Арагонские хроники. Дневник барона Сореала де Монте - Мельников Иван Викторович - Страница 10

– С меня довольно лживых пророчеств и обещаний! – Гетханаар вскочил с трона, разметав ногами догорающий очаг. Вождь встал перед Хирхиром во весь свой весьма внушительный для хоба рост. – Человек убил наших детей, завтра придут следующие и довершат начатое! Я остановлю их, даже если ты не хочешь помогать, старик! И посчитаюсь с убийцей. Шаута сказала, на его щите был единорог…

Шаман проводил глазами обреченного, он знал это точно, вождя. Снаружи раздался звук большого барабана, созывающего воинов. Печально поворошив концом посоха кострище, Хирхир поплотнее закутался в свои одежды. Вокруг заметно похолодало.

– Я не смог остановить его, о царица духов. Гетханаар жаждет мести. Наше племя не примет участия в твоей войне.

Внезапно налетевший порыв ветра запорошил пеплом лицо шамана. Подумав недолго над смыслом этого, несомненно, посланного духами знака, Хирхир поднялся и, прихрамывая, направился к выходу. У него оставалось не так много времени на подготовку к долгому переходу, который вскоре предстояло в очередной раз совершить племени Громоклык.

**

Первым, кого я увидел утром, была Фессаха. Кошка безмятежно посапывала у меня в ногах. На ней не осталось и следа от кроваво-грязной корки, покрывавшей вчера ее шерсть, блохи тоже куда-то исчезли. Зато появился странный длинный шрам на левом бедре. Совершенно непонятно, откуда он взялся – память упорно отказывалась намекнуть, какое оружие или зверь могли оставить такой след. Надо обязательно расспросить ее, когда проснется. Хорошо хоть, вернулась. Привык я к ней как-то.

Позавтракать я решил в саду. По моему приглашению к трапезе присоединилась Эвистрайя. Пока она дичится меня, молчалива и задумчива, но, надеюсь, мне еще представится случай растопить лед наших отношений. Все-таки я не чурбан какой-нибудь! Отец потратил весьма солидную сумму на мое воспитание, и на светских раутах (в том числе столичных) мне удавалось не ударять в грязь лицом. Танцы, галантная беседа, правила хорошего тона, требующие от мужчины предложить, а от женщины, пококетничав, согласиться, – все это мне знакомо.

После завтрака я, снедаемый любопытством, растормошил Фессаху. Кошка якобы просто решила вчера немного погулять в лесу, а шрам на бедре – последствия неудачного прыжка рядом с острой веткой. И что с ней будешь делать? Ладно, наказывать рабыню причин нет.

Гилберт до сих пор не возвратился. И вот где его прикажете искать? Не пойму, весна на них с кошкой так действует, что ли?! Поспрашиваю в Риовейне, может, причина гораздо прозаичнее, например, паренек захотел познать радости плотской любви. Пора уже. Ладно, пускай его.

Поэтому чуть за полдень мне пришлось самому съездить в город за швеей для Саффи. После того как неизвестные бандиты ограбили ее номер, у бедняжки совершенно нет денег, и я сам заплатил мастерице. Признаться, это меня слегка разорило, но отказать девушке я не мог.

**

Клодия задумчиво шла через замковый двор, залитый прощальными лучами солнца. Она только сейчас закончила ревизию помещений, сада и даже горячих источников под стеной, обустроенных в полноценную купальню. Присланные мэром «уборщики» поработали совсем не плохо, но вместе с пылью исчез лишь верхний пласт проблемы под названием «Старый необжитой Штейн».

Привести в более-менее пристойный вид успели второй этаж, где расселились бароны с гостями, да приемный зал с парадной лестницей. Немало. Но недостаточно.

Подвалы Кайт порекомендовал покуда не трогать, намекнув на какие-то странности, якобы случающиеся там, о чем простым людям знать вовсе не обязательно. Клодия не спорила с мажордомом. После нескольких находок, будто случайно попавших в руки наследников, она готова была предположить присутствие в замке привидений, домовых или любой другой нечисти.

Ну, одна-то пикси точно имелась. С нее все и началось.

**

Сиилин притащила откуда-то забавный шлем наподобие головы попугая с гребнем из перьев. Бедняжка от натуги раскраснелась, напрягая силенки, ее крылышки басовито гудели, волосы растрепались, но бросать ношу она не желала. В итоге фея принялась истошно вопить, требуя подмоги. На крик явились Айден и, собственно, Клодия. Маг безмерно заинтересовался находкой подруги, по его словам, шлем представлял собой склад различных языков. «Не склад, а клад! – поправила колдуна Сиилин. – Будешь носить его с собой! Но заруби на носу – он мой!» Пикси пригладила перья на шлемовом гребне и запихнула свое приобретение в айденовскую сумку. Тот обреченно вздохнул. Нарочно, скорее всего, ведь его кошель явно был из тех «бездонных», о которых мечтает всякий путешественник.

Фея согласилась показать, где наткнулась на «сокровище». В покои супруги Ларса заглянул каждый, но никто не решился жить там, даже задержаться на экскурсию. Тяжелый воздух, строгие холодные интерьеры комнат, полумрак. Ну откуда бы здесь взяться нелепому попугайскому шлему?! Однако вот у ростового зеркала в причудливой раме стояла метла, испуская еле заметное магическое свечение, а на столике рядом лежало кольцо с эмблемой Штейнов. В тонком ровном слое пыли виднелась дорожка, там, где Сиилин волокла артефакт. Клодия аккуратно прошла по следу, взяла украшение, метлу и вернулась. Комнаты заперли.

– Теперь ты как взаправдашняя ведьма начнешь летать голой при луне и хохотать по ночам, а также участвовать в оргиях, – сообщила Сиилин и устрашающим шепотом добавила: – Только не смей привлекать к этому моего Айдена!

После открытий, сделанных пронырливой феей, кладоискательский азарт в той или иной степени захлестнул всех. В авантюре поучаствовали даже гости.

Саффи, игнорируя протесты пикси, требовавшей выставить «эту дурацкую потаскушку» за ворота, приняла приглашение Сореала. Несмотря на кажущуюся перспективность этого союза, его достижения свелись к двум очень условно примечательным находкам – пачке писем Ларса и старенькой лютне с лопнувшими струнами. Зато, судя по довольной физиономии Сореала и легкому румянцу на щечках Софии, они преуспели на ином поприще. Наверное, предметы валялись в спальне де Монте, в которой парочка задержалась.

Айден удалился в верхние этажи, где мог всласть повздыхать, бросая печальные взгляды на чащу Черного Леса, скрывающую родное поместье. Лелеять тоску по дому, покинутому чуть больше суток назад, магу активно мешала фея. Сиилин вовсе не собиралась прощать постыдный эпизод с участием «рыжей стервы». Она надсаживала свой голосок, укоряя питомчика за распутство, и дергала его за вихры. Впрочем, пикси быстро надоело морализировать. Нравоучения все чаще перемежались с энергичными поисками разнообразных укромных мест, где, по мнению Сиилин, должны были водиться «интересности». Волшебнику приходилось то отворять массивную дверь, то разворачивать чей-нибудь мраморный бюст, то нажимать на факельное крепление. Вследствие этих манипуляций в ручонки Сиилин попала диадема с рубинами (которую та, как ни примеривалась, не сумела подогнать по фигуре) и статуэтка козлика.

Едва пиксячьи глазки увидели скульптурку, а умишко проник в хитросплетения заклятья, фею уже не волновали никакие сокровища. Отобрать игрушку силой Айден побоялся – Сиилин пригрозила испробовать действие артефакта на нем самом. Стоило произнести ключевое слово, и несчастный, коснувшийся витых козлиных рожек или курчавого бока, превращался на несколько часов в обыкновенного скота, вонючего и тупого. Чародей поспешил признать права подружки на истуканчика и спрятал его в сумку. Украшение же Сиилин хотела сломать, чтобы заполучить кусочек, похожий на гребешок, но тут маг воспротивился. Портить диадему – значило уничтожить наложенное на нее заклинание. Хотя серебряный венец тончайшей работы был прекрасен даже без заключенного в нем могущественного волшебства – в холодном блеске металлической вязи, точно осенние листья в заиндевевшей траве, рдели семь рубинов. Изготовленная на острове Фаэрлин, погрузившемся в океанскую бездну тысячу лет назад, диадема отклоняла от хозяина самые ловкие, сильные и неожиданные удары. К сожалению, предмет мог защитить всего семь раз, не делая различия между молниеносным выпадом мастера меча и булыжником, брошенным мальчишкой. Похоже, Ларс фон Штейн воспользовался охранительными чарами четырежды: лишь три камня лучились ярко-алым, прочие напоминали помутневшие глаза дохлой рыбы. Но если потом заменить рубины жемчужинами или хрусталем, украшение превратится в символ ранней весны, юности, невинности, особенно в иссиня-черных волосах… Маг уже раздумывал, как подарит оберег Саффи в знак примирения, но, услышав очередной пассаж феи про «грязную шлюху», решил отдать диадему Клодии. Вроде бы против нее Сиилин пока ничего не имела.