«Симпсоны» как философия - Халвани Раджа - Страница 56

Третья черта «Симпсонов», которая поддерживает обучающую способность, — это мультипликационное средство выражения. Как и жанр комедии, мультипликация не воспринимается с той же серьезностью, как фильм или стихи. Возможно, оттого, что она напоминает нам о детстве и тех субботних утрах напротив телевизора, мы склонны считать анимацию «немудреной». Такие ассоциации могут привести к исключению мультипликации из разряда художественного творчества, которое, на наш взгляд, может обладать эвристическими качествами. Это было бы ошибкой. Хотя не все мультфильмы равноценны (или воспитательны), форма сама по себе остается поучительной. Несомненно, мультипликационная форма предлагает ясное напоминание читателю или зрителю о вымышленности изображенных персонажей и ситуаций. Никто не спутает мультипликационного героя с настоящим. Через свою форму мультипликационные произведения дают нам яркое напоминание, что мы не являемся персонажами, с которыми самоидентифицируемся. Как результат, такие произведения более решительны в поощрении нашей рефлексии над описываемыми персонажами, изображенными ситуациями, чувствами и мыслями, которые они вызывают.

И последняя черта «Симпсонов», о которой нужно сказать, — это их притягательность для массового зрителя. Как предыдущие свойства, это тоже может породить в ком-то сомнение в эвристической ценности сериала. Это сомнение уходит корнями в распространенное предубеждение, что популярные работы не могут научать. Легко предав забвению тот факт, что такие литературные иконы, как Шекспир и Диккенс, когда-то были популярными авторами, интеллектуалы часто пытаются обезопасить свою башню из слоновой кости, объявляя популярные произведения пустыми в нравоучительном отношении, а популярность их объясняя потаканием вульгарным вкусам масс. Хотя эту критику можно адресовать многим популярным произведениям, опрометчивое отбрасывание всякого художественного вымысла является не только нецелесообразным, но и нелогичным[279].

Притягательность для масс, которой обладают «Симпсоны», не должна привести нас к отрицанию их эвристической значимости, но должна заставить рассматривать ее более осторожно. В отличие от большинства элитных — и обычно более почитаемых — форм вымысла, «Симпсоны» оказывают влияние на удивительно большую и разнородную аудиторию. Они могут не только передавать важные истины и поощрять размышление о важных проблемах, но и способны предлагать эти истины и давать импульсы к размышлению все большему числу людей. Хотя «Симпсоны» могут и не превосходить в эвристическом отношении Толстого, их эвристический эффект должен быть учтен благодаря их широкой притягательности[280].

Несомненно, мудрым является тот, кто знает, что может научиться чему-либо на любом виртуальном опыте. К сожалению, мы не всегда столь мудры. Вместо того чтобы открыть себя тому, что может дать индивидуальный опыт, мы часто блокируем процесс обучения, заранее определяя тот или иной опыт как познавательно бесполезный. Хотя все же мы и получаем что-то от него[281], мы не позволяем себе научиться большему, чем мы могли бы, от опыта, который мы оцениваем как не имеющий образовательного значения. Этим эссе я пыталась показать, что возможности для научения существуют в необозримом контексте популярного художественного вымысла. Конкретно говоря, я предложила бы учиться у «Симпсонов». Обращая внимание на этот сериал, я не собираюсь утверждать, что он формально или функционально превосходит классические произведения Шекспира или Софокла. В это я не верю, но просто хочу привлечь внимание читателей к возможности научиться у Гомера, которого они, быть может, недооценивали.

Маркс (Карл, не Гручо[282]) в Спрингфилде

Джеймс М. Уоллис

Юмор, по словам Уайта[283], «можно препарировать, как лягушку, но предмет исследования умирает в ходе этого процесса, а внутренности не обескураживают разве что истинных ученых»[284]. Анализ в духе марксизма, проведенный суровым ученым-социалистом, почти наверняка убьет юмор в любой шутке, обнажив уродливое нутро идеологии в теле буржуазной комедии. «Коммунисты такие угрюмые, серьезные люди», — замечает герой Билла Мюррея в фильме «Колыбель будет качаться». И он, пожалуй, прав.

И дело не в том, что марксисты не в состоянии насладиться хорошей шуткой: сам Маркс пробовал себя в сочинении комедий, в частности романа, написанного в стиле «Тристрама Шенди»[285]. Но с юмором сложные отношения у любого человека, заботящегося о справедливости и объективности: в конце концов, что может быть смешного в стране, где 95 % богатства сосредоточены в руках пяти процентов населения? Не предаете ли вы принципы марксизма, если, зная, что еженедельно в США на рабочих местах погибает двадцать человек, а 18 000 подвергаются нападению, вы все же смеетесь, когда Апу (переживший не одно ограбление владелец круглосуточного магазина) говорит Гомеру: «Скажу честно: на этой работе в тебя будут стрелять». Возможно, раввин Крастовски из «Симпсонов» прав, когда говорит, что «жизнь не веселье, жизнь серьезна».

Но «Симпсоны» действительно комичны, и в данном случае комедия затрагивает столь большое количество самых разных тем (этот феномен можно назвать «хоть что-нибудь для каждого»), что иногда сериал просто невозможно смотреть без смеха, вне зависимости от ваших экономических и политических взглядов. А если учесть тот факт, что это шоу часто называют «подрывным», то можно ожидать, что оно особенно понравится тем, кто критически судит о господствующих идеологиях и интересуется тем, как с помощью искусства можно пошатнуть основы социальной мощи. Признавая, что юмор может быть очень субъективным и что любой анализ несколько уменьшает комический эффект, давайте рассмотрим, как шоу «Симпсоны» совершает комический подрыв всего, что нам так хорошо известно.

Это шоу можно использовать на семинарах по вопросам комедии для определения одного из самых главных понятий о том, что делает вещь забавной — несообразности. Как правило, нас больше всего смешит соединение обычно несовместимых элементов, сплетение идей, образов, чувств и мнений, которые в сознании мы обычно разделяем, разрушение того, что мы считаем привычным и приемлемым, противоречие нашим ожиданиям или, по Канту, внезапное разрешение напряженного ожидания.

В обоих представленных примерах, комичность порождается контрастом между тем, что мы ожидаем услышать в подобной ситуации, и тем, что в действительности говорится. Естественно, наши ожидания зависят от того, были ли мы знакомы с поведенческими нормами отцов и друзей. Когда отец, умоляя о пощаде, упоминает свою семью, то мы предполагаем, что он будет утверждать, будто семья полностью зависит от него, а не попросит взять ее вместо себя. Когда в опасности оказывается семья, ее глава, согласно общепринятому представлению о поведении храброго и благородного отца, должен говорить: «Возьмите меня взамен». Обычная и ожидаемая в подобной ситуации самоотверженность отца в мгновение ока одновременно связывается с эгоистичной, но веселой репликой Гомера и противопоставляется ей. Естественно, комичность связана с «нереальностью» искусства. Отец, буквально жертвующий своими детьми ради спасения собственной шкуры, едва ли смешон. В дополнение можно сказать, что отец, предающий собственного сына в реальности, не комичен, но в искусстве все зависит от комической несовместимости и «шока». Наши предположения и условности опровергаются, и в результате этого мы (возможно, впервые) осознаем их, если задумаемся над причиной своего смеха. Подрыв возможен только после узнавания, и «Симпсоны», как и любая основанная на противоречии комедия, просят нас задуматься над тем, как мы обычно смотрим на окружающий мир. В нашем «нормальном» видении мира отцы должны быть самоотверженными и преданными кормильцами, готовыми пожертвовать всем ради спасения собственной семьи.