Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф - Страница 17

Говоря языкомъ богослововъ–моралистовъ, эта великая истина была доселѣ для народовъ лишь чѣмъ‑то въ родѣ совѣта. Судя по важности, которую она теперь пріобрѣтаетъ и потому, какъ требуютъ рабочіе классы ея осуществленія, она должна сдѣлаться заповѣдью, т. е. получить положительно обязательный характеръ, словомъ, пріобрѣсти силу закона.

Укажемъ прежде всего на прогрессъ, совершившійся въ этомъ отношеніи въ рабочихъ классахъ. Манифестъ шестидесяти говоритъ между прочимъ: «Всеобщая подача голосовъ была признаніемъ нашего политическаго совершеннолѣтія; но намъ еще остается достичь соціальной независимости. Свобода, которую такъ энергически завоевало себѣ третье сословіе, должна распространиться на всѣхъ гражданъ. Равноправность политическая необходимо предполагаетъ равноправность соціальную».

Другими словами это значитъ: «безъ соціальнаго равенства нѣтъ равенства политическаго, и всеобщая подача голосовъ безсмыслица». Это доказывается не силлогизмомъ, a уравненіемъ: политическое равенство = соціальному равенству. Основной принципъ этой новой формулы очевидно свобода личности.

«Буржуазія, достигшая раньше насъ независимости, поглотила въ 89 г. дворянство и уничтожила несправедливыя привилегіи. Намъ предстоитъ не уничтожать права, которыми справедливо пользуются средніе классы, а завоевать себѣ одинакую съ ними свободу дѣйствія».

И далѣе:

«Мы не мечтаемъ объ аграрныхъ законахъ, о химерическомъ равенствѣ, которое укладываетъ всѣхъ и каждаго на прокустово ложе; о дѣлежѣ, maximum'ѣ, усиленномъ налогѣ и проч. Прочь эти обвиненія! Пора прекратить эти клеветы, распространяемыя нашими врагами и повторяемыя невѣждами. – Свобода, кредитъ, солидарность – вотъ наши мечты».

Онъ заключаетъ такъ: «Въ тотъ день, когда эти мечты осуществятся, не будетъ болѣе ни буржуа, ни пролетаріевъ, ни хозяевъ, ни рабочихъ».

Все это нѣсколько двусмысленно. Въ 1789 году у дворянъ не конфисковали имуществъ; позднѣйшія конфискаціи были дѣломъ войны. Въ 89 г. ограничивались отмѣною нѣкоторыхъ преимуществъ, несовмѣстныхъ съ правомъ и свободою, которыя дворянство несправедливо присвоило себѣ. Эта отмѣна повлекла за собою уничтоженіе дворянства, какъ особаго сословія, его поглощеніе массою общества. Пролетаріатъ, правда, также не требуетъ, чтобы буржуазію лишали пріобрѣтенныхъ ею имуществъ и всѣхъ ея правъ, которыми она пользуется справедливо. Но подъ юридическими и законными именами свободы, труда, кредита и солидарности онъ хочетъ провести нѣкоторыя реформы, результатомъ которыхъ будетъ, безъ сомнѣнія, уничтоженіе правъ, привилегій, словомъ, всего, что составляетъ исключительную принадлежность буржуазіи. Такимъ образомъ, теперь стремятся къ тому, чтобы не было ни буржуазіи, ни пролетаріата, то есть, чтобы буржуазія была поглощена въ массѣ общества.

Въ новую революцію пролетаріатъ точно также поступитъ съ буржуазіей, какъ поступила она съ дворянствомъ въ революцію 89 г. Какъ революція 1789 г. была вполнѣ такъ точно справедлива будетъ и новая революція, которая прійметъ за образецъ свою старшую сестру.

Далѣе манифестъ развиваетъ свою мысль съ возрастающею энергіею.

«Мы не имѣемъ представителей, мы, которые не хотимъ вѣрить, что нищета – божественное учрежденіе. Милосердіе вполнѣ доказало и само признало свою несостоятельность быть основаніемъ соціальнаго устройства. Въ эпоху народнаго самодержавія, всеобщей подачи голосовъ, оно можетъ быть частной добродѣтелью… и только. Мы не хотимъ быть ни кліентами, ни опекуемыми; мы хотимъ быть равными. Мы отвергаемъ благодѣяніе и требуемъ только справедливости».

Смыслъ этого ясенъ: мы хотимъ того же, что получили вы, буржуа, наши старшіе братья.

«Наученные опытомъ, мы чужды ненависти къ людямъ. Мы хотимъ измѣнить самый порядокъ».

Таково заявленіе, предпосланное представительствамъ, противъ которыхъ возстала мнимодемократическая оппозиція.

Такимъ образомъ авторы манифеста чужды старой коммунистической и буржуазной рутины. Они не хотятъ ни привиллегій, ни исключительныхъ правъ; они покинули фантазію абсолютнаго равенства, которое укладываетъ человѣка на прокустово ложе; они стоятъ за свободу труда, осужденную Люксанбуромъ въ вопросѣ объ урочномъ трудѣ; они признаютъ конкурренцію, также осужденную люксанбурской системой, какъ грабежъ; они провозглашаютъ солидарность и отвѣтственность; имъ не нужно покровительства, не нужно іерархій. Они хотятъ равенства достоинства, неустаннаго дѣятеля экономическаго и соціальнаго уравненія; они отвергаютъ милостыню и всѣ благотворительныя учрежденія и взамѣнъ ихъ требуютъ справедливости.

Большинство ихъ члены общества взаимнаго кредита, взаимнаго вспоможенія, которыхъ, по ихъ словамъ, тайно существуетъ въ столицѣ тридцать пять; распорядители промышленныхъ обществъ, откуда коммунизмъ изгнанъ и замѣненъ принципами взаимности и соучастія, признанными закономъ.

Далѣе, эти рабочіе требуютъ рабочихъ и хозяйскихъ камеръ, которыя взаимно пополняли, контролировали и уравновѣшивали бы другъ друга; исполнительныхъ синдикатовъ и присяжныхъ экспертовъ, словомъ, полнаго преобразованія промышленности подъ вѣдѣніемъ всѣхъ участвующихъ въ ней[11].

Во всемъ этомъ, говорятъ они, мы основываемся на всеобщей подачѣ голосовъ. Однимъ изъ первыхъ и важнѣйшихъ результатовъ ея должно быть, по ихъ мнѣнію, возстановленіе естественныхъ рабочихъ группъ, то есть рабочихъ корпорацій. Слово корпорація возбудило особенно сильное негодованіе; но мы пугаться его не будемъ. По примѣру рабочихъ, мы будемъ разсматривать сущность, а не слова.

Все это достаточно доказываетъ, что рабочіе классы проникнулись идеей взаимности и сдѣлали изъ нея совершенно новые и самостоятельные выводы; что они усвоили ее, глубоко поняли ее и вводятъ въ жизнь далеко не наобумъ; словомъ, это доказываетъ, что она стала ихъ исповѣданіемъ, ихъ новымъ вѣрованіемъ. Въ движеніи этомъ нельзя сомнѣваться, хотя оно еще очень слабо; ему предстоитъ поглотить уже не слабую горсть дворянства въ нѣсколько сотъ тысячъ душъ, а громадную буржуазію, считающую въ рядахъ своихъ милліоны людей. Ему суждено совершенно возродить все общество.

Разсмотримъ теперь самую идею.

Французское слово mutuel, mutuation, mutualité, синонимъ récip roque, réciprocité, взаимный, взаимность, происходитъ отъ латинскаго mutuum, что значитъ ссуда (потребляемаго продукта), а въ болѣе широкомъ смыслѣ – обмѣнъ. Извѣстно, что при ссудѣ на потребленіе ссужаемый предметъ потребляется заемщикомъ, который потомъ возвращаетъ уже не тотъ самый предметъ, а другой, равный ему и, одинакій или неодинакій, но во всякомъ случаѣ равноцѣнный. Предположите, что заимодавецъ въ свою очередь становится заемщикомъ: здѣсь будетъ, слѣдовательно, взаимный заемъ или обмѣнъ: такова логическая связь, заставившая дать одно и тоже имя двумъ разнымъ операціямъ. Посмотримъ же, какимъ образомъ эта идея взаимности обмѣна, справедливости, замѣнивъ идею власти, общинности или милосердія, привела въ политикѣ и политической экономіи къ системѣ отношеній, совершенно противоположной нынѣшнему общественному порядку.

Во первыхъ спросимъ, подъ какимъ именемъ и вслѣдствіе какого вліянія идея взаимности впервые овладѣла умами?

Мы уже видѣли, какъ понимаетъ люксанбурская школа отношенія человѣка и гражданина къ обществу и государству: по ея мнѣнію, это отношеніе состоитъ въ подчиненіи. Отсюда организація, основанная на власти и общинности.

Противъ этого возстаютъ поборники личной свободы, по мнѣнію которыхъ общество должно разсматривать не какъ іерархію должностей и способностей, а какъ систему равновѣсія свободныхъ силъ, гдѣ всѣмъ гарантированы одинакія права, съ условіемъ нести одинакія обязанности; равныя выгоды за равныя услуги. Слѣдовательно, эта система существенно основана на равенствѣ и свободѣ; она исключаетъ всякое пристрастіе къ богатству, рангамъ и классамъ.