О Жизни Преизбыточествующей - Арсеньев Николай Сергеевич - Страница 61

Но если Паскаль исходит из анализа ткани существования человеческого, из анализа наших психологических данных, то ответ получается иным путем — тем путем, которым он сам пережил его: путем прорыва, прорыва не снизу, а сверху, путем активности Бога, который сам обращается к сердцу, сам говорит ему, сам открывается ему. «C’est le cceur qui sent Dieu, et non la raison. Voila ce que c’est la foi: Dieu sensible au coeur, non a la raison» [402].

Бог Сам говорит сердцу. Но вместе с тем это не только открывающийся, но и «сокрытый Бог», «un Dieu cache». Сокрытый и близкий и открывающийся сердцу. Скрывающий Свое величие в Своем добровольном смирении и открывающийся смиряющемуся сердцу. Le Dieu de Jesus–Christ — «Бог Иисуса Христа». «Иисус Христос. Иисус Христос». «Да знают Тебя единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» («мемориал» Паскаля). Вера Паскаля и весь его религиозный опыт ярко и решительно и основоположно Христоцентричны. Но взор его устремлен прежде всего на страдание Христа. «И me semble que Jesus–Christ ne laisse toucher que ses plaies apres sa resurrection … II ne faut nous unir qu’a ses souffranees» («Мне кажется, что Иисус Христос дает прикоснуться после Своего воскресения только к Своим язвам… Мы должны объединяться только с Его страданиями»). В этом выход из нашего «несчастного состояния» — «notre miserе»: «страдание Христово и наше участие в нем. Христос есть ответ на нашу «ситуацию» в мире, на основоположный закон, на самое существо нашего нынешнего положения, нашего нынешнего существования. Можно несомненно знать Бога, не зная своего несчастного положения, и можно знать свое несчастное положение без Бога, но нельзя знать Иисуса Христа, не зная одновременно и Бога и свое несчастие» («On peut done bien connaitre Dieu sans sa misere, et sa misere sans Dieu; mais on ne peut connaitre Jesus–Christ sans connaitre tout ensemble et Dieu et sa misere»). В Иисусе Христе — ответ, единственный ответ, согласно Паскалю. Без Него — отчаяние и горе, misere. В Нем и через Него страдание и горе становятся частью познания Бога, путем к Богу, более — участием в Его жизни. Ибо Бог христианский есть «Бог уничиженный и даже до смерти крестной» — «un Dieu humilie, et jusqu’a la mort de la croix». И «никакая другая религия не проповедовала ненависть к самому себе. Никакая другая религия не может поэтому нравиться тем, кто ненавидят себя и кто ищут Существо действительно достойное любви. И эти люди, даже если они раньше никогда не слыхали о религии уничиженного Бога, услыхав о ней, тотчас бы к ней обратились» («Nulle autre religion n’a propose de se hair. Nulle autre religion ne peut done plaire a ceux qui se haissent, et qui cherchent un etre veritablement aimable. Et ceux la, s’ils n’avaient jamais oul parler la la religion d’un Dieu humilie, l’embrasseriaent incontinent»). Ибо в этом — спасение: возлюбить Бога и возненавидеть себя («II faut n’aimer que Dieu et ne hair que soi … La vraie et unique vertu est done de ce hair, et de chercher un etre veritablement aimable, pour Taimer»). Ведь это отдание себя произошло на кресте, поэтому крест есть для нас и путь и спасение, но более того: он есть присутствие среди нас Страдающего Бога. И Паскаль созерцает это Страдание (в своей «Mystere de Jesus») — Гефсиманскую ночь и Крест: «Jesus … souffre cette peine et cet abandon dans Thorreur de la nuit. Je crois que Jesus ne s’est jamais plaint que cette seule fois; mais alors il se plaint comme s’il n’eut plus pu contenir sa douleur excessive: «Mon ame est triste jusqu’a la mort… «Jesus sera en agonie jusqu’a la fin du monde: il ne faut pas dormir pendant ce tempsla… Jesus etant dans Tagonie et dans les plus grandes peines, prions plus longtemps» [403].

Но Он же утешает со Креста: не мы Его можем найти, Он первый взыскал нас.

«Утешься, ты Меня не искал бы, если бы ты не нашел Меня.

Я думал о тебе в Моем борении, Я пролил за тебя по каплям кровь Мою.

Это более Меня искушать, чем самого себя испытывать — думать, сделаешь ли ты такую–то и такую–то вещь, не предстоящую тебе теперь. Я свершу её в тебе, если будет нужно…

Господь мой, я всё отдаю Тебе. — Ты не искал бы Меня, если бы ты Мною уже не обладал. Итак, не беспокойся». («Consoletoi, tu ne me chercherais pas, si tu ne m’avais trouve». «Je pensais a toi dans mon agonie, j’ai verse telles gouttes de sang pour toi».

— Seigneur, je vous donne tout.

«Tu ne me chercherais pas, si tu ne me possedais. Ne t’inquiёte pas»).

В отдании себя, не Богу вообще, а снисходящему в любви и самоуничижении Богу — ответ: ибо этим Он заполнил пропасть нашей «misere», нашей нищеты, нашего ничтожества и нашего страдания.

Нет другого выхода, другого решения, как Любовь Божия, заполняющая пропасть. Этим устанавливается новая иерархия ценностей:

«Бесконечное расстояние, отделяющее тела, от области умственной, символизирует вместе с тем еще бесконечно более бесконечное расстояние между деятельностью умов и Высшей Любовью, ибо оно сверхъестественно …

Все тела, небесные пространства, звезды, земля и все её царства не стоят малейшего из умов. Ибо он знает всё это и себя, а тела — ничего.

Все тела, взятые вместе, и все умы, взятые вместе, и всё, что они произвели, не стоят малейшего движения Любви. Последняя принадлежит порядку бесконечно более возвышенному.

Из всех тел, взятых вместе, нельзя выдавить малейшей мысли: это невозможно и принадлежит к другому порядку.

Из всех тел и всех умов нельзя извлечь малейшего движения истинной Любви: это невозможно, и другого порядка — сверхъественного». (Не привожу здесь изумительного французского оригинала, ибо это — одно из самых знаменитых мест во французской литературе).

Началась новая жизнь, состоящая в отказе от самоустремления. Один центр жизни заменился другим. Я, как центр моей жизни, заменился Богом. И среди преходящести, болезней, слабости и постепенного умирания, которое есть наша жизнь, началась Жизнь в Боге, вдохновляющая на подвиг, дающая и радость подвига и радость творчества. Смысл и закваска мировой жизни — в подвиге любви бесконечно отдающего Себя в любви Бога, даже до смерти. Смысл нашей жизни — последовать в этом Богу, отринув мелкое себялюбие, служение своему «я» («le moi est haissable»: «я» — ненавистно).

Крест приковывает внимание Паскаля. В Кресте Христовом открылся для Достоевского ответ на вопрос о смысле страдания, о том, можем ли мы (вопрос Ивана Карамазова) «принять мир», сотворенный Богом и ведомый Богом куда–то через страдание и окружающее нас зло. Если Бог — соучастник с нами в нашем страдании, наш брат, товарищ по страданию, тогда страдание освящается Его присутствием; не объясняется, но преображается.

Современная искательница Бога, замечательная по силе своего духа и по своему горению духовному Simone Weil (t 1942) в факте распятия и оставленности Сына Божия увидела величайшее из величайших явлений Бога: в бездне нашего отчаяния Он с нами. Дальше идти нельзя. Самая глубочайшая бездна оставленности; и там, разделяя с нами эту оставленность — Сам Бог. От высоты и величия Бога до бездны отчаяния нашего и страдания нашего расстояние заполнено, пропасть заполнена Крестом Христовым, добровольным самоуничижением — ради нас — Бога. Итак, закон мира есть не закон ужаса, а закон любви, побеждающей ужас.

К этому пришел Паскаль, нашел здесь и опору, и вдохновение, из которых расцвел его огромный талант, и более того — нашел: «уверенность, радость, мир» (Certitude, Certitude … Joie, Paix), опору в жизни и опору в смерти, заполнение и жизни, и смерти открывшимся Преизбытком Жизни.

В 1956 г. году исполнилось сто пятьдесят лет со дня рождения Ивана Васильевича Киреевского (род. 1806 г.) и столетие со дня его кончины (11 июня 1856 года).