життя" (Беларусь) Василий Трубчик пишет об этом прямо: «Самая главная причина неуверенности в спасении состоит в том, что человек продолжает жить в грехе, любит и практикует его».[150] Так воспринимается отсутствие у православных уверенности в спасённости. «Тот, кто действительно отвратился от греха, – пишет далее тот же автор, – и стал Божьим дитём, может уверенно сказать, что спасён Христом». Для мусульман элемент «неуверенности» в чём-либо важном есть признак слабости вероучения, тогда как ЕХБ арминианского толка за последнее десятилетие научились слышать в ней православное ощущение свободы.

Есть некоторое напряжение между баптистами арминианского и кальвинистского направления, отстаивающими так называемую теорию «вечной безопасности». В основном это зарубежные преподаватели и проповедники баптизма. В то же время ответом многих российских служителей и верующих бывает отстаивание идей близких православному синергизму. И хотя тон на книжных прилавках ЕХБ задают книги, отстаивающие кальвинистские взгляды, российские и украинские евангельские христиане-баптисты относят себя к семье так называемых «общих» (то есть арминианских) баптистов. Это положительная тенденция в православно-протестантском богословском поле.