Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 65

• Предыдущая
• 65/122
• Следующая

– Я скажу и это.

– Скорее, если еще дорожишь жизнью!

– Я сведу вас туда, где находится сеньора, – отвечал герцог тихим голосом.

– Чтобы бежать и замышлять новые подлые планы! Нет, шутишь! Признавайся, или…

– Ответ мой не поможет вам; без меня вы не отыщете сеньоры!

– Если ты нашел ее, то и я сумею отыскать. Даю тебе три секунды, – грозно проговорил Валентино, стискивая руку Эндемо.

– Она в Мадриде, – проговорил тот наконец.

– Мадрид велик, говори яснее.

– Спросите отца Кларета, духовника королевы.

– Негодяй! Мне кажется, что даже в ту минуту, когда нож приставлен к твоему горлу, ты замышляешь дьявольские планы. Говори правду!

– Убейте меня, я ничего не знаю более, клянусь вам вечностью!

– Не клянись, эта вечность наступит для тебя очень скоро.

– Убив меня, вы ничего не узнаете.

Валентино задумался на минуту, он понимал, что негодяй был прав, что его следовало связать, помочь дону Агуадо и потом взять с собой в Мадрид.

Долго размышлять не было времени; конечно, самое лучшее было бы предать его заслуженной смерти, потому что пока он жив, никто не мог поручиться за свою собственную безопасность. Валентино остановился на том, чтобы крепче связать его, оставить на полу и как можно скорее отправиться разыскивать своего господина.

– Не трогайся с места! – приказал он, выпуская руку Эндемо, чтобы нагнуться к кровати и наделать веревок из простыни.

Но едва Валентино отвернулся от него, как Эндемо, подобно дикому разъяренному животному, бросился на него и попытался столкнуть в отверстие.

Слуга предвидел это движение, и им овладела такая сильная ярость, что он позабыл все свои расчеты. Он не колебался более: схватил Эндемо и со всего размаху бросил его на пол, так что тот не успел даже вскрикнуть и в судорогах упал замертво.

– Так тебе и надо, убийца! – вскричал Валентино и сильно толкнул его ногой, чтобы убедиться, что перед ним лежит труп. – Я не мог поступить иначе; да простит Господь все его преступления, – прошептал Валентино, отворачиваясь от трупа.

Уже совершенно рассвело, когда он, после многих попыток заглянуть в отверстие и узнать, в каком состоянии находится его господин, вышел из комнаты.

Во всем доме царствовала глубокая тишина, наводившая ужас на Валентино, который хотел проникнуть в подвальный этаж, куда бросили Олимпио.

Горе и отчаяние овладели верным слугой, не замечавшим своей раны, которая, к счастью, была не опасна, так как пуля не пробила ребер Валентино.

Он думал только о своем господине, уныло и боязливо переходя из комнаты в комнату и отыскивая вход в подземелье, где находился Олимпио, который, может быть, давно уже умер и которому его помощь не была нужна.

Самые ужасные картины представлялись его воображению, и он все отчаяннее и торопливее перебегал из одного коридора в другой, внимательно осматривая все углы и стены.

– Презренные! Убийцы! – шептали его губы.

Вдруг в задней части дома он заметил лестницу, ведущую в подвал, где царил глубокий, непроницаемый мрак.

– Дон Агуадо?! – вскричал он громким голосом, припадая к полу. – Сжальтесь, дон Агуадо, где вы? Валентино спешит к вам на помощь!

Ни одного звука, ни малейшего шороха, – глубокая тишина стояла в подвале и во всем доме.

Воротясь в общий зал, Валентино зажег фонарь и при его свете принялся спускаться с лестницы.

Но вдруг он остановился.

– Что если войдут в дом чужие, – прошептал слуга. – Что если они найдут убитых и подумают, что это ты, Валентино, умертвил своего господина? Но будь что будет, я немедленно должен отыскать его…

Освещая фонарем дорогу, он спустился с лестницы, ведущей в подвальную комнату со сводами, сырую и длинную, устроенную на манер старых монастырских погребов. Там и сям виднелись плотно запертые двери, ни единого звука не раздавалось за ними. На потолке не было ни одного окна, ни одного отверстия.

Минута проходила за минутой, отчаяние слуги возрастало. Увидев в стороне коридор и дойдя до его конца, он вдруг остановился: он услышал звук, похожий на тихий подавленный вздох.

Он стоял, затаив дыхание, и не трогался с места. Вновь раздался слабый и как бы исходящий из-под земли стон человека.

– Боже мой, он жив, он зовет! Но где же находится мой несчастный умирающий господин! – с отчаянием вскричал Валентино. – Дон Агуадо, подайте голос, и я немедленно отыщу вас.

Глубокая, мертвая тишина.

– Пресвятая Богородица! Где же мне его искать? Здесь не видно ни одной двери!

Вдруг Валентино, осматривая с помощью фонаря все углы коридора, вскрикнул от радости, увидев в полу узкое едва заметное отверстие. Подойдя к нему, он затрепетал всем телом. Ему в лицо ударил гнилой, отвратительный запах разлагающихся тел. При свете фонаря он увидел в отверстии несколько каменных ступеней. Не колеблясь ни минуты, он наклонился, пролез в трехфутовую дыру и очутился в подземной комнате. Ему казалось, что он спустился в темную, глубокую могилу, наполненную миазмами разлагающихся трупов; у него перехватило дыхание, голова закружилась, и он невольно осенил себя крестом.

– Вперед, – вскричал он, – не робей, не бойся! Дон Агуадо, где вы?

Он старался окинуть взглядом комнату, в которой находился; тихий, глубокий вздох достиг его слуха.

Теперь только заметил Валентино отверстие в полу, через которое проникал дневной свет, но такой слабый, что нисколько не освещал этой могилы.

– Притон убийц, разбойничье гнездо, – шептал Валентино. – Негодяи должны радоваться, что я отправил их на тот свет, потому что в Пампелуне начнется следствие. Но где же несчастный дон Олимпио? Там лежит что-то белое, оно движется. Боже мой, это он, залитый кровью! Он дрожит! О, проклятие вам, разбойники и убийцы! Мой добрый, бедный дон Агуадо!

И Валентино поспешно поставил фонарь на пол и стал на колени возле Олимпио, который при слабом свете казался бледным и ужасным. К счастью, он упал на брошенную подушку, иначе Валентино не застал бы его в живых.

– Дон Агуадо, это я! Неужели вы не узнаете своего Валентино, который наконец отыскал и спасет вас!

– Уже поздно, – проговорил некогда мощный Олимпио; геркулесовское тело его было бессильно, глаза широко открыты, язык и губы высохли и страшно пылали, левый бок в крови, которая и теперь еще сочилась из раны.

– Воды, дай мне воды, – проговорил он невнятно. Тронутый его видом и словами, Валентино сжал кулаки. Он видел, что господину его угрожает смертельная опасность, что негодяи, напав на него во сне, тяжело его ранили.

Прежде всего следовало принести воды, чтобы напоить Олимпио, омыть его рану и потом ее перевязать.

Поспешно он оставил подвал и побежал по коридору назад, в общий зал, откуда принес ведро воды и бутылку вина. Через минуту он был возле своего господина, который без его помощи прожил бы, вероятно, очень недолго.

Смешав вино с водой, он дал ему напиться, потом разорвал его рубашку и, омыв рану, тщательно перевязал ее. С радостью он заметил, что эта первая помощь значительно облегчила страдания Олимпио.

– Ты добрая, честная душа, – проговорил дон Агуадо, – я был на волосок от смерти!

– Я отомстил за вас, дон Олимпио!

– Это сделали со мной хозяин и мнимый герцог.

– Благодарю Пресвятую Богородицу, что вы в полной памяти, это дает мне надежду. Оба негодяя поплатились жизнью за свои злодеяния. Я подоспел вовремя. Если бы я проспал, мы бы оба распрощались с жизнью! Выпейте еще один глоток, вино не повредит вам, дон Агуадо!

– Рана как будто не болит, но плечо, на которое я упал, когда меня скинули вниз, – говорил Олимпио прерывающимся голосом, – это было ужасное падение, и если бы не подушка, я непременно сломал бы себе шею.

– Вам нельзя оставаться здесь, так как этот воздух невыносим, – сказал Валентино, – позвольте мне перенести вас наверх.

– Тебе будет это очень трудно, потому что я не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой! Тело мое точно кусок свинца.

• Предыдущая
• 65/122
• Следующая