Тайна старого кладбища - Устинова Анна Вячеславовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/35
• Следующая

– Проходите и не мешайте движению.

Ребята задерживаться не стали. Иван Степанович снова склонился над грядкой.

– Неутомимый он все-таки, – сказала Маша, когда они миновали шлагбаум.

– Вообще-то надо будет потом за ним последить, – отозвался Петька.

– Делать тебе больше нечего, – проворчал Дима, которому слежка за Степанычем представлялась занятием бесперспективным.

– Неужели не понимаешь? – продолжал Петька. – Наш дорогой бывший заслуженный наверняка затеял очередное самостоятельное расследование, чтобы заткнуть за пояс Шмелькова.

– А ведь верно! – округлила глаза Настя. – Слушай те! Может, Шмельков вообще про это дело ничего не знает?

– Я ничему не удивлюсь, – ответил ей Петька. – Во всяком случае, если Степаныч что-то нарыл самостоятельно, то со Шмельковым никогда делиться не будет.

– А вот нас на след вывести может, – вмешалась Маша.

– Я вам о том и твержу, – кивнул Петька. – Последим аккуратненько за Степанычем. Может, и ста нет что-нибудь ясно.

Они сошли с дамбы и быстрым шагом двинулись по берегу пруда на кладбище.

– С Игнатьичем я сам разговор заведу, – решительно заявил Вова.

– Только ты не перебивай, если мы будем ему задавать вопросы, – предупредил Командор.

– Ну!

– И слишком долго не говори, – добавил Дима. – А то ведь заведешься, тебя потом и не остановишь.

– Не заведусь, – пылко пообещал мальчик.

Едва войдя в кладбищенские ворота, он резко свернул налево и уверенным шагом устремился вперед по неширокой, но хорошо утрамбованной дорожке. Остальные едва за ним поспевали.

Метров через пятьдесят дорожка круто изогнулась и вывела всю компанию к бревенчатому одноэтажному домику, на фасаде которого корявыми белыми буквами было написано: «Администрация кладбища».

– Какая еще администрация? – уставился на надпись Дима.

– Это Савелий Игнатьевич так себя называет, – пояснил Вова.

– Понятно, – скривила губы в усмешке Маша.

– Не вздумай над ним шутить, – предупредил Вова. – У него с юмором слабо.

Маша кивнула.

Вова ступил на крыльцо, но дверь домика отворилась еще до того, как он в нее постучал. Перед ребятами появился мужчина лет пятидесяти в грязной майке и старых джинсах.

– К администрации есть вопросы? – сурово спросил он и почесал порядком, отросшую седую щетину на подбородке.

– Дядя Савелий! Это же я! – радостно воскликнул Вовка.

– А-а, – потеплел взгляд у «администрации кладбища». – С чем пожаловал?

– Да так просто, – затараторил Вова. – Поговорить. Ребята интересуются.

– Откуда ребята? – Савелий Игнатьевич с подозрением оглядел членов тайного «Братства».

– Из Красных Гор! – выпалил Вова. – Друзья!

– Друзья – это хорошо, – одобрил сторож и шумно высморкался без помощи носового платка.

Брезгливый Дима отвел взгляд.

– Что это с ним? – удивился Савелий Игнатьевич.

– Он кладбищем любуется, – быстро проговорила Маша.

– Возьми себя в руки, – прошептал Петька Терминатору на ухо.

– Кладбище у нас образцовое. – Сторож явно остался доволен Машиными словами. – Старинное.

Но производственные ресурсы пока еще есть. Захораниваем. Большие люди из Москвы обращаются. Иным, которые понимают, охота могилку иметь на лоне природы.

– Например, этой. Где Голубка, – попытался на вести Игнатьича на нужную тему Вова.

– С Голубкой случай особый, – немедленно отозвался Савелий Игнатьевич.

– Почему особый? – рыжеволосая Настя с интересом взглянула на сторожа.

– Да уж такие дела. – Сторож снова принялся, скрести подбородок.

– Какие? – спросила Настя.

– Такие, – ответил Савелий Игнатьевич. – Как оно водится, если могила проклята.

– Дядя Савелий, ты им расскажи, – вклинился Вова. – А то они мне не верят.

– Почему не верят?

– Ну, как-то странно, – сказала Маша. – Мы раньше о таком только в книгах читали.

– А вы после полуночи сюда хоть раз придите, будет вам сразу и книги и кино, – хитро глянул на них Игнатьич. – Вот, к примеру, позавчера…

Савелий Игнатьевич вдруг замолчал, словно бы решая, следует ли продолжать.

– Что позавчера? – Вова даже разинул рот от любопытства.

– Иду поздно ночью, а мне навстречу тот самый хахаль Голубки, – хриплым голосом проговорил сторож.

– Которого подорвали? – вырвалось у Димы.

– Он самый. И главное, я туда, а он мне навстречу. У меня аж мурашки по телу. Думаю: «Все, Савелий, пришел твой последний час». А мужик улыбнулся мне ласково. Я в кусты. Потом осторожненько голову высунул, а его уж нет.

– Ничего себе, – покачал головой Командор.

– Вам, может, и ничего, – проворчал Савелий Игнатьевич, – а я потом целый день отойти не мог.

– Да уж, – искренне посочувствовал Дима, которому совсем не хотелось бы оказаться в такой ситуации.

– Главное, люди такие солидные собрались на похороны, – продолжал Игнатьич. – Четыре легковых «Мерседеса» и еще один, на котором гроб привезли.

– Красиво, – подыграл ему Петька.

– И гроб прямо загляденье, – с уважением произнес Савелий Игнатьевич. – Дерево дорогое, и работа не наша. А цветы – одни сплошные розы. Всю могилу ими в пол человеческого роста засыпали. Я уж их потом частично прибрал, чтобы зря не вяли.

Ребята переглянулись. Похоже, с этих похорон Игнатьич поимел неплохой доход. Тем более что торговля цветами на станции Задоры всегда шла бойко.

– Такие роскошные похороны, – вкрадчиво проговорила Маша, – а на памятнике даже имени покойницы не написали.

– Я Дмитрию Витальевичу то же самое говорил, – отозвался сторож.

– Какому Дмитрию Витальевичу? – насторожился Петька.

– Несчастному возлюбленному, – объяснил сторож. – Которого после взорвали.

Савелий Игнатьевич перекрестился.

– Что же вы ему говорили? – спросила Настя.

– Он памятник как привез устанавливать, я сразу засек непорядок, – тоном профессионала проговорил Савелий Игнатьевич. – Нехорошо, говорю, Дмитрий. Про голубку есть, а имени покойницы не упомянуто. Видно, мастера твои в Москве забыли. Я даже ему предложил одного. Он у нас за умеренную цену, какую хочешь надпись на камне высечет. А Дмитрий Витальевич мне отвечает: «Не надо». Я прямо весь озадачился. Как же не надо? Не по-людски это, чтобы покойница без имени и фамилии оставалась. И даты жизни и смерти требуется увековечить. А Дмитрий ни в какую. Все твердил: «Воля покойницы, воля покойницы. Как ей хотелось, так пусть и будет. Я перед ней кругом виноват».

– Но вы-то, наверное, знаете, как ее звали? – осторожно поинтересовался Петька.

– Вам-то зачем? – испытующе посмотрел на него сторож.

– Как же! Такая трагедия! – воскликнула Настя.

– Мой вам совет: держитесь от этой трагедии подальше, – порекомендовал сторож.

– И правда нехорошо, что человек безымянный лежит, – Маша решила успокоить «администрацию кладбища».

– Не по-нашему это, – вздохнул сторож.

– Вот мы и думаем, – со скорбным видом произнес Дима. – Пусть хоть у нас в памяти останется имя покойницы.

– А ты, я вижу, парень, разбираешься, – с уважением произнес Савелий Игнатьевич.

– Он у нас будущий историк, – тут же вставила Маша.

– Я тоже раньше учителем истории хотел стать, – заулыбался вдруг мрачный сторож. – Но как-то не сложилось.

– Димка у нас, как будущий историк, считает, что никого нельзя забывать, – ляпнул первое, что пришло в голову, Петька.

– Хорошая, парень, у тебя установка! – Игнатьич явно проникался все большим уважением к Диме.

– Он у нас ведет специальную картотеку, – принялась вдохновенно врать Маша.

– Какую картотеку? – перебил ее брат.

– Настоящий будущий ученый! – продолжала сестра. – Все забывает! У тебя же есть замечательная картотека имен современников для будущей книги.

– Так бы сразу и сказала, – наконец сообразил, куда она клонит, Дима.

– И что ты туда помещаешь? – полюбопытствовал сторож.

– Имена, фамилии, даты рождения и смерти людей, которых знал, – боясь, как бы брат все не испортил, торопливо проговорила Маша.

• Предыдущая
• 14/35
• Следующая