Искушение страстью - Бурден Франсуаза - Страница 20

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая

Она еще не спала и узнала звук его шагов, хотела позвать, но услышала, как он удаляется. Сначала она не поверила, потом, вдруг обезумев от гнева, начала молотить подушку кулаками, а когда у нее заболели руки, рывком вскочила и стала паковать чемодан. Решение было принято: утром она уезжает со Стюартом.

Ален проснулся на рассвете весь в поту. Этот сон снился ему уже третий раз, с тех пор как он поселился в Валлонге. Обычно от изредка снившихся кошмаров у него оставался лишь смутный осадок, но тут было по-другому.

Отбросив простыню, он сел на край кровати и, обхватив голову руками, попытался что-то восстановить. Какие-то расплывчатые образы, неясные ощущения; ему было не по себе.

Он поднялся раздраженный, что ничего не может понять. Все еще спали: так рано, как он, никто не вставал. Быстро умывшись, Ален оделся, спустился на кухню, открыл ставни и стал готовить кофе. Во сне ему было лет двенадцать-тринадцать, он босиком взбегал вверх по лестнице. Где-то поблизости был Шарль. Ален не видел его и не знал, где именно в доме находится дядя, но его присутствие предвещало что-то тревожное и опасное. Почему? Неужели страх перед ним был столь велик, что это отражалось даже в снах? Нет, Шарля он не боялся, но, может, это осталось еще с детства, когда их всех так поразила его истощенная фигура с ореолом мученика.

С большой чашкой кофе Ален прошел через холл мимо кабинета и вошел в библиотеку. В нерешительности он медлил, пока не рассеялись последние обрывки сна. Комната была погружена в полумрак, он отдернул тяжелые занавеси и сел в любимое кресло – глубокий бержер, защищавший от сквозняков и любопытных взглядов. Он проводил здесь долгие часы, проглатывая одну книгу за другой. За годы войны, да и после нее книжные запасы истощились, и теперь он заказывал последние издания Сартра, Жионо и Камю прямо в книжном магазине Сен-Реми. Клара тоже присылала ему романы, а Винсен каждое лето привозил книги, прочитанные за зиму. Так что книжные тома переполняли этажерки, а некоторым даже не находилось места. Шарль выходил из себя при виде этого беспорядка, напоминая племяннику, что он не в своем доме. «Валлонг – это не твоя территория, а собственность бабушки, не забывай!» Но с осени Ален снова оставался в одиночестве и вновь ощущал себя полным хозяином дома.

Выпив кофе, Ален опустил чашку на колени. Из приоткрытой двери библиотеки была видна дверь кабинета в другом конце холла. Последние месяцы войны Эдуард почти все время проводил там, запершись на ключ. Он возвращался из Авиньонского госпиталя, наскоро ужинал и скрывался в своей берлоге. Дети даже не пытались ходить туда или вообще как-то его беспокоить, наоборот, пользуясь случаем, они проскальзывали в библиотеку и там играли. Ален же любил читать, и, когда все уходили спать, он, бывало, засиживался, чтобы дочитать главу. Ему случалось даже засыпать в большом кресле и просыпаться на рассвете от холода.

В ночь самоубийства отца он был там. Читал, потом заснул и в какой-то момент вздрогнул от выкриков. Металлический голос дяди мешался с тихим и жалким голосом отца в жестокой взрослой ссоре. Эдуард и так был подавлен, а с возвращением Шарля, который сам походил на зомби, атмосфера в доме стала просто удушающей. Крадучись Ален поднялся по лестнице к себе в спальню. Когда утром Клара сообщила им трагическую новость, он подумал: не эта ли ссора усугубила отчаяние отца, не она ли сыграла главную роль в его решении покончить с собой? Этот вопрос мучил Алена постоянно. Возможно ли, что это Шарль толкнул Эдуарда на самоубийство? И не из-за этой ли назойливой мысли Ален испытывал неприязнь к дяде?

За окном блеснул первый солнечный луч, и Ален решил, что довольно прохлаждаться. Он редко размышлял об отце и прошлом: гораздо больше его занимало будущее, и оливковые плантации значили куда больше, чем детские воспоминания. И все-таки ему хотелось узнать, что могли сказать в ту ночь друг другу эти двое мужчин. Может быть, между их ссорой и сном, который так рано поднял его с постели, существует какая-то связь.

Выходя из дома, он уже выбросил это из головы: его мысли, как и каждое утро, были заняты заботой о деревьях. Он любил это время суток: жара еще не стала изнуряющей, можно было прогуляться, прикинуть цену будущего урожая или подумать о новых планах. В этом году он собирался высадить немного миндальных деревьев: в моду снова входили калиссоны[11]. На самой вершине холма оставалась свободная полоса земли, и он уже начал ее обрабатывать.

– Ален! Ален!

Внизу, на дороге, стоял Винсен и, сложив руки рупором, звал кузена.

– Поднимайся сюда! Отсюда прекрасный вид! – крикнул Ален.

Ожидая, пока Винсен поднимется к нему, он сел под дерево и с улыбкой наблюдал, как тот спотыкается на склоне.

– По-моему, тебе не хватает физических нагрузок, – пошутил он, когда запыхавшийся Винсен плюхнулся рядом.

– Очень даже хватает – я каждый день по несколько часов езжу на твоем велосипеде!

Эти слова вызвали у Алена улыбку. И в самом деле, каждый день, после обеда, Винсен отправлялся в длинное путешествие, но делал это вовсе не для поддержания формы, а чтобы увидеть избранницу своего сердца. Он подстраивал так, чтобы встретиться с ней как бы случайно, обменяться несколькими словами или проводить куда-нибудь. Его взяли в плен, поймали в ловушку, но так нежно, что он не делал никаких усилий, чтобы освободиться. Девушка была слишком красива, а он был неискушен.

Молча наблюдая за всем происходящим, Ален уже начинал жалеть, что познакомил кузена с Магали. Приближались занятия в университете, меньше чем через неделю Винсену придется уехать из Валлонга, и, похоже, расставание будет тяжелым.

– Дай сигарету, – вытягиваясь на земле, попросил Ален.

Жара усиливалась, и даже тень оливкового дерева уже не спасала. Протянув Алену пачку «Кравана» и коробок спичек, Винсен вздохнул:

– У меня не будет каникул до Рождества, и думаю, папа даже тогда не позволит мне сюда приехать. Ты ведь знаешь, он…

– Да, он в плохом настроении. У него это хроническое!

В словах Алена не было язвительности, потому что его отношение к дяде изменилось. Конечно, обязанность каждую неделю писать письма и отчитываться перед ним давила на него, но, если не считать этого и нескольких резких замечаний, Шарль уже три года как оставил племянника в покое. Благодаря Кларе жизнь в Валлонге устраивалась с удивительной легкостью, и день ото дня он становился счастливее.

– Как же так? Почему ты сам не стал жертвой? – приподнимаясь на локте, чтобы лучше видеть Алена, спросил Винсен.

– Жертвой чего? Очарования Магали? Так на вкус и цвет… А может, я в первую же минуту понял, что она создана для тебя?

Его заливистый смех был так заразителен, что Винсен, ничуть не обидевшись, улыбнулся.

– Тебе везет: ты живешь здесь круглый год, – невольно сказал он.

– Да, везет, но ты бы так не смог. Общаюсь я только с Ферреолем, а он не слишком интересен. Потом, каждый день встаю в пять утра. Сам себе готовлю.

Винсен вспомнил, что Одетту нанимали только к приезду семьи. Шарль с самого начала жестко постановил: если Ален хочет взрослой жизни, пусть живет как взрослый. Ни домработницы, ни тем более кухарки, и при этом никакого беспорядка в доме. В первую же зиму он без предупреждения навестил племянника. Из-за нескольких чашек в раковине, крошек на столе и перегоревшей лампочки дядя пришел в такую ярость, что угрожал Алену немедленно забрать его назад в Париж. Это был хороший урок, после него у молодого человека надолго остались неприятные воспоминания.

– Как только Сильви улепетнула со своим англичанином, твой отец стал просто несносен…

Это заметили все, но никто не решался сказать вслух. Слегка улыбнувшись, Винсен раздраженно ответил:

– Твоя мать не лучше!

Это было у них своеобразной игрой. Когда Ален, вместо того чтобы звать Шарля по имени, с язвительной интонацией говорил «твой отец», Винсен в отместку говорил о Мадлен «твоя мать».

• Предыдущая
• 20/64
• Следующая