Остров Демонов - Боуман Джон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/66
• Следующая

Шабо разом осушил свой бокал, вновь его наполнил, отпил половину содержимого и повернулся к Пьеру.

— Замужество — это не любовь. Как мне объяснить тебе? Когда эта девочка не будет больше девушкой… когда она выйдет замуж, и ее честь будет защищена… только тогда вы свободны… любить, как вам заблагорассудится.

Пьер уставился на него.

— Послушай, Пьер. Посмотри вокруг. Даже я не женился по любви. Когда я был молодым, я тоже… — Шабо пожал плечами. — Женятся по необходимости, — закончил он более спокойно.

— Но разве грешно любить? К тому же Маргерит тоже принесет мне богатство. Она не кабацкая девка. Вам нужно только убедить Роберваля…

Бедный Пьер не понимал, что это невозможно. Маргерит была богата, а мать ее принадлежала к знаменитой фамилии. Если бы дело было только в Робервале, Шабо, вероятно, уступил бы, несмотря на ненависть к этому человеку. Но как он мог объяснить Пьеру, что теперь это было не в его власти?

— Я задумываю для тебя прекрасный союз, племянник. Он соединит тебя со знатнейшим домом Франции и решит, я надеюсь, твою судьбу. — Пьер хотел было возразить, но Шабо покачал головой. — Нет, послушай, Пьер. Не мы вершим свои судьбы. Ими владеет король, потом отец, мать и опекун. А если тебе не посчастливилось родиться дворянином, то над тобой стоит герцог, князь, граф, мессир. Я забрал тебя у другого дяди потому, что почувствовал: ты и впрямь можешь принести пользу Франции. Но это не значит, что ты принадлежишь себе — так же и эта девушка не принадлежит себе до такой степени, чтобы соединиться с тобой. Пусть она выйдет замуж за Турнона. Ты же женишься в соответствии с моими замыслами, и мир закроет глаза на связь рыцаря и прекрасной дамы. Может быть, именно ты подаришь Турнону наследника, о котором он так мечтает.

Пьер не верил своим ушам.

— Я приехал к вам, чтобы вы сдержали обещание…

Шабо встал и обнял Пьера за плечи.

— Которого, кажется, я никогда не давал…

— Значит, ваши высокие слова предназначались для юного простофили…

Пьер вырвался из объятий дяди.

— Вам не нужно беспокоиться о моей женитьбе даже на дочери короля. Я женюсь на Маргерит, и ни на ком другом!

— В таком случае тебе нужно было оставаться в монастыре, из которого я тебя вытащил, — голос Шабо стал ледяным. — Ты забываешься.

Тут дверь открылась, и в комнату торопливо вошел Гастон.

— Приехала герцогиня д'Этамп, монсеньер. Она…

— Пригласи ее, — приказал Шабо и повернулся к Пьеру. — Найди капитана де Л'Орель и оставайся в его распоряжении до моего приказа.

Пьер выпрямился, коротко кивнул и направился к двери, где столкнулся с мадам д'Этамп и окинул ее невидящим взглядом. Когда он вышел, Анна подняла сердитые глаза на Шабо, причем ее щеки были одного цвета с ее розовым платьем.

Шабо наклонился, чтобы поцеловать ей руку.

— Я удостоился такой чести, мадам…

— Я пришла сама — несмотря на то, что вы постоянно избегаете меня.

Она села, а Шабо, освободив стол, уселся напротив.

— Кажется, теперь я могу оказать услугу своим друзьям, лишь держась от них подальше, — нежно сказал он.

Анна пристально посмотрела на него и опустила глаза.

— Вы единственный никогда не боялись моего гнева, не так ли, Филипп?

— Сейчас на меня злятся все вокруг, Анна — даже те, кого я люблю, и кто любит меня.

Она посмотрела на дверь.

— Этот молодой офицер — тоже один из тех, кто любит вас?

— Он был одним из них, — Шабо посмотрел на нее с улыбкой, как на дитя, очаровывающее своей прелестью. Много лет она приходила к нему, веря в него даже тогда, когда он сам не верил в себя. Он играл в ее игру, хорошо зная, что временами д'Этамп склонна изображать чистую, неземную любовь.

Она протянула руку, взяла нетронутый бокал Пьера и так нервно его выпила, что несколько капель красного вина пролилось на розовый шелк.

— Филипп, что я могу сделать для вас?

— Ничего, моя дорогая, кроме как защитить себя.

— О! Я хорошо защищена. Он слишком глуп, чтобы поверить, что я могу любить кого-то еще, но даже если он не…

— Он слишком любит вас, чтобы верить.

Мадам д'Этамп равнодушно кивнула.

— Единственный вред, который могут принести слухи, это помешать мне молить о твоем прощении, как я того хочу. Но придет время, когда Монморанси заплатит своими титулами и жизнью за ту ложь, которую он распространяет.

Шабо пожал плечами:

— Он так долго ждал этого момента.

— И сегодня он нашептывает в ухо Франциску. В то ухо, куда шептал ты, Филипп. И он не ограничивается этим. Он заявляет, что у него есть доказательства…

— У него их нет. Они у меня.

— Где?

— В Пьемонте, в безопасности, моя дорогая. Я возьму их, когда они мне понадобятся.

— А мои письма?

Адмирал взял ее за руку.

— Они тоже в безопасности. Хотя они мало что скажут, только подтвердят преданность Его Величеству и теплые чувства к его друзьям.

— Они покажут мой активный интерес к государственным делам, и то, как я помыкала королем ради твоих интересов, когда ты был далеко. Они лишь добавят воды на мельницу коннетабля и Дианы.

— Они в безопасности, дорогая Анна, — заверил Шабо. — Если мне суждено пасть, ничто не увлечет тебя за мной.

Она встала и нежно улыбнулась ему, но потом ее лицо снова стало серьезным.

— Если тебе суждено пасть, то не надолго, обещаю тебе.

Шабо посмотрел на нее и неожиданно протянул руку, которую она поймала. Он почувствовал в ней такую силу, что попытался невольно убрать руку, но она продолжала сжимать его ладонь в своих пальцах.

— Дело не только в тебе, Филипп. Это наша страна, и мы не можем отдать ее в руки врагов.

— Я утратил это чувство, — ответил адмирал. — Я не могу больше верить, что я единственный патриот в этой стране. Монморанси, Диана и, конечно, дофин — они тоже могут сказать: «Это ради Франции!»

— Но это не так! Только ты можешь направить внимание короля в нужную сторону. Я лишь твой инструмент!

— Анна!

— О, это правда. Мы ведь связаны и загнаны в расставленную ловушку — давно, с детства. Четырнадцать лет ты был единственной моей надеждой, и мне не стыдно говорить об этом.

Он улыбнулся, так хорошо зная это настроение.

— Разве они были плохими, эти четырнадцать лет? Ты удостоилась любви короля. Ты хотела этого.

— Да, я хотела этого. Я боролась за это. Послушай, друг мой, у моего отца было тридцать детей, и из них восемнадцать — дочери. Он даже не надеялся найти мне мужа, да и о монастыре нечего было думать, — она выразительно взглянула на Шабо, — потому что я была слишком красива. В четырнадцать лет я была брошена в постель короля, а через год была Павия, затем два года плена. И я была там, когда Франциск вернулся домой, скромно ожидая в опочивальне своей матери. Я уже тогда знала свою судьбу. Я должна была понравиться. Женщина, которая не нравится, превращается в ничто или становится рабочей лошадью. Он научил меня любить и был прекрасным любовником, — на одном дыхании выпалила она.

— Был? — встревожился Шабо.

Она засмеялась и посмотрела на него, чтобы убедиться, что заинтриговала собеседника.

— Мужчина в сорок шесть лет уже не тот, каким он был в тридцать два, даже если это сам король, — сказала Анна. — Бог наградил меня умом, а дьявол — красотой. Я уверена, что один из них хотел создать меня мужчиной, потому что я могу понять, что подразумевает мужчина, когда произносит слово «любовь».

Шабо вздохнул. Он подумал, что предмет разговора был ничтожным и бессмысленным.

— Мой восемнадцатилетний племянник может рассказать тебе о любви. По его мнению, это феноменальное чувство.

Она удивилась такой смене темы разговора и подобрала юбки, чтобы уйти.

— Благослови его. Хотела бы я, чтобы все влюбленные были восемнадцатилетними.

— Он тоже связан, как и все мы, и очень жалеет об этом.

— Красивый молодой офицер? — Шабо кивнул. — Он испытывает непреодолимое желание.

— Ты раскусила нас, ведь так? — удивился Шабо.

• Предыдущая
• 17/66
• Следующая